Хозяйка тайги. Сказки сибирских лесов — страница 9 из 15

Мирон к соседу поворотился:

— Может, другую поищем невесту?

— Нет, — отвечает тот, — эта по нраву! Видать, по всему, баба с выдумкой, не проста! На такую и в горе, коли случится, опереться можно, и в радости — никому не уступит.

— Что есть, то есть! — усмехнулся хозяин. — Она у нас первая певунья в округе и на пляски лучшая.

На том сговорились и спать легли. Не спится Спиридону, ворочается. Решил на воздух выйти, прогуляться. Вдоль ограды на задки вышел, к реке отправился. На бережку присел, к деревцу прислонился и задремал, слышь-ка. Чует мужик сквозь сон топот копыт и ржание. Тряхнул головой, отогнал сон, видит: у воды жеребёнок скачет, тонко ржёт, ровно плачет. А рядом конь здоровущий, копытом бьёт, вот-вот затопчет лошадёнка. Спиридон шумнул в голос. Поди, мол, прочь! Конь к нему поворотился. Из ноздрей огонь пышет, от шкуры пар клубами, копытом землю роет. Ну, чисто дракон! А мужик-то тоже не из пужливых.

Разбежался с горушки и взметнулся прямо на спину коняге буйному. Ухватился за гриву, пятками бока сжал, да кулаком стал ему в ухо бить, приговаривая:

— Чего разошёлся-то? Али укорота не ведал ни разу? Ишь, на малого налетаешь! Неймётся тебе?

Конь на дыбы поднялся, стряхнуть пытается наездника. Потом наземь пал, чуть не убил Спиридона. Но и самому досталось забияке — ухватил мужик камень и ну охаживать бока вороные! Вскочил тогда жеребец и помчался вдоль берега да по лесу. Спиридон токмо успевает пригибаться да уворачиваться от веток. Ну, покатал его так-то конёк норовистый, взмок весь, уставать начал. Тут и сказывает он голосом человечьим:

— Пощади, сделай милость! А за то дам я тебе вещицу одну, на всякий случай годную.

— Согласен, — ему в ответ Спиридон откликается. — Только ты отвези меня назад на тот бережок, откуда мы ускакали с тобой.

— Так вот же он! — молвил вороной.

Смотрит мужик, и впрямь, вот он бережок. С коня соскочил, травы нарвал, осушил бока ему мыльные, гриву руками расправил.

— Ступай, — говорит, — восвояси, да малых более не трогай!

Конь фыркнул, гривой потряс и исчез. А под ноги мужику упала подковка медная, слегка стоптанная. Поднял её Спиридон, за пазуху спрятал и в избу побрёл.

Наутро Мирон растолкал сотоварища, пора, мол, свататься идти. Добралась троица до избы вдовьей. Поклонились, как водится, зайдя на двор, и ждут приглашения войти. На крылечко Румяна вышла, усмехнулась, спрашивает:

— Который тут из вас жених?

Вперёд Спиридон ступил с поклоном, в глаза женщине посмотрел и тоже улыбнулся. Та видит, не робкого племени мужик. Хлев отворила, вывела жеребца крепкого да высокого.

— А ну-ка, молодец, оседлай моего работника Крутояра, покажи удаль свою.

Ну, Спиридон помолчал, к коню пригляделся, обошёл его со всех сторон и молвит:

— Однако прихрамывает, сердешный, поранен ли?

Достал подкову из-за пазухи, подошёл к животному и поднимает переднюю правую ногу.

— Подковку потерял твой красавец! — посмотрел на Румяну. — А я вот нашёл! Отвести надо к кузнецу, чтоб подковал.

Коня за гриву ухватил и повёл вон со двора. Сваты рты раскрыли, на такое глядя. Видано ли дело, чтоб ведьмак — так меж собой того коня окрестили селяне — послушно шёл вслед за чужим! И Румяна смутилась, не ожидала такого поворота. А Спиридон в кузню вошёл, договорился с кузнецом, тот было на дыбки — боязно, мол, работать, затопчет, а не то зашибёт. Но всё же взялся. Спиридон шею коню гладил, а кузнец своё дело делал.

Ну, потом вскочил жених на подкованного жеребца и стрелой промчался вдоль по улице и обратно. Во дворе у Румяны с коня спрыгнул и поклонился, лукаво глядя на неё. Та видит, как дело обернулось, губу прикусила в досаде, а сама в пояс поклонилась со словами:

— Был ты просителем, стал наречённым, войди в дом хозяином.

Свадьбу быстро сладили, избу и постройки продали, животину с собой взяли, на телегу скарб погрузили и направились в село мужнино. А хозяйство немалое — две коровы, два бычка, кур с десяток, двадцать утяток, восемь гусей да пара лошадей. Для птиц Спиридон клетки изладил, на телеги поставил, коров да бычков привязал к телегам. Ребятишек посадил повыше, сам за кучера сел, да и подались они семейством на новое место жительства. Детишки ещё и кошку с собой взяли — как бросишь родное! — а рядышком пара собачек бежала, опять же не оставишь. Хотела Румяна кошку и собак пристроить соседям, но дети в слёзы ударились, Спиридон и позволил.

— Пущай берут! — молвил. — Беды в том не будет.

До реки добрались, пришлось плот ладить. И вторая переправа нелегко досталась, но ничего, никто не пострадал, всё ладно вышло. Через три дня в село приехали. Обустроились помаленьку, пообвыкли. Румяна хорошей хозяйкой, как и сказывали, оказалась. Всё в руках у неё кипело. Только видит Спиридон, что она ходит смурная. Он и так и эдак, а она глаза отводит в сторону и молчит. Призадумался мужик. Раз на вечерней зорьке сидит возле избы, самосадом пыхает, а сам себе думу думает, что с женой делать. Видать, не ко двору пришёлся! Обидно ему, на душе горько. Могла бы и отказать, раз не глянулся!

Тут послышалось ему ржание невдалеке. Любопытно стало, он туда. Смотрит, ближе к лесу конь знакомый фыркает, головой мотает, вроде приглашает подойти. Спиридон не побоялся, приблизился, а это вороной, что катал его в ночь перед сватовством. Глазом косится на мужика, боком подталкивает, садись, мол. Ну, вскочил Спиридон из интересу. Помчались они по тропкам неведомым. Вскоре достигли опушки, здесь конь остановился, седок соскочил, оглядывается. Видит, старичок седенький трубочку курит, на пеньке сидя. Борода у него длинная, почитай до земли тянется и шляпа чудная на голове, с полями широкими, так что лица не видать. Спиридон на жеребца глянул, тот к дедку идёт. Мужик следом. Почитая старость, поклонился до земли и спрашивает:




— Поздорову ли[75], дедушка?

— По годам, — отвечает тот. А голос, слышь-ка, молодой!

Голову приподнял, глазами тёмными сверкнул и продолжает:

— Слыхал я, у тебя думки горькие имеются?

— Так-то так, да откуда вам то ведомо? — удивляется мужик.

— Откуда? — усмехнулся собеседник. — Отсюда не видать и быстро не доехать! Присядь-ка, поговорим, — и рукой показывает на пенёк рядом.



Присел Спиридон, а самому неуютно. Дед подымил ещё малость и сказывает:

— Румяна — внучка моя, отца её зовут Зочин, он тебя сюда доставил, — Спиридон оглянулся, рядом с дедом вместо коня крепкий мужчина средних лет стоит. — Мать её, Зурга, с южных степей родом. В пору чёрного мора весь её род на «нет» сошёл. Зочин нашёл девушку при смерти, выходил, дочка у них родилась по имени Наран, солнце по-вашему. Зурга умерла родами, хрупкая была. Сын мой дочку к селу вынес, взяли её люди добрые, Румяной назвали. Так всё было.

У Спиридона от этих слов голова кругом пошла. Сидит, не знает, что сказать, а старик продолжает:

— Румяна подросла, Зочин ей показался, рассказал всё, мужа для неё нашёл. Хороший был охотник, утонул, мой недогляд, — старик тяжко вздохнул. — Потом ты пришёл, Зочин сказал, что ты хозяин справный, мужик ладный, Наран стала твоей женой. Так всё сложилось.

Старик вновь задымил и, казалось, заснул. Спиридон тихо кашлянул и осмелился спросить:

— О чём тоскует Румяна? Не зазря ли пошла за меня? Вижу, не люб я ей.

— Не в том дело, — очнулся умолкший было дед. — Наран может оборачиваться лошадью, но без ведома мужа это не разрешено. Согласишься ли ты дать ей счастье лететь в быстрой скачке по полям и долам?

Тут Спиридон совсем очумел. Таращится на дедка и в толк взять не может, вправду ли такое услыхал или ему мерещится. Потом очухался слегка, призадумался. Видано ли, чтоб женщина лошадкой по полям носилась? С другой стороны, всяко бывает дивного в жизни. Кивнул мужик в знак согласия, а вслух сказал:

— Пусть себе скачет, раз душа того требует!

Обрадовался старик, заулыбался.

— За это, мил человек, хочу тебе дар сделать. Вот, возьми, — и подаёт ему подкову серебряную, — коли захочешь сам в коня перекинуться, брось наземь и скажи три раза «морь». А назад в человеческий вид воротишься, коли три раза через подкову переступишь. А теперь ступай, Зочин доставит тебя назад в село.

Спиридон подкову взял, поклонился, смотрит, а пенёк пуст, токмо дымок ещё витает около. Вместо мужчины, что возле старика стоял, конь вороной в нетерпении перебирает ногами. Взлетел тогда Спиридон на него и помчался домой. Утром к жене подошёл, обнял, подкову показал, всё рассказал. Заулыбалась Румяна, мужа крепко обняла, поцеловала.

— Спасибо, — говорит, — что понял всё и не предал меня поруганию. Не бойся, никто ничего не узнает. Давай в эту же ночь поскачем с тобой вдвоём, я покажу тебе луга сочные, там, где душа обретает покой и счастье.

На том и порешили. С той поры всё у них наладилось, хозяйство в гору пошло. Румяна ещё двух парнишечек принесла на радость мужу, а потом и дочурку подарила. Разрослась семья. Жили они по тем временам долго, до глубокой старости. В один год и на покой ушли. Сначала Спиридон, потом Румяна. Оставили в наследство старшему сыну подкову серебряную, рассказали секрет. Говорят, что в местности той долго ещё разговоры бродили о том, что встречали, мол, люди ночами пару лошадей вороных и, мол, подковки у них серебряные так и блистали, когда они неслись быстрым ветром по полям.

Ну вот, ещё один секрет рассказала вам, не пожадничала. И вы далее своим потомкам передайте. Кто знает, настанет такой день, когда любой сможет овладеть умением перекидываться в лошадку и скакать по бесконечным полям радости. Но для этого надо научиться любить всякий облик и не предавать поруганию то, что вам не понятно.




А подковка та по сию пору в сохранности! Подарочек Велеса[76]. Вы ведь догадались, верно, что со Спиридоном сам бог Велес беседовал? Лошадок он дюже уважал, потому и подкову в народ пустил волшебную, да не одну, чтобы смогли люди побывать в шкуре этого животного и понять, как прекрасна земля наша. Ну, и знамо дело, чтобы уважение к лошадкам проявляли, ведь они наши первые и преданные помощники.