Марина перевела взгляд на мальчика. Очень хорошенький, кареглазый, светловолосый, с ямочками на щеках. Только выражение лица какое-то совсем недетское, словно ребенок внутри намного старше, чем на самом деле.
– Родителей нет?
– Отец погиб, а мать от него сразу отказалась, в роддоме еще. Мы когда решили ребенка взять, стали по детдомам ездить, – начала Ветка, сцепив пальцы в замок. – Я хотела маленького совсем, но когда Лешку увидела – все, прямо сразу готова была забрать. И он ко мне прилип, схватился за шею и замер. Представляешь – молчит и сопит мне в ухо… – Она всхлипнула, и Коваль, дотянувшись, положила руку ей на колено, успокаивающе погладила. – Я Гришке говорю – смотри, он ведь даже похож немного – глазки карие, сам беленький… Я же не знала, что он такой больной…
– А знала – не взяла бы?
– Ты что?! – возмутилась Ветка. – Как это – не взяла бы? А кто бы его взял, такого… больных никто не берет…
– Ну, сейчас-то что плачешь? Ведь уже все в порядке, вот он сидит, в машинки играет. – Марина пересела на подлокотник Веткиного кресла, обняла ее за плечи и прижала к себе. – Вылечите, для вас не проблема.
Алеша тоже бросил игрушки и забрался на колени плачущей Виолы, погладил ее по лицу и спросил:
– Мамочка, ты зачем плачешь?
– Я не плачу, Лешенька, просто… в глаз что-то попало, – пробормотала Ветка, вытирая слезы. – Пойдем пить чай? Мэриэнн, наверное, проголодалась.
– Пойдем! У нас там печенье очень вкусное, его тетя Даша стряпает. – Мальчик доверчиво взял Марину за руку. – Идем!
На пороге кухни Марина замешкалась, а когда вошла и увидела Дашу, то ощутила дрожь в ногах. Ее домработница крутилась у плиты, на которой что-то жарилось, тушилось и шкворчало. Услышав шаги, Дарья обернулась, окинула взглядом стоящую возле стола женщину, отвернулась, а потом вдруг всплеснула руками и стала медленно оседать на пол, схватившись за сердце. Марина кинулась к ней, упала рядом на колени и обхватила Дашу за плечи:
– Дашенька! Дашенька, родная моя, не бойся – это я… Это на самом деле я, посмотри… Даша… Ветка, не стой! – крикнула она подруге. – Нашатырь есть?
Виола бросилась к шкафчику, достала пузырек и вату, протянула Марине, и та стала осторожно водить остро пахнущим тампоном перед лицом Даши. Та чихнула и открыла глаза, взглянула в склонившееся над ней лицо Коваль и разразилась слезами. Она обхватила Марину руками, прижала к себе, всхлипывая, гладила по спине, по голове.
– Марина Викторовна… Господи… что же это, а? Ведь похороны… гроб…
– Ну, не плачь, пожалуйста! – взмолилась Коваль, вытирая слезы со щек домработницы. – Я жива, у меня все в порядке, поверь.
– А… Егорушка… Егорушка где же? – не отпуская Марину от себя, спросила Даша.
– Он в Москве, Дашенька, с моим отцом. Слушай, а ведь ты вроде у Кольки работала? – вспомнила Марина.
– А я и работаю… Просто сюда приезжаю два раза в неделю, Виоле Викторовне помогаю по хозяйству. Да и с Лешенькой… Ой, что это я разлеглась-то, вы ж, наверное, есть хотите! Сейчас, сейчас… – Она начала суетливо подниматься, Марина помогла и снова обняла женщину, прижавшись к ней и вдыхая знакомый запах сдобы и специй. – Похудели-то как, Марина Викторовна… И волосы совсем остригли, и цвет другой… немудрено, что я, старая, не признала-то сразу.
– Ну все, теперь мне полегчает! – притворно вздохнула Ветка, усаживая Алешу за стол. – Начнет твою фигуру портить, от моей отстанет! Я уже в половину вещей не влезаю. Как приедет, так катастрофа – пироги, плюшки, булочки, печенье… И отказаться невозможно – вкусно. Гришка вообще в ширину поплыл.
– А ведь я видела его, Ветка, – призналась Марина, устраиваясь за столом. – Он приезжал в Бристоль по каким-то делам, забрел в наш ресторан, а мы там были как раз.
– И? – задохнулась Ветка, уцепившись за край стола побелевшими пальцами.
– Он меня не узнал. С Женькой сидели, я ушла в кабинет, а потом уехала. Хохол вернулся за полночь, злой, как цепная псина, пьяный… Уж не знаю, что они там обсуждали под водяру…
– Кстати, а Хохол-то где? – вспомнила Ветка, принимая у Даши чашку с чаем.
– Вот, собственно, поэтому я и здесь, – вздохнув, призналась Марина. – Посадили Женьку в Москве, прямо в аэропорту «браслеты» и нацепили.
Даша ахнула, выронила из рук тарелку:
– Господи! Как же?..
– А вот так. В федеральном розыске был мой любовничек, я и не знала. За то, что здесь начудачил. Вот я и приехала узнать, что и как. Я не могу уехать обратно и оставить его гнить в тюряге до конца жизни. И твой Бес должен мне помочь. – Марина бросила в сторону подруги выразительный взгляд.
– Ты в этом уверена? Он считает тебя мертвой, цветы тебе на могилу возит, между прочим.
– Ну, значит, ему придется смириться с тем, что я жива. Я не уеду отсюда до тех пор, пока не выясню все, что мне надо, – отрезала Марина.
В кухне воцарилась тишина. Ветка в нервном порыве встала и отошла к окну, открыла его и взяла сигару, раскурила ее и выпустила облако дыма. Алешка притих, сверкал глазенками то на мать, то на гостью. Даша прижала к груди полотенце и не сводила взгляда с Марины. Та же помешивала ложечкой чай в чашке, гоняла из стороны в сторону ломтик лимона и ждала. Ветка накурилась наконец, бросила сигару и повернулась к подруге, опершись руками о подоконник:
– Да… ты даже умереть не смогла нормально! Воскресла – и опять за свое!
– Вот именно – за свое! – многозначительно отпарировала Марина, отодвигая чашку в сторону. – Давай будем играть в открытую, Ветуля. Твоему дорогому супругу Грише не с руки мое появление, и мы обе прекрасно знаем причину, да? Правильно. Он хоть и сволочь приличная, а все же чувствует вину – ведь это он скупил у Женьки все то, что принадлежало мне, через подставных лиц. Я это знаю, мне Хохол рассказал.
– Ну, и тебе-то какая разница, да и Хохлу твоему? – прищурилась Ветка. – Какая разница, кому было продавать, ведь деньги-то нормальные были, да?
– Да, – кивнула Марина. – Но дело в другом. Надо человеком быть, понимаешь? Можно было просто приехать к Женьке и сказать – так и так, давай я куплю. Ему на самом деле было все равно, кому. Но Гришке в лом было просить, предлагать – он рванул в обход. Так не делают. А уж если учесть, что мы с ним родня, – так и вовсе.
Ветка молчала. В душе она была согласна с Мариной и еще тогда говорила Бесу, что нужно играть по правилам. На что муж заявил: «Правила в этом городе устанавливаю я! И нарушаю их тоже я, я сам – и больше никто!» – и на этом разговор закончился. Ветка больше не заговаривала на эту тему, но неприятные ощущения долго не покидали ее. И вот теперь Марина, единственная и горячо любимая подруга, вновь взбаламутила стоячую воду. И неизвестно, как отреагирует Гришка, вернувшись домой…
Отогнав от себя эти мысли, Виола улыбнулась и предложила:
– А давайте не будем об этом! Мы ж чай пить сели, а обсуждаем чушь какую-то. Расскажи нам лучше про Егорку. Вон и Даша соскучилась… Правда, Дашенька? – Домработница вздохнула. – Ну-ка, садись к нам, – скомандовала Ведьма. – Вот так. Все, Маринка, рассказывай.
Марина помолчала, задумчиво глядя на разноцветную кафельную плитку, которой были выложены стены кухни, улыбнулась чему-то и начала рассказывать о Егорке, его учебе, проделках. Даша качала головой и плакала, вытирая глаза платочком. Ветка успела пересадить Алешу к себе на колени и теперь гладила его по макушке, то и дело прикасаясь к ней губами. Мальчик задремал, уютно устроившись у матери на руках, и Марина, заметив это, кивнула Ветке:
– Смотри – заснул…
– Я его сейчас унесу в комнату, пусть спит… – одними губами проговорила Ветка и встала, осторожно поддерживая сына под спинку. – Вы посидите пока…
Она ушла, а Даша моментально пересела на стул рядом с Коваль, обняла ее, прижала:
– Господи, Марина Викторовна… Поверить не могу, что это вы! Как же я переживала, сколько слез-то выплакала!
– Прости меня, Дашенька, это ведь Женька все придумал… Так было нужно, чтоб никто не знал, иначе меня добили бы.
– Генка-то обрадуется… он ведь со мной к Николаю-то Дмитриевичу ушел, с Верочкой постоянно и с Маринкой. А тоже, нет-нет да и сядем с ним в кухне вечером, и как начнем вспоминать… – Даша всхлипнула. – Ведь я-то чего только не видела в вашем доме… А на прошлой неделе на кладбище убираться ездили. И у Егора Сергеевича, и у вас… Ой, господи, да что ж я несу такое! – спохватилась она, погладив Марину по голове.
– Все в порядке, моя хорошая. Никто не должен знать, что я жива, и вы все правильно делали. Завтра и я туда поеду… к Егору… – Марина, державшаяся до сих пор, расплакалась.
Даша не утешала, не говорила ни слова, просто молча гладила ее по голове. Она прекрасно знала свою бывшую хозяйку, знала, как сильно она была привязана к мужу, как тяжело переживала его смерть. Все ее романы, случившиеся после, не шли ни в какое сравнение с тем, что было у нее с Егором. Для Даши, жившей в их доме много лет и видевшей их отношения, горе Марины было и личным горем тоже. Сегодня она испытала потрясение, увидев Коваль живой, однако это состояние быстро сменилось радостью. И только известие об аресте Женьки омрачало эту радость. Но Марина Викторовна женщина упорная и изворотливая, а потому Даша не сомневалась, что она непременно придумает что-то, чтобы помочь любовнику.
Марина выплакалась и встала, отстранив от себя Дашу:
– Пойду умоюсь. Во сколько Гришка приезжает?
– Когда как. Обычно после девяти. У него ведь сейчас дел много, входит в курс, осваивается.
Часы на стене показывали половину девятого. Марина умылась и нашла Ветку, сидевшую в гостиной перед телевизором:
– Давай приведем меня в божеский вид, – попросила она, демонстрируя подруге зареванное лицо. – Дай хоть тушь, что ли.
– Идем.
Ветка увела ее в спальню, усадила перед большим зеркалом и выложила на столик косметику, а сама уселась рядом, внимательно наблюдая за тем, как подруга приводит в порядок лицо.