(XII в.) о Леборхам говорится: ní étas gabail disside, ar ba bancháinte [Windiseh 1880, 71, 12] – «ничего нельзя было ей запретить, потому что была она заклинательницей». Последнее – достаточно спорно, к чему мы предполагаем обратиться особо, пока отметим лишь несколько моментов.
Последний термин, которым воспользовался в своем переводе А. Смирнов, воспроизведен здесь нами более чем условно. Древнеирландское понятие banchainte представляло собой скорее юридический, а точнее – псевдоюридический термин, которым обозначалась особая социально–профессиональная группа своего рода «поэтов–насмешников», исполнявших против знати особые хулительные песни. Тот, против кого такая песнь была исполнена, лишался своего статуса, иногда – жизни, внешность его искажалась и поэтому действительно такому поэту «ничего нельзя было запретить». Мы употребили слово «псевдоюридический», потому что далеко не уверены в том, что в данную группу входили женщины (не говоря уже о том, что сами рассказы о действенности хулительных песен вряд ли следует понимать буквально), однако в традиции мифопоэтической он встречается довольно часто. В английском переводе данного фрагмента саги о Леборхам сказано гораздо точнее – woman–satirist [Cross, Slover 1936, 242], хотя мы далеко не уверены в том, что данное понятие вообще приложимо к нашему персонажу. К сложной теме хулительных песен и их профессиональных исполнителей мы еще вернемся, пока же постараемся точнее обрисовать образ Леборхам на уровне чисто нарративном.
Итак, в саге Изгнание сыновей Уснеха (в данной редакции) именно она указывает Дейрдре на того, с кем та затем бежит от Конхобара, что действительно кончается трагически и для самой девушки, и для ее возлюбленного Найси и его братьев, и для многих других уладов (часть – погибает в распре, а Фергус и Кормак, сын самого Конхобара, уходят от уладов к их врагам коннахтам). В ряде других текстов Леборхам выступает уже не как «сеятельница вражды», но, напротив, как посол–вестник, всезнающий и даже склонный к примирению враждующих.
В саге Опьянение уладов она выступает как вестник короля Конхобара, который должен всего лишь сообщить Кухулину о готовящемся пире: Ro–síacht Leborcham co Dún Delga 7 at–bert ra Coin Culainn tuidecht d’accallaim a cháemaite cu hEmain Macha [MU, 2, 39—40] – «Добралась Лебор–хам до Дуна Дельга и сказала Кухулину, чтобы он пришел со своими поручителями в Эмайн Маху для разговора с королем».
В саге Сватовство к Луайне и смерть Атирне роль Леборхам, как кажется, немногим больше, однако, во–первых, она исполняет не просто функции посла, но также решает, какая именно девушка подойдет в жены Конхобару, во–вторых, в саге кратко описан ее облик, в–третьих, в тексте упомянута другая Леборхам:
Привели к Конхобару двух его гонцов, Леборхам, дочь Аэ и Адарк, и Леборхам Раннах, дочь Уангамайна. Воистину ужасен и уродлив был облик этих посланниц.
[Предания и мифы… 1991, 214]
Как отмечает в примечании к данному месту С. Шкуна–ев, имя Леборхам Раннах ему не известно, однако прозвище ее означает «сеющая раздоры». С последним согласиться можно лишь с известной долей сомнения, т. к. в Словаре ирландского языка в качестве эквивалента др. – ирл. rannach (помеченного как «редкое») дается ’распределяющий еду на пиру’ [DIL–R, 13], однако, поскольку само слово несомненно является субстантивированным прилагательным, образованным от сущ. rann ’часть, доля, раздел’ и проч., то в принципе его можно трактовать и как ’распределяющая, разделяющая’, и, возможно, как «сеющая раздоры». Указанное в тексте имя ее отца, видимо, как–то соотносится с др. – ирл. úaignes ’одиночество, уединение; тайное место’. Нам действительно также нигде не встречались упоминания об этой другой Леборхам{11} , однако, судя по тому, что далее в саге говорится всегда только об одной Леборхам (причем – без указания, о какой именно), мы можем предположить, что в данном случае речь может идти об одном и том же персонаже. Его раздвоение можно объяснить ошибкой компилятора.
В саге Смерть Кухулина именно к ней обращается Конхобар после того, как все улады оказываются пораженными их странным недугом (во время нападения врагов они лишаются силы) и просит ее поспешить к Кухулину, который этому недугу не подвержен, и попросить его в одиночку выступить против вражеского войска (см. [Aided Con Culainn 1978, 76—78]). Но затем она же предостерегает его от сражения и просит остаться.
В саге Болезнь Кухулина проявляется особый аспект социального положения Леборхам (отчасти уже упомянутый в Изгнании сыновей Уснеха) – ей ни в чем нельзя отказать. Уладские жены видят прекрасных птиц и понимают, что поймать их сможет только Кухулин, однако вряд ли он согласиться охотиться них: «Как же нам быть? – спросили женщины. – Не трудно сказать, – молвила Леборхам, дочь Ауэ и Адарк, – я пойду к Кухулину и попрошу его исполнить ваше желание» (пер. А. Смирнова [Ирландские саги 1933, 176]).
В поздней версии саги Изгнание сыновей Уснеха Ле–борхам вновь выступает как посланец Конхобара, причем в данном тексте неожиданно говорится о том, что возлюбленный Дейрдре, Найси, был дорог ей самой (возможно – чисто человечески) и именно поэтому она всегда знала, где именно он находится:
Is amhlaidh, iomorra, do bhí Leabharcham agus ba hannsa lé Naoise iná gach neach eile isin chruinne uair ba minic lé i gcriochaibh an domhain mhóir d’iarmhóracht Naoise do bhreith sgéal chuige agus uadha.
[OCU 1992, 114, 440 —44]
И такой была тогда Леборхам, что был дороже для нее Найси, чем что бы то ни было иное, поэтому часто обходила она пределы великого мира в поисках Найси, чтобы поведать ему новости и узнать новости от него.
Таким образом, как можно судить по перечисленным эпизодам из саг, где фигурирует данный персонаж (по крайней мере – среди доступных нам текстов), Леборхам, с одной стороны, – фигура в лучшем случае третьестепенная, с другой – ее краткие вмешательства, как правило, служат движению и развитию действия. Причем, отметим, практически всегда эти «толчки к действию» приводят к гибели одного из героев (и даже – многих, как в саге Изгнание сыновей Уснеха). Погибает невеста Конхобара Дейрдре, убит ее возлюбленный Найси, на которого ей указала Леборхам, умирает от «волдырей позора» Луайне, погибает в неравном бою и Кухулин. Исключением может быть названа сага Опьянение уладов, в ходе развития сюжета которой уладские герои лишь оказываются в ситуации смертельной опасности, но благодаря уму и силе Кухулина им удается спастись. Сообщенные о Леборхам скупые данные можно суммировать следующим образом:
• она имеет специфический монструозный облик (но вовсе не является «старухой»);
• она обладает умением быстро перемещаться на большие расстояния;
• она много знает о многом и о многих;
• она обладает даром красноречия и убеждения;
• ей ни в чем нельзя отказать (последнее качество, возможно, является естественным логическим продолжением предыдущего, однако уверены в этом мы быть не можем, и, кроме того, для нас важнее не «правда», а осмысление данной логической связи в ранней нарративной традиции).
В принципе мы не можем в данном случае сказать, какой из перечисленных признаков является для этого образа релевантным, а какие – оказываются вторичными. Попытаться выяснить это можно, лишь изучив «случай» Леборхам подробнее и сопоставив каждый признак в отдельности с другими, сходными мотивами в ирландской традиции и не только в ней.
Гораздо подробнее образ Леборхам вырисован в саге Осада Эдара, а точнее – в эпизоде собственно осады, в котором она занимает центральное место. По ходу сюжета улады оказываются отрезанными от мира врагами на небольшом полуостровев крепости Эдар (совр. Хоут, на севере от Дублина). Начинается голод, потому что враги не выпускают их наружу и никого не впускают внутрь, – исключение составляет лишь Конхобар, которому каждый день Леборхам приносит еду, причем причина, по которой враги уладов пропускают ее туда и обратно, в саге даже никак не объясняется, поскольку, видимо, для составителя текста это было очевидно. Далее следует описание Леборхам и краткая история ее рождения:
Mug 7 cumal robatar itig Conchobair. isi gein rucad eturru .i. ind ingen Leborcham. Badochraid dano adelb na ingine .i. adatraigid 7 adaglún innadiaid, adaescait 7 adásáil rempe. Isi toichled Herinn inoenló. cechni domaith 7 dosaich dognithea in Herinn, adféided do Chonchobor isin Chroibrúaid deod–lái. Turtine trifichet mbargen aracind icind tened. cenmotha acuit lasinslúag. Isi tra nobered achuit do Chonchobor arammuin otá Emuin co Etur.
[Talland Etair 1887, 54]
Раб и рабыня были в доме Конхобара. И родился ребенок у них, то есть эта девушка Леборхам. Был ужасен облик той девушки, обе ее ноги и оба ее колена были повернуты назад, а зад ее и пятки повернуты были вперед. Она могла обойти всю Ирландию за один день. Каждое хорошее и плохое, что делалось в Ирландии, все сообщала она Конхобару в его палатах Красная ветвь в тот же день. Порция из трижды по двадцать хлебов бывала у нее перед огнем. Делила она это с войском. Приносила она обычно Конхобару его долю из Эмайн в Эдар.
В саге Сватовство к Луайне названы имена ее родителей – oa ’ ухо’ и adarc ’ рог (в который трубят)’, т. е., возможно, символически она представлена как дочь слуха и слова, сообщения, что вполне соотносимо с ее функциями в сагах (ср. также аналогичная метафора в Разговоре двух мудрецов – на вопрос, чей он сын, поэт и прорицатель Неде отвечает: я сын Ремесла, сына Внимания, сына Размышления [Предания и мифы. 1991, 244]).
В дальнейшем, когда улады предпринимают успешную атаку против лагенов, именно Леборхам приходит к женам уладов и рассказывает им о том, что мужья их находятся на грани жизни и смерти от истощения, но тем не менее находят в себе силы сражаться с лагенами (жителями Лейн–стера): «Тогда Леборхам пошла на север, перед войском, чтобы поведать уладским женщинам о том, что видела, ибо они боялись, страшились и страдали с тех пор, как их мужья захватили Эдар. – . Победили в битве улады после битвы страшной, после рубки, после резни» (оригинал см. в [Dobbs 1949]). Д анное сообщение названо в самом тексте – celmaine ’ предречение, предсказание’, хотя, строго говоря, назвать его предречением трудно. Видимо, в данном рассказе нарратор оказался под воздействием глагола at chonnarc ’ видела’, которым традиционно описывается предречение, изрекаемое пророчицей на основе того, что видит она внутренним взором в состоянии особого экстатического вдохновения (см. об этом подробнее в разделе о пророчице Федельм). Более того, возможно, сам факт известия о победе уладов, точнее – сообщение о нем (т. е. его вербализация), отчасти оказывается равнозначным креации данной победы, и не только уладские жены, но и нарратор автоматически приписал заслугу в этом лицу, которое об этом сообщило (в общем – явление отчасти сохранившееся и в наше время и, видимо, универсальное; о вербализации будущего как его креации в древнеирландской традиции см. в нашей работе [Михайлова