– Нет. А должна?
Она оторвалась от тарелки ровно настолько, чтобы разрезать вафлю. По сравнению с первым днем в отеле Дафна кормила ее просто по-королевски! Кухарка хлопотала, как наседка, с таким воодушевлением отмечая улучшившийся аппетит хозяйки, что Кайле становилось не по себе. Неужели сестра ела как птичка?
Луис скривился, но все-таки продолжил расспросы:
– Слышал, ты наняла на работу тьенну Краст. Зачем? У нас есть семейный доктор.
– Он очень занятой человек, не хочу беспокоить его по пустякам, – пояснила Кайла.
Если подумать, этот семейный доктор даже не удосужился заехать к ней после обморока, а на шрамы сестры и вовсе не обращал внимания. Кайла подумывала, не уволить ли его, но пока не была готова к конфликту с гильдией целителей.
Она задумчиво обмакнула вафлю в соус, но не успела съесть ни кусочка – Луис выбил вилку у нее из рук, а тарелку отшвырнул к стене.
– С ума сошла?
– Я?! – Она впервые видела Луиса напуганным.
– Там орехи! Хочешь умереть от анафилактического шока?
И правда, забыла. Кайла вытерла рот салфеткой, лихорадочно решая, что сказать.
– Это лесной орех, а у госпожи аллергия на кедровый. Не волнуйтесь, я за всем присматриваю, – вмешалась Дафна, махнув поваренку рукой, чтобы сбегал за веником.
Ложь слетела с губ кухарки так безмятежно, что Кайла и сама поверила. Кажется, ей стоило поговорить с ней – та выгородила ее, но какие преследовала цели? И поняла ли, кого на самом деле защитила?
Сестра страдала от аллергии на любые орехи. Даже от крошечного орешка во рту она начинала задыхаться и покрываться пятнами. И Дафна прекрасно это знала.
Это выяснилось, когда Кайле и Минте было по пять. Дафна испекла ореховый торт, а близняшки прокрались на кухню, чтобы первыми попробовать лакомство. Они не трогали торт – только слизнули крем с неосторожно оставленного ножа. Кайла вспомнила, как сестра схватилась за горло и начала скрести его пальцами, судорожно пытаясь вздохнуть, а Кайла ничего не могла сделать и отчаянно кричала, зовя на помощь.
Луис, похоже, этого не знал. Морщинка между нахмуренных бровей разгладилась, он как-то вздохнул, расправил плечи. Между тем Дафна поставила перед ним чашку чая и новую тарелку с вафлями перед Кайлой.
– Сегодня такая радость! Госпожа Фрейя возвращается. Вы, наверное, очень счастливы? – спросила она, уводя разговор подальше от опасной темы.
– Очень, – согласился Луис, сделав глоток, и тут же высыпал целый ворох наставлений, что надо сделать за их отсутствие. Как в известной сказке о девочке, которая очень хотела попасть на бал, но сперва исполнить пожелания злобной мачехи.
На взгляд Кайлы, Луис перегибал палку: она сомневалась, что после выматывающего дня в дороге Фрейе будет дело до блеска посуды или накрахмаленных передников.
– Паромобиль еще не починили, так что поедем на омнибусе. Погода нам благоволит, успеем. А если опоздаем, Фрейя подождет в порту, – закончив с Дафной, обратился Луис к жене.
– В порту? – Кайла понадеялась, что ошиблась.
В горном Ансельме был только один порт – воздушный. Он располагался за чертой города в специально отведенном амбаре. И останавливались в нем чертовы дирижабли. Почему-то Кайла была уверена, что Луис повезет ее к поезду. О том, что придется ехать в порт и встречать воздушный корабль, они не договаривались.
Все десять лет после аварии она избегала дирижаблей. Слишком ярко перед глазами вставали тлеющие обломки, собственное падение и боль в спине – поначалу такая, что сходишь с ума, а затем – ее полное отсутствие, когда нет ни рук, ни ног. А вокруг – черный остов, запах гари и изломанные фигуры на снегу, в которых Кайла не хотела признавать погибших пассажиров.
Кайла стоит у самого края скалы. Кажется, один лишний вздох – и она полетит вниз. Широкие женские штаны – мода из Хаврии, зато удобные! – полощутся на ветру, а рубашка, напротив, из-за ветра облепляет тело.
– Ты что, совсем бесстрашная? – Рейн обнимает ее со спины. Он только проснулся и, не обнаружив ее рядом, заволновался. Из пещеры, которую они сегодня приспособили под ночлег, уступа было не видно. – Почему ты всегда так безрассудна?
– Не всегда, я тоже умею бояться, – ворчит она, но поддается ему и отступает от пропасти на шаг.
– И чего же ты боишься? – Горячее дыхание щекочет кожу.
– Дирижаблей. – Она запрокидывает голову и разглядывает рассветное небо: нежно-голубое, пронизанное розовыми полосками. Одно из облаков напоминает ей летучий корабль, и Кайла ежится, сильнее прижимаясь к Рейну. – Я очень их боюсь.
– Шутишь? – фыркает он ей в шею, не веря, что она серьезно.
– Нисколько. Едва вижу, забываю, как дышать. Хорошо, они летают здесь редко, чаще через перевал…
От одной мысли, что придется находиться рядом с дирижаблем, Кайлу затрясло. Нет, она не хотела ехать в порт. Может, притвориться, что ей стало плохо? Да тут и притворяться не придется! Во рту стало сухо, а сердце зашлось в мучительно быстром ритме.
– Госпожа, позвольте тарелку. Я вам другую вафлю дам. И немного успокоительного в чай не помешает. А хотите, виски капну? – с заговорщическим видом наклонилась к ней Дафна, и Кайла очнулась. Она и сама не заметила, как искрошила вафлю.
– Можно виски. Без чая, – выдавила она.
Сейчас Кайла не знала, чего боится больше: дирижабля или встречи с Фрейей.
Воздушный порт Ансельма походил на старую церковь – если не брать во внимание его размеры. Высоченные стены с узкими окнами, раздвижные двери на сложном механизме, застекленная крыша. Деревья рядом с ангаром казались игрушечными, а люди и подавно.
Тихо в порту не было. Снаружи, под специально оборудованными навесами, дожидались своих пассажиров наемные паромобили и кареты, сновали носильщики, перекрикивались рабочие. Душный запах парусины смешался с запахами железа и кожи.
Гарь и кровь мерещились Кайле при каждом вдохе. Пожалуй, хорошо, что Луис шел рядом с ней – она могла повиснуть на нем, если захлестнет приступ паники. И плевать, что он ей ненавистен, страх все равно сильнее. Кайла старалась дышать медленно и глубоко, но это не помогало. Особенно когда гигантская махина развернулась и стала снижаться, заслоняя собой небо.
Будь проклят тот чокнутый изобретатель, которому пришла в голову мысль запустить машину в небо! И почему Фрейя не могла доехать на поезде? Всего-то на полдня дольше. Пансион святой Аурелии располагался в маленьком городке не очень-то далеко от Ансельма, и единственное, чем славился – перевалочной станцией, с которой можно было разлететься-разъехаться по всей стране.
Кайла сглотнула и все-таки вцепилась в локоть мужа.
– Не волнуйся, Фрейя скоро спустится, – ободряюще сказал Луис, неверно истолковав причину ее беспокойства.
Как же тут не волноваться? Из-за Фрейи она тревожилась еще сильнее!
Наконец дирижабль приземлился. Опустился трап. Людей прибыло немало, и Кайла гадала, сможет ли узнать племянницу.
Зря опасалась. Фрейя выделялась в толпе прибывших, как белая ворона. Клетчатое пансионное платье, строгая прическа, но главное, трость, разом делавшая ее взрослее. Взрослее только на вид – стоило Фрейе заметить их, как она, прихрамывая и огибая других пассажиров, бросилась по трапу вниз.
– Мама!
Кайла не успела и слова сказать, а Фрейя уже влетела в ее объятия. Обняла так крепко, что выбило дух, – и расплакалась. Луис только неодобрительно поморщился на неподобающее поведение дочери, но замечаний делать не стал. В порту было много обнимающихся парочек, и родители с ребенком не выглядели странно.
– Мама, мамочка, это правда ты, – всхлипывала Фрейя и не могла остановиться.
И что с ней делать? Кайла была совершенно растеряна. Она понятия не имела, как вести себя с детьми и тем более как их успокаивать.
У птицелюдов к воспитанию малышни был особый подход. Птенцов растили в заботе и баловали, пока крылья не становились достаточно крепкими, чтобы летать. Затем в торжественный день первого полета весь клан собирался благословить птенца взлететь в небо. Едва малявки вставали на крыло, они становились полноправными членами стаи.
К малышам Кайлу не подпускали – в первую очередь ради ее собственной безопасности. Детишки могли проявить агрессию, не задумываясь о последствиях, – ударить когтями, разодрать клювом, укусить. Их за это не наказывали – неоперившиеся, что с них возьмешь? Им и так было любопытно, что человек делает в стае. К тому же дети у птицелюдов были редкостью, и потомство тщательно оберегали.
Кайла, сказать по правде, не особенно хотела возиться с голосящей мелкотней. Теперь же ей все-таки предстояло позаботиться о чужом ребенке. Сейчас Кайла поменялась бы с Минтой местами, не задумываясь.
– Ну-ну, милая, хватит. Поплачешь дома. – Она неловко похлопала Фрейю по спине, пытаясь успокоить таким нехитрым способом, но сделала только хуже: от голоса матери, который девочка боялась уже никогда не услышать, та разревелась в голос. – Фрейя, да что с тобой?..
Кайла вздохнула и попыталась вспомнить, как с ними разговаривала мать, когда они начинали капризничать. Не то чтобы мама была строгой… Дома она могла пошутить и дать им повеселиться вволю, но на людях требовала соблюдения этикета. Кайле, которая его терпеть не могла, вечно доставалось! Наверное, это закон бумеранга – теперь ей приходилось учить Фрейю, как себя вести.
Она прочистила горло и опустила руки, перестав обнимать девочку. Та сразу напряглась, вскинула на нее заплаканные глаза, недоумевая, что случилось.
– Юная тьенна, вы ведете себя неприлично. Немедленно возьмите себя в руки, – произнесла Кайла строгим голосом и поймала отголосок воспоминаний: вот она сама, в возрасте Фрейи, стоит у парадной лестницы в нарядном платье с порванным подолом и держится за разбитую коленку, а мама, вместо того чтобы обнять и успокоить, отчитывает ее перед гостями. Крупные злые слезы никак не получается остановить, и Кайла кусает губы. Так обидно ей никогда не было!