жно перевести дыхание…
Огромная ель с грохотом обрушивается на тропу. Еще бы чуть-чуть, и всё. Из елового пня, из неровных ошметков коры и древесины выбираются на волю жуки со светящимися панцирями, гудящей волной застилают тропу впереди. Когда только успели обогнать? Двигаться по тропе, покрытой жуками, неудобно и жутковато. Панцири с треском лопаются, едва на них наступишь, оттуда вытекает резко пахнущая жидкость, подошвы скользят. Только бы не грохнуться на эту непрерывно шевелящуюся, склизкую поверхность… Беглецам скоро надоедает осторожничать, они уже нарочно топчут живую преграду ногами, брызги так и летят в стороны. Когда живая тропа обрывается, парни оказываются на уютной поляне, окруженной осинами.
Только что лес был враждебен и опасен, но сейчас наступила передышка. Темные ели остались позади, осины сочувственно кивают верхушками, расправляют ветки с чуть подрагивающими листьями. Посреди поляны горит костер. Его свет холодный, но такой манящий… Над языками пламени вьются прозрачные бабочки. Беглецы садятся на корточки возле костра, чтобы хоть немного передохнуть. Одна из бабочек доверчиво опускается Тимуру на плечо, то складывая, то вновь раскрывая крылья, совершенно прозрачные, лишь светлые прожилки немного выделяются.
Огонь успокаивает, внушает надежду, что все плохое осталось позади. Они посидят еще немного, потом поднимутся и отыщут путь из чащобы. А пока с ними ничего не может случиться, они в безопасности. Тимуру приходит в голову мысль, что лучше даже дождаться здесь утра. Он хочет сказать это своему спутнику, но губы почему-то шевелятся беззвучно. Охватывает сонная истома, из-за которой уже не хочется ни двигаться, ни разговаривать, ни беспокоиться о собственном спасении. Будь что будет… Над травой поднимается едва заметный туман, постепенно окутывает пространство вокруг мягкой пеленой. Парень, который сидит рядом с Тимуром, уткнувшись лбом в свои колени, резко поднимает голову, вскакивает с места.
– Вставай!
– Сейчас…
Тот не желает ждать, хватает Тимура за плечи, заставляя подняться. Вдвоем они медленно бредут по поляне. Она казалась такой маленькой, но сейчас раскинулась широко-широко. Вся заполнена клубящимся туманом, который поднялся уже почти до пояса и сгустился. В тумане, где-то у самой земли, слышатся шорохи и всхлипы.
Кое-как перейдя поляну, парни снова выходят в колючую темноту. Даже не поймешь, где будет хуже… И все же они упорно идут вперед. А дорога никак не заканчивается. Деревья скрипят, цепляются за одежду корявыми ветками. На толстых стволах то и дело появляются огромные дупла, каждое готово затянуть, засосать в глубину, к самым корням и дальше, глубоко под землю. Стоит только зазеваться…
Беглецы то пытаются ускориться, то вынужденно замедляют движение. Им не выбраться из обезумевшего леса… Поодиночке не выбраться. Но вдвоем парни поддерживают друг друга, помогают перелезать через поваленные деревья. Почва проваливается под ногами, Тимур еле успевает удержать своего спутника на самом краю… Они ненадолго замирают над бездонной ямой, потом обходят ее, прижимаясь к стволам, и снова идут…
Деревья редеют, уже не нависают угрюмыми кронами. Еще немного, и впереди появляются просветы. А вот и знакомая опушка… Родник мерцает в лунном свете. Все-таки выбрались.
Вокруг теперь не так светло, как было, когда Тимур шел по лугу. В небе больше нет созвездий из цветов, и даже обычных звезд не видно. Одна лишь луна тускло светится.
Тимур не спрашивает у своего спутника, кто он. И так все понятно. Они похожи как две капли воды. Только одежда разная и волосы подстрижены по-другому. Миннур поправляет ворот клетчатой рубашки, той самой, в которой был снят на фотографии.
Молча удаляются от леса, шагают плечом к плечу…
Метрах в двадцати от склона Миннур останавливается как вкопанный.
– Дальше мне нельзя. Прощай…
Тимур на мгновение стискивает его руку в своей руке. Может, ему только кажется, но рука Миннура уже не такая ледяная. Она даже чуть теплая.
Возле самого склона Тимур оборачивается, однако Миннур уже исчез.
Найти подъем не удается, хотя Тимур уверен: это то же самое место, вон рядом приметная искривленная береза. После недолгих поисков, отчаявшись отыскать привычную тропу, решает подниматься прямо по склону. Не самое безопасное решение, но что же делать, иного выхода нет. Он карабкается наверх, хватаясь за стволы и ветки, на ощупь отыскивая твердую почву, на которую можно поставить ногу. Подъем длится долго, кажется, ему нет и не будет конца. А ведь давно должен был показаться край обрыва, столько времени уже прошло. Тонкий стволик, за который держится Тимур, с хрустом ломается… В последний момент Тимур успевает вцепиться в прочную ветку большого куста калины. Застывает, прижавшись щекой к прохладным листьям, через несколько минут упрямо карабкается дальше.
Не верится, что подъем завершен, но это действительно так. Тимур переваливается через край обрыва. Стоит на коленях среди травы, опираясь ладонями о землю. Когда дыхание восстанавливается, встает, шатаясь, идет к ограде. Сквозь кроны берез виднеются ирга и крыша бани. Совсем близко…
Тщательно закрывает засов.
Больше никогда он не войдет в березовую рощу. Это был последний раз.
Дом кажется огромным сгустком темного, непроглядного тумана. Вот сейчас он развеется, и останутся только ночь да лунный свет… Конечно, туманный дом – это всего лишь мираж. На самом деле он по-прежнему стоит на высоком прочном фундаменте, и крыльцо тоже никуда не делось. Входная дверь послушно открывается.
Уже оказавшись в столовой, Тимур вспоминает, что забыл снять кроссовки. Но снова открывать дверь комнаты, возвращаться в прихожую нет сил. Он прислоняется спиной к стене.
На противоположной стене появляется темный силуэт. Сердце будто кто-то сжимает жесткими холодными пальцами. Ложная тревога… у страха глаза велики. Испугался собственной тени.
Однако тень поднимает руки, хотя у самого Тимура руки неподвижны, и начинает расти…
Это уже слишком… Тимур соскальзывает на пол и проваливается то ли в беспамятство, то ли в черный глухой сон.
Глава 29
По гладкому деревянному полу разбросаны ажурные прямоугольники – блики от тюлевых занавесок, сквозь которые в дом заглядывает рассвет. Летняя ночь коротка, ее темные тени долго не задерживаются, не то что зимой. Тимур открывает глаза. Он, оказывается, так и пролежал остаток ночи на полу, скорчившись у стены. Проводит ладонью по вороту футболки, снимает прилипшую паутину. С трудом встает, идет в закуток перед кухней. Из зеркала над раковиной смотрит белое лицо с синяками под глазами и неподвижным взглядом. То ли живой человек, то ли призрак, сразу и не разберешь. Повезло, что дэу эни не проснулась. На щеке царапина… Все-таки он удивительно легко отделался… Тимур осторожно поворачивает кран, чтобы вода лилась тонкой струйкой и не шумела. Умывается, расчесывает спутанные, растрепавшиеся волосы, пытается привести себя хотя бы в относительный порядок.
Надо бы переодеться, а еще лучше лечь в постель и поспать хоть немного. Но оставаться в замкнутом пространстве не хочется, тянет на свежий воздух.
Тимур выходит наружу и опускается на ступеньку крыльца. Рассвет уже погас, небо затянулось серыми облаками, в воздухе чувствуется сырость. Откуда-то выныривает Гром, кладет тяжелую голову на колени Тимура. Тот гладит мохнатый собачий загривок, почесывает Грома за ушами и постепенно успокаивается. Рядом с этим теплым и сильным созданием как-то уютней.
Дикий смех хозяйки озера, душный туман, метания по зачарованному лесу на пару с мертвецом – все это осталось в ночном кошмаре. Древнее зло далеко, на дне, отделено от реальности почти отвесным обрывом, и встреча больше не повторится.
Гром вдруг настораживается, и не зря. Слышно, как подъезжает и останавливается у ворот машина. Кто-то колотит в калитку. Кого могло принести в такую рань?
В сопровождении пса Тимур подходит, заглядывает в узкую щель над почтовым ящиком и поспешно отодвигает засов, впускает Ильшат абыя.
– Я за тобой. Ренат ночью в аварию попал. Мне позвонили, сказали: состояние критическое. Собирайся скорей.
Дальше время закручивается спиралью, и Тимур уже не слишком четко осознает, что происходит и кто что говорит. Но все меняется очень быстро.
Вот уже Зубаржат обнимает правнука дрожащими руками, торопливо шепчет слова молитвы. Дэу эни остается лишь ждать в одиночестве и верить, что Аллах поможет ее внуку. Тимур только сейчас замечает, что ветки высокой яблони, свесившиеся через ограду сада, безжизненно поникли. Или вчера тоже так было?
Крупные капли прилипают к стеклу, исчезают под напором дворников. Их сменяют следующие капли, и так непрерывно, без остановки. Дождь начался сразу после выезда из деревни.
Ильшат абый нарушает затянувшуюся тишину в первый раз с того момента, как сел за руль:
– Ничего, может, еще обойдется.
Тимур молча кивает.
Из-за потеков на стеклах силуэты стройных сосен по обе стороны трассы расплываются, кроны обретают новые очертания, колючие ветки кажутся изломанными. Реальность за окном становится какой-то иной, и, наверное, теперь так будет всегда.
Тимур даже толком не попрощался с отцом. Тот с утра торопился в Казань, разбудил буквально за пять минут до отъезда, коснулся плеча.
– Пока. Я позвоню еще.
– Пока.
Вот и все. И ничего, кроме одной эсэмэски и одного короткого разговора. Не может быть, чтобы так оборвалось…
Дождь понемногу затихает, но не прекращается – похоже, зарядил на целый день.
Уже близко то самое место, глубокая вмятина на дороге, которая исполняет желания, как верил Тимур в детстве. Машина на мгновение зависает в невесомости…
«Только бы он выжил. Все что угодно отдам за это!»
В ушах звучат обрывки какой-то мелодии, нежные высокие ноты перемешиваются, но мотив знакомый… Совсем недавно Тимур слышал ее, когда ехал с отцом в деревню.