– Любимая, беги, прошу тебя! Вдвоём мы не прорвёмся.
Поздно. Тёмная тень ринулась вниз. Моник, завизжав, схватила бластер и замахнулась им на атакующую твари… Удар был оглушительным. Будто хрустнули все косточки разом. И тут же – нестерпимая боль от сотен вонзившихся в тело коготков-лезвий. А потом – ещё один толчок. Шлейфокрыл завизжал, выпустил добычу, попытался взлететь – не успел. Полыхнула вспышка, в нос ударил смрад сжигаемой плоти. Тварь опрокинулась в сторону, ломая кусты.
Возле лица – Моник осознала, что лежит на земле – появились чьи-то ноги в высоких ботинках. Вынырнуло из тумана мужское лицо. Русая вьющаяся бородка, серо-голубые глаза смотрят озабоченно.
– Вы живы? Как вы себя чувствуете?
Она попыталась улыбнуться и ощутила солёный вкус крови во рту.
– Бывало и лучше, – призналась.
– Ничего, это дело поправимое. Слава богу, что мы успели!
Большая тень опустилась сверху. Флайер, раскрашенный в непривычные красно-сине-белые цвета, сел, подминая кусты камышника. Кто-то выпрыгнул из распахнувшейся кабины, выстрелил вверх. Моник уже не следила за происходящим – боль накатывалась новыми волнами. Укол инъектора в предплечье она не почувствовала.
Людмила любовалась своим творением. Ерунда, что проект не имеет практического значения, что воссоздать вещественный образ информационной модели не удастся! Зато можно дать волю фантазии, не сдерживаться. Да, никакие механические игрушки больше не нужны. Она всегда знала, что человек – самый совершенный инструмент. Теперь, когда появилась возможность его настраивать по своему усмотрению, и подавно!
Она вызвала из хранилища модель. Сейчас проверим, как это работает. Какие условия требуются для инициации? Ага, первое – тонкие тела должны соприкасаться. Это понятно. Второе – реципиент должен убрать ментальную защиту. Попросту захотеть подвергнуться трансляции. Угу. Что ж, разумный предохранитель. А если мы его снимем… Есть! Получилось.
Дежурный рецептор подал сигнал о внешнем воздействии. Кто там ломится? – удивилась Людмила. Неужто забыла зажечь табло «Не беспокоить» на двери кабинета? Переключила двадцать процентов активности головного мозга на внешний мир. Открыла глаза. На экране интеркома было непривычно смущённое лицо Люка Уайтакера. «Людмила, ты не занята? Можно войти?» Сорокина прикинула – что могло понадобиться парню в кабинете информ-моделирования? Получалось, ничего, кроме… Она добавила ещё двадцать процентов мозговой активности, включила обратную связь.
– Заходи.
Уайтакер осторожно вошёл, поздоровался, с любопытством оглядел кабинет. Здесь ему прежде бывать не приходилось.
– Привет.
Сорокина рассматривала нежданного гостя. Какие изменения внесла трансляция в личность живого человека? В полном объёме донорский образ наложить не удалось, но хоть что-то зацепилось? Узнать это пока не получалось – Бигли не подпускала коллег-исследователей к своему пациенту. Она перебросила ещё тридцать пять процентов активности. Пересчёт результата трансляции займёт время, человеческая помощь нейросети для этого не нужна. ТАМ в ближайшие полчаса ничего интересного происходить не будет. Махнула рукой на свободное кресло рядом, приглашая гостя. Поинтересовалась:
– Как себя чувствуешь?
– Нормально. По мне, так я полностью здоров. – Уайтакер присел, покосился на подголовник с креплениями для шунта. – Вчера к родителям ходил. Пытался погасить скандал.
– Много крика было?
– А то! Отец так-сяк, только ругается, что я сюда работать пошёл. Но мама! Всё порывается «разобраться» с Натой и всеми остальными. Едва успокоил.
– Я её понимаю. Если бы моя дочь оказалась на твоём месте – ой, не поздоровалось бы здесь всем. Радует, что ещё маловата. Хотя четырнадцать лет – возраст уже тот! Иногда такое отчебучит!
Уайтакер улыбнулся.
– Непривычно. Ты информер, и в то же время у тебя есть дочь, ты была замужем. А расстались почему? Или секрет?
– Нет никакого секрета. Мы с Сорокиным десять лет прожили. А потом я, должно быть, сделалась слишком взрослой и самостоятельной для него. Пётр не может смириться, что я сама принимаю решения. А тут совпало – Ната пригласила в лабораторию, предложила работу, интересней которой у меня не было и не будет. А для Петра посёлок, теплица – вся жизнь. Он остался, я улетела в город. Вот и всё объяснение.
– И он позволил тебе забрать дочь? Странные у вас, русов, обычаи.
– Обычаи как обычаи. Ирину мы не делили. Раньше она в посёлке больше времени проводила, чем в городе, теперь привыкла, у неё здесь друзья появились.
– Да, ты не похожа на тех информеров, кого я знаю.
– А на кого я похожа?
– На женщину. Очень привлекательную к тому же.
Сорокина насмешливо фыркнула.
– Имперских программеров не учат распределять активность мозга во время работы, поэтому мир нейросети заменяет для них реальный. На самом деле, находиться сразу в обоих мирах не так и сложно. Если ни в один не погружаться полностью, скользить по грани.
Уайтакер заметил стержень шунта, поблёскивающий сквозь волосы на затылке Людмилы, удивлённо округлил глаза.
– Ты и сейчас работаешь?! Разговариваешь со мной и одновременно что-то делаешь в вирт-реальности? Здорово. Новую модель строишь?
– Угу. Не жалеешь, что напросился добровольцем?
– Нет, не жалею. Как думаешь, эксперимент во мне что-то изменил?
– А сам как думаешь? Ощущаешь что-нибудь необычное?
– Скорее нет, чем да. Во всяком случае, красивые женщины мне нравятся по-прежнему. Остальное – мелочи.
– Ах, вот чего ты опасался!
– Ещё бы! От нашей руководительницы всего ждать можно. Вдруг она захочет всех переделать по своему подобию? С этой мымры станется.
Сорокина засмеялась.
– По своему подобию? Этого я не допущу, будь уверен.
С минуту они молчали. Потом Уайтакер нерешительно произнёс:
– Людмила, я могу спросить тебя о личном?
– Спроси.
– У тебя есть… друг?
– Друг? Хочешь знать, свободна ли я, – правильно поняла твой вопрос? Да, абсолютно свободна. Лаборатория занимает много времени, оставшееся принадлежит Ирине. Пытаюсь, по мере возможности, быть хорошей мамой. А почему ты спросил?
– Просто так.
Уайтакер опустил глаза и вроде бы покраснел. Юный ловелас умеет краснеть? Надо же! Сорокина хотела ещё кое о чём спросить, но не успела. На экране внутренней связи неожиданно появился Мюррей. Хмурый и озабоченный.
– Звонили с Озёрного, Ната и Джабира попали в переделку, – сообщил. – Им оказывают первую помощь у них в больнице. Я лечу туда. Хотелось бы, чтобы ты составила компанию, всё-таки ты там своя.
– Выхожу, – согласилась Людмила, не требуя уточнений.
Она переключила работу компьютера в автономный режим, аккуратно вынула жало шунта из черепной коробки. И заметила напряжённый взгляд Уайтакера. Тот следил за её движениями, не отрываясь. Вцепился в подлокотники так, что костяшки пальцев побелели. Сорокина помедлила секунду, затем подмигнула:
– Что, не приходилось раньше видеть? Неприятно?
– Он… такой длинный, я и не знал, – с трудом выдавил из себя парень охрипшим голосом. – Кажется, что он должен проткнуть твою голову насквозь. Как он там помещается?
– Он гибкий. – Сорокина аккуратно уложила шунт в пенал. – И нет никаких тактильных ощущений. Наши мозги бесчувственны.
Она встала, поправила косу, прикрывая отверстие порта. Вопросительно посмотрела на гостя. Очнувшись, тот тоже вскочил.
– Людмила… можно, я ещё зайду, когда ты вернёшься?
««Просто так». Как же, поверила». Губы Сорокиной сами собой растянулись в самодовольную улыбку. Она кивнула.
– Конечно заходи в любое время запросто, как к другу. И зови меня Люда, Люк. Кстати у нас имена созвучны, ты заметил?
Моник открыла глаза, прислушалась к ощущениям. Боль отпустила. Всё, находящееся выше пояса, будто онемело. Скосила глаза. Собственно, так и есть: грудь, плечи, шею, половину лица покрывал слой анестезирующей пены. Она попыталась повернуть голову. Получилось не очень удачно – затвердевшая пена сопротивлялась. Но и так понятно, что они в больничной палате. Ната лежала на соседней кушетке, вроде бы целая, только левая нога приподнята и жёстко закреплена в белом лубке. Ох, и смешная она в этой канареечно-жёлтой коротенькой пижаме!
Заметив, что глаза подруги раскрыты, Гилл виновато улыбнулась.
– Привет. Ты проснулась? Как самочувствие?
– Лучше, чем… А я долго спала?
– Пятнадцать часов. Уже утро. Я звонила в город, Пол вот-вот прилетит за нами.
– Всего пятнадцать часов? Я думала, несколько суток прошло.
– Сердишься на меня за вчерашнее? – Ната куснула губу. – Я не смогла защитить тебя, как обещала.
– Совсем не сержусь, всё же обошлось. Как на тебя можно сердиться?
– Врач сказала, что повреждений жизненно важных органов нет. Шлейфокрыл успел только кожу содрать.
– Угу. А как твоя нога?
– Косточка хрустнула, как я и думала. Непрочные у нас тела.
Дверь приоткрылась. Женщина-врач в белом комбинезоне и в такой же белой шапочке заглянула в палату, предупредила:
– Девушки, к вам гости.
Едва успела произнести это, как Мюррей отодвинул её плечом, ввалился в комнату. Тигрино-жёлтые глаза его, казалось, вспыхивали искрами от клокотавшего возмущения. Сдерживало Пола лишь присутствие посторонней.
– Как вы себя чувствуете? – спросил. Не дожидаясь ответа, он резко повернулся к врачу: – Доктор, их можно транспортировать в город?
– Мы оказали первую помощь. Можем продолжать лечение, но если вы настаиваете…
– Да, настаиваем!
– Что ж, ваше право. Я подготовлю машину.
Как только за врачом закрылась дверь, Мюррей шагнул к кушеткам.
– Ната, как такое могло произойти?! Мне сообщили, что вы «гуляли» в тумане и на вас напала стая шлейфокрылов. Это немыслимо! Никакой ответственности! Ты понимаешь, что твоя жизнь принадлежит не тебе одной? Что твой гений – это достояние всего человечества! Ты не имеешь права…