Вздрагивает, когда мои босые ноги неслышно касаются пола, утопают в пышном ворсе ковра. Я невесома как дуновение ветра в своём сне – но он меня чувствует. Не оборачивается, словно боится спугнуть.
А я снова позволяю себе забыться, на минуту поверить в то, что мои сны – всего лишь сны. И медленно, точно предопределение, иду к человеку, который стал вдруг значить для меня так много. Когда это случилось? Как? Я не знаю. Я не помню, как было по-другому. Знаю только, что его прикосновения нужны мне будто воздух. Я хочу хотя бы маленький вдох сделать во сне этой ночью, прежде чем снова нырнуть с головой в пустые и тусклые дни, в которых я одна.
Подхожу и склоняюсь к нему, обнимаю сзади за шею, прижимаюсь к щеке. Чувствую успокоительную твёрдость плеча под локтем.
И мы замираем в этом уютном мгновении – на острие между двумя расставаниями.
Слабый ручеек силы течёт в меня – от кожи к коже, от тела к телу, от тепла к теплу. Возвращается ко мне. Так же, как возвращается ощущение жизни. Сердце сладко замирает при мысли о том, как ослепительно прекрасно было бы это прикосновение наяву.
Мои волосы падают Дункану на плечо. Он осторожно берёт в ладонь одну длинную прядь, пропускает сквозь пальцы. Любуется, как на них играют блики огня. Тихий голос касается меня так же осторожно, так же бережно.
- Я который день бьюсь над твоей загадкой, Сказка. И всё без толку. Помоги мне её разгадать.
- Некоторым загадкам лучше оставаться неразгаданными, - грустно улыбаюсь и пытаюсь отстраниться.
Горячая ладонь ложится на моё запястье, сжимает его там, где трепещет пульс.
- Ты живая. Ты настоящая. Я чувствую биение твоего сердца. Почему ты не можешь остаться со мной? Почему уходишь так быстро?
Я не знаю, как ему объяснить. «Потому что я не хочу слышать, как в твоём голосе вместо этой странной потаённой нежности зазвенит леденящая сталь? Не хочу видеть, как в серых глазах ядовитым цветком расцветёт ненависть?»
- Мы ещё встретимся. Обещаю. Только… остановись и дождись меня. И однажды я тебя догоню.
Он не отвечает, только пальцы сжимает крепче – не хочет меня отпускать.
- Пусти. Так будет лучше… - шепчу снова, и горло перехватывает от непролитых слёз.
А потом едва заметно касаюсь губами холодного краешка уха…
…и просыпаюсь раньше, чем он успевает обернуться.
За полчаса до рассвета я обошла таверну, наложила заклятье обережного круга. Отныне и на ближайшие несколько недель это место защищено от Тишины.
А когда вернулась, у дверей конюшни меня ждал трактирщик. Он сменил фартук на кипенно-белый. Нервно переступал с ноги на ногу, поглядывая исподлобья.
Увидев меня, замялся, а потом протянул на овальном жестяном подносе ту самую серёжку, что вчера забрал.
- И это… не гневайтесь, милсдарь… но не могли бы вы уехать уже сегодня?
Рассвет над Северным трактом оглушающе красив.
Перед отходом я выспросила у трактирщика, что холд Нордвинг всего в трех днях пешего пути отсюда.
Оставалось узнать, кто придёт раньше – я… или Ночь первых холодов.
Глава 18.
Ранним утром третьего дня я остановилась на распутье и осознала, что у меня нет совершенно никакого понятия, куда поворачивать.
Солнца я не видела с самого начала похода – высокое строгое небо было затянуто плотным саваном облаков. Пустынный Северный тракт тонул в седых клубах тумана. Они медленно расползались по ровной, слегка всхолмленной местности, где на много миль вокруг глазу было не за что зацепиться – лишь тронутая осенним дыханием блеклая трава, в которую тут и там были вплетены лиловые нити вереска. Сегодня под моими ногами впервые хрустнула тонкая плёнка льда.
Здоровенный каменный указатель выше меня ростом был сделан в виде сидящей на столбе четырёхкрылой совы – символа Оуленда. Оплывшая от времени, со стёсанными углами и обломанными по краям перьями, она одно крыло прижимала к груди, а тремя оставшимися указывала строго по направлению путей. Кое-где камень хранил следы чёрной копоти и сажи, будто побывал в огне. И самое неприятное – буквы, что были на нём вырезаны когда-то, теперь никак не получалось разобрать.
А все три дороги, что убегали из-под камня, меж тем вели на Север, куда и мне нужно было, только под разными углами. Ну и которую выбрать?
И почему я не озаботилась поточнее выспросить дорогу, когда была возможность? Местные, видимо, и без того прекрасно знали, куда поворачивать, и читать надписи им было ни к чему. Ну, или не все были достаточно грамотные. Оставался ещё третий вариант, самый неприятный – меня нарочно хотели запутать и снять с себя ответственность перед лордом Нордвинга, если вдруг он вздумает когда-нибудь разбираться, кто навёл "тёмного мага" на холд.
«Тэми, как ты себя чувствуешь? Если я полечу на разведку, дождёшься меня?»
Ах да. А ещё волны боли от заклятия расползлись уже по всему телу, и я огромными усилиями воли заставляла себя снова и снова передвигать ноги на пути к цели. И если до цели ещё далеко… Я не уверена, что могу просто спокойно сидеть и ждать, пока Совёнок разведает каждый из трёх путей.
Если я сверну не туда, моего утекающего сквозь пальцы времени может просто не хватить, чтобы вернуться и попробовать снова.
- Я не знаю, что делать… - призналась я тихо. – Просто не знаю.
Момент, когда она появилась, я пропустила. Моргнула – и вот уже сидит на указательном камне, словно соткалась прямо из тумана.
Белая сова с золотым, как древний клад, взглядом. Настоящая.
И сидит она, вцепившись острыми крючьями когтей именно в то из каменных крыльев, что указывает прямо.
Совёнок спрыгнул с моего плеча, кинулся вперёд… Но сова исчезла раньше, чем он сделал три взмаха крыльями и добрался до камня. Теряя равновесие от неожиданности, он всё же уцепился в последний момент за перекладину одного из каменных крыльев.
- Ты с ней не смог поговорить? – спросила я тихо и так осторожно, будто каждое громкое слово ещё сильнее било молотком по моей гудящей голове. Шагнула, уселась под столбом, прикрыла глаза. Слабость во всём теле подкралась предательски внезапно.
Голос Совёнка звучал обескуражено.
«Тэми… она такая странная! Знаешь, каждое живое существо ощущается как водоём. И в нём текут жизненные токи. У цветов – словно капли росы крохотные, у деревьев – бурливые ручьи…»
- А у меня?
«У тебя – полноводная спокойная река».
- И эта сова…
«Океан, скованный льдом».
Но всё же мы решили довериться этому океану. И пошли прямо.
Когда к вечеру третьего дня холд Нордвик выступил из сумерек, пожар боли охватил уже меня всю – и я понимала, что восхождение к вершине этого крутого холма будет последним, что я сделаю в своей жизни, если вдруг окажется, что хозяина нет дома. Пророчество шло за мной по пятам, дышало в спину и вот-вот собиралось настигнуть.
Гордый силуэт массивного здания был чётко очерчен на фоне вечернего неба. Чёрный как ночь новолуния, холд врастал в гребень холма, охватывая его полукругом После низеньких деревенских домишек двухэтажный холд, сложенный из массивных плит и валунов, казался мне каменным монстром. Какой силой, каким упорством должны были обладать люди, что построили его здесь – на такой круче!
Узкие окна-бойницы подозрительно поглядывали с высоты на открытое пространство у подножия возвышенности, куда ни один враг не подобрался бы незамеченным. Двускатная крыша в центре, плоская – у одноэтажных крыльев, которыми Нордвинг обнимал вершину холма.
Дом моего тёмного воина был похож на кольцо с ониксом. Такое у Верды в сокровищнице тоже имелось.
Несколько троп вились по склонам холма, петляя. Они были разной ширины – одни для телег, другие для простых путников. Я выбрала самую узкую и неприметную. На остальных было всё так же пусто. Кажется, здесь тоже ждут приближения Ночи первых холодов.
Я поднималась всё выше и выше – и только свет, мерцавший в окнах, танцующие блики живого огня в каменных чёрных провалах, давали мне сил не останавливаться. Совёнок вцепился в плечо, тревожно глядя в темноту. Распушил перья, пытался меня греть. Он был молчаливый и притихший, не сказал ни слова с тех пор, как Нордвинг показался на горизонте.
А потом стылый северный ветер – здесь, на высоте, выстужающий живое тепло до самых костей – принёс звуки весёлой музыки, топота и песен. В холде праздник?!
Тяжёлые дубовые ворота распахнулись, стоило мне робко в них постучать. Кажется, привратник давно меня заметил. Я уже настроилась врать поубедительнее – но приземистый бородач в кольчуге без лишних слов кивнул в сторону внутреннего двора. Интересно, они тут в холде Нордвинг все такие же, как хозяин, – угрюмые и молчаливые, как на подбор?
- Что, правда можно? – не удержалась я.
«Тэмирен!!! Не лезь на рожон. Пустили – иди молча и радуйся!»
- По приказу лорда, накануне Ночи первых холодов пускаем всех без разбору, - хмуро пояснил бородач, закладывая обратно здоровенный брус засова. – Да к тому же к нам сегодня и так много чужого люда привалило. Одним больше – одним меньше… - он пожал плечами.
Я нервно оглянулась. Впереди, в полукруглом выходе из тёмного мешка прохода в стене, уже маячили фигуры танцующих людей, огни костров. Раздавалось нестройное пение.
- А… что все празднуют?
- Наш новый король почтил холд Нордвинг своим драгоценным присутствием, - бородач сплюнул себе под ноги и уселся на скамью поодаль, возобновил занятие, которое я, очевидно, прервала – заточку секиры. – Пришлось открыть все кладовые, чтоб показать, как сильно мы счастливы. Так что ступай смело. Ешь, пей, веселись… Только дальше двора не суйся, где простому люду наливают.
- Почему?..
- В большой зал стража королевская никого не пускает - может подзатыльником угостить, если зазеваешься. Там сейчас наше Величество… трапезничать изволят. И эти его две… Орденские, - кажется, он едва удержался от бранных слов. Впрочем, тяжёлый презрительный взгляд, который привратник бросил в сторону маячивших вдали окон первого этажа, с лёгкостью позволил мне дорисовать пропущенное.