Хозяйственная история графини Ретель-Бор — страница 31 из 49

Вот как, значится, дают понять, что они сами себе хозяева. И садиться не собираются. Они воины, а не неженки какие.

А этот, самый наглый, похоже, командир их небольшого отряда.

Ну да ладно, мы не гордые, но цену себе знаем. Пусть сейчас делают вид надменных вояк, не страшно. А если уговорю кельранов, то получу великолепных воинов, совершенных убийц и верных людей к себе на службу.

Поэтому представляюсь первая:

— Я — Изабель Ретель-Бор.

Вот так, просто и без титула. Пока. Пусть видят, что я готова общаться на равных.

— Выкупила я всех, потому как не приемлю рабства ни в какой либо форме. Оно претит моему женскому существу.

Говорю спокойным и ровным голосом. Мужчины слушают. Главный глядит на меня уже с нескрываемым интересом, словно увидел перед собой белку, которая вдруг заговорила человеческим голосом. То ли ещё будет!

— Всего лишь блажь богатой графини, — ехидно произносит кельран после недолгого молчания. — Вы тешите своё тщеславие.

Он видит во мне женщину, которая от нечего делать, совершает глупые поступки и кичится ими. Ну-ну.

— Отнюдь. Пока я ещё не богата, — отвечаю мужчине без злобы или обиды. — Но надеюсь в скором времени обогатиться.

Эрдан не выдаёт своего любопытства ни жестом, ни мимикой, но я успеваю увидеть в его взгляде заинтересованность и миллион вопросов.

— Графство Ретель-Бор сильно пострадало после войны. Голод и нищета уже не гости на моих землях, а хозяева. Муж мой пропал без вести, но я уверена, что он жив, когда как другие считают, что он уже не вернётся домой. Не вернётся ко мне.

Ворон Хеймд, где же ты?

— Управляющий, которому мой супруг доверил графство и меня, разворовал земли до основания. Золото, на которое я всех выкупила — схороненные запасы этой паскуды.

— И вы так легко расстались с золотом ради рабов? — удивляется мужчина. — Решили оставить в голоде своих людей, но даровать свободу невольникам?

— Всё не так, как считаете, — пожимаю плечами. — Мои люди больше не будут голодать и страдать. Но не об этом я хочу говорить сейчас. Предлагаю поговорить о вас.

От мужчин прямо таки начинает исходить энергия воинственности и ярости. Она давит и одно лишь их желание, и мы все здесь покойники.

— Мне не нужны рабы, — говорю осторожно. — И вас не к чему принуждать не собираюсь. Всего лишь смею предложить вам службу у себя за хорошее вознаграждение. Поверьте — это не блажь. У меня имеются планы, воплощение которых потребует повышенной безопасности, как моей, так и моих людей.

— Если мы откажемся? — тут же спрашивает кельран.

Вздыхаю и отвечаю ему:

— Не скрою, я буду огорчена, но удерживать вас не собираюсь. Вы вольны в своей судьбе. Скажите нет… Что ж, это ваше право.

— Так просто? — хмыкает воин. — Вы заплатили золотом за нас, госпожа графиня. Освободили из рабства и не требуете ничего взамен?

— Не требую, — повторяю всё тем же спокойным голосом.

Мужчина долго молчит, но потом говорит:

— Мы не терпим долгов, госпожа графиня. Вернувшись на родину, мы отправим вам дары, достойные вашего поступка. И можете не сомневаться, мы не поскупимся в награде за свою свободу.

— Не сомневаюсь, — произношу с огорчением и не скрываю своих чувств. Не этого ответа я ожидала.

— Значит, мы свободны? — уточняет кельран.

Киваю и произношу:

— Советую вам поесть, да переодеться перед дорогой. Хотя, как хотите. Вы взрослые мужчины, а не дети. Эрдан даст вам немного денег на дорогу.

— Вы удивительно щедры, госпожа, — с удивлением произносит мужчина. — Пусть ваш Бог ниспошлёт вам лёгкой дороги на пути к вашим целям.

Чуть не ляпнула «Аминь».

— Благодарю.

Мужчина кланяется, скрестив руки на груди и перед тем как навсегда уйти, произносит:

— Моё имя Изаму-Ханси, из рода Кэтсеро, госпожа. В Кельране моё имя знает каждый. Если волею судьбы вы окажетесь на моей родине, или вам понадобится помощь…

Он замолчал, но слова были и не нужны.

— Я вас услышала Изаму-Ханси. Если что, я найду вас.

Тот кивает и уходит.

Как жаль… Такие воины…

— Эрдан, приводи женщин и детей, — говорю разочаровано.

— Не расстраивайтесь, госпожа графиня. Кельраны своенравны и непредсказумы. Честно, я рад, что они не согласились…

Но у судьбы были свои планы.

Глава 20

* * *

Астер Ретель-Бор

— Ты обладатель магического дара, мой друг. И дар у тебя сильный, — с усмешкой произносит друид, когда я снова перевожу ему, что щебечут птицы.

Пернатым не по нраву, что молодняк поселился рядом с тёмным магом и гонят их прочь от этого гиблого места.

Зверьё и птицы чутко ощущают людскую энергию, особенно магов.

— Гласит молва, будто маги обладают мудростью и могуществом, о чём простой люд даже мечтать не смеет. Казалось бы, маг способен на многое и вспомнить себя — это простое дело, друид. Но память не возвращается, — произношу с равнодушием. Но друид уже знает, показное моё спокойствие всего лишь маска. В душе царит давящая пустота незнания самого себя.

— Маги с рождения посвящены в тайны мира, мой друг. Мы искушены в путях волшебства, — продолжает он улыбаться, и поскрёб длинную бороду. — Поверь, твои собственные страхи, боль, сопереживание народу людскому и возносят преграды перед могуществом магии. Потому я и был всесилен, что отрёкся от всех человечных чувств и эмоций. Пустота эта заполнилась неведанной силой.

— Я вспомню себя и без этого, друид, — говорю чуть резко.

— Знаю. Иначе бы не рассказал о себе.

Друид глядит в серое небо. Вот-вот начнётся дождь. И говорит:

— Скоро придёт время. Скоро ты поможешь мне и тогда вспомнишь себя…

— Твои слова полны зловещей тайны.

— Так и есть.

Он смотрит мне в глаза и кивает на мои ноги.

— Твои сапоги совсем износились. Вчера я заготовил кожу. Тебе нужна новая обувь перед холодами.

С этим не поспоришь.

— Пойдём, покажу тебе кое-что. В будущем тебе пригодится.

Друид ведёт в свою «сокровищницу», куда ещё не пускал меня. Останавливается у дверей и говорит:

— Ты не только маг, мой друг, но и воин, да ещё и благородных кровей.

Ухмыляется.

— Да ты и сам об этом догадываешься, поди.

Молча смотрю на друида. Тот кивает своим мыслям и открывает тяжёлую дверь ключом, который держит на старой грубой верёвке, повязанной на шее.

Магией зажигает факелы по бокам. Небольшая комната озаряется тёплым светом.

— Ну как тебе? — спрашивает старик.

Оглядываю его сокровищницу и произношу:

— Ты тот ещё старьёвщик, друид.

— Ха! Тоже мне нашёл старьёвщика! — возмущается маг, берёт в руки первый попавшийся предмет — длинное копьё со зловещим зазубренным наконечником и несколько раз, очень ловко и умело взмахивает им в воздухе.

Я предусмотрительно делаю шаг назад.

— Погляди, у меня собрано лучшее оружие всего мира! — с гордостью восклицает старик. Откладывает в сторону копьё и следит за мной и моей реакцией.

— Убийственная сокровищница, — улыбаюсь ему.

Подхожу к дальней полке и с удивлением смотрю на мощное оружие.

— Выглядит устрашающе, — говорю чуть удивлённо.

Берусь за узловатую рукоять просто гигантского двустороннего лабриса и пытаюсь его поднять.

— Жрецы и служители Богов, ещё совсем в давние времена выковали церемониальный топор для жертвоприношений, убивая им быков. Но оружие, как и всякое другое, из священного и религиозного стало боевым. Ты первый человек нынешней эпохи, кто видит этот лабрис, мой друг. Он пролил немало крови. И я сейчас говорю не о крови жертвенных быков.

Гляжу в усталые глаза старца и спрашиваю что не смел спросить у него раньше:

— Сколько же тебе лет?

— Уже не помню, — улыбается он тоскливо, а потом, смеясь, кивает на топор. — Силы не хватает, да?

Хмыкаю и снова делаю попытку поднять лабрис.

— Сила есть! — сиплю и чувствую, как напрягаются жилы, вздуваются вены. — Тяжёлый какой…

Совсем немного удаётся мне приподнять топор, но понимаю, что и правда, сил столько нет. Со стуком опускаю оружие на место.

— Тот, кто приручит лабрис — легко будет рубить людей, мой друг.

— Да, если они постоят не шевелясь, — заканчиваю мысль.

Друид смеётся и подходит к большому сундуку, заваленному всевозможными клинками, ножами, стрелами, да так небрежно, будто он собрался избавиться от этой груды металла.

Даже паутиной всё поросло.

— Вот, гляди, есть кое-что получше, — говорит друид. — Для твоего времени — это оружие самое идеальное. Лабрис пусть останется в прошлом, когда воины были в два раза больше нынешних мужей и злее, чем сейчас.

Друид протягивает мне простой меч в ножнах из вытертой от времени серой кожи.

Беру оружие с благоговением, так как понимаю по работе рукояти и ножен, что не так прост клинок. Несмотря на тусклость и простоту ножен, что были без украшений и вычурности исполнения, откуда-то из глубин своей памяти, что укрыта от меня безликим вязким туманом, я вдруг вспоминаю, что меч этот — работы кельранского мастера, чьё оружие ценится по всему миру и добыть его можно ни на ярмарке, ни у торговцев, а лишь в бою, предварительно убив кельрана. Или же, как дар, что в принципе невозможно из-за скрытности и не дружелюбности кельранов.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ — Этот определённо гораздо лучше, — говорю удивлённо. — Кельранский меч. Откуда у тебя это чудо, друид?

— Работа самого мастера Масуманэ-Ханси, — гордо отзывается друид. — С таким мечом, мой друг, для тебя будет открыта Кельрана.

Да, обладание мечом подобного вида ставит его владельца на довольно высокую социальную ступень.

Простолюдины, ремесленники, купцы — не имеют права носить холодное оружие. Лишь воины и знать могут взять в руки меч. Но у кельранов каждый первый — воин, что мужчины, что женщины и дети.

А вот если иноземец к ним придёт, то не тугой кошелёк с золотом, не богатые одежды или количество слуг, а меч кельранского мастера, заткнутый за пояс, послужит бесспорным свидетельством истинного воина. Но лишь условие одно: меч иноземцем добыт в бою или же был подарен.