– Трофим? – взглянул я на своего напарника.
Мы находились в таком месте, где истошные крики пленного языка вряд ли смогут донестись до остальных, шум низвергающейся с высоты воды был достаточно силен.
– Знаешь, Игорь, мне интересная мысль пришла, – сказал он, снимая пистолет с предохранителя и щелкая затвором. – Сейчас ее и проверим.
– Вы же поговорить вначале хотели, – сказал пленник.
Не сказать, чтобы он побледнел или голос у него стал дрожащим, но ему явно хотелось продлить свою жизнь хотя бы на несколько лишних минут.
– Обязательно поговорим, – кивнул Трофим.
После чего выстрелил перквизитору в колено. Тот, рухнув на землю, взвыл от нестерпимой боли.
– А говорят, что они совсем ничего не чувствуют. Получается, врут люди. Все, – обратился Трофим ко мне, – теперь за жадр он будет петь как канарейка.
Теперь мне стала понятна идея Трофима. Пытать в обычном понимании этого слова не придется. Дал ему в руки жадр, и боль исчезла. Передумал он говорить или возникли сомнения в правдивости им сказанного – забрал его. И действительно, получив в руку жадр, плененный перквизитор отвечал если не охотно, то без малейшей запинки. Единственное условие, которое он поставил, было обычной просьбой.
– Когда нулить будете, жадр не забирайте.
– Он тебе не поможет, – усмехнулся Трофим, намекая на то, что жадр снимает боль, но от смерти не спасет.
– Хочу сдохнуть на мажорной ноте, – сказал тот.
Ну да, жадр хорош еще и тем, что даже самое паршивое настроение превращает в замечательное. Дает надежду, оптимизм и многие другие приятные вещи. Хотя какой может быть оптимизм за секунду до смерти? Но просьба была пустячной, а все остальное – его дело. Я начал с самого главного.
– Кто такой Вазлех?
– Вазлех не кто, а что. – И объяснил: – Дерево. Вы не могли его не видеть, настолько оно необычное.
– Друиды хреновы, – пробормотал Трофим.
Значение слова перквизитору оказалось знакомо.
– Мы не поклоняемся деревьям, дело в другом.
– В чем именно? – спросил я. – На нем растут особые яблочки?
– Яблочек на нем нет. И ягодок тоже. Орешки случаются, но дело не в них.
– Тогда в чем именно?
– В червячках.
Наверное, Трофим перестарался, поскольку пленник переводил дыхание не меньше минуты, пусть даже боль после того, как он получил жадр назад, ушла практически сразу.
– Ты по существу, по существу, – ласково попросил пленника он.
И тот не стал Трофиму отказывать.
– Несколько раз в год на вазлехе появляются наросты. Вернее, какие-то образования. Не на ветках – на стволах.
Стволов у вазлеха действительно много. Какой-то клубок змей, а не ствол, где вместо морд – ветви.
– А дальше-то что?
– То, что в них червяки. Тонкие, с палец длиной, почти прозрачные, а некоторые слегка светятся.
– И…
– И их прививают людям. Или подсаживают.
– Как? И зачем?
– Делают на шее под самым затылком неглубокий надрез и вкладывают туда несколько штук. После этого остается только подождать пару дней.
– И что происходит потом?
– Потом человек теряет волю. Причем полностью и навсегда. С виду-то он остается самым обычным, и ни за что не догадаешься, что он все, дитя вазлеха.
– Дальше!
– Такое дитя выполнит любой приказ. Скажешь ему убей – он без лишних вопросов убьет. Скажешь убей себя, и он тут же пулю в лоб. И еще они совсем не чувствуют боли. Их хорошо впереди других посылать. Смерти не боятся, боли не чувствуют, приказ будут выполнять, пока не сдохнут. Вот такие у вазлеха червячки. Кстати, жадры у вас знатные, ни разу с такими иметь дело не приходилось. Кто он, этот эмоционал?
– Перед собой видишь. – И Трофим движением головы указал на меня.
Перквизитор посмотрел с удивлением.
– С таким-то даром и по горам бегать? Зачем тебе это?!
Что я мог сказать ему в ответ? Ответить все как есть? Но поймет ли он меня? Вряд ли.
– Что-то мы в сторону уклонились. И вообще, ты поподробней!
– Всех тонкостей не знаю, хотя присутствовал из любопытства пару раз. Этим у нас специальные люди занимаются.
– Червяков вкладывают в разрез по одному? – даже не знаю зачем, спросил я.
– Нет, сразу несколько. Бывает, что ни один не приживается. Но случается, что и все сразу. Тогда хана.
– В чем именно?
– Во всем сразу. Эти глисты каким-то образом добираются до мозга. Уж не знаю, что они там делают, но с людьми происходит то, о чем я и сказал раньше. Мне говорили, черви внедряются в какое-то особенное место в мозгу. Но если их приживается несколько, места в нем уже не хватает, и тогда они расселяются куда-то еще. Все, пропал экземпляр. Живет он недолго, не больше недели, мало того что идиот идиотом, так еще и корчит его постоянно. Жутко со стороны смотреть!
Я вспомнил картину, которую наблюдал не далее как вчера. Теперь понятно, что с ним происходило.
– А что с теми, у которых все прошло удачно?
– Те на вес золота! Как исполнители. Конечно, самостоятельно они не действуют, но были бы «детки», а кому им приказать, всегда найдутся.
– Почему именно «детки»?
– Так уж сложилось. Жадры почему так назвали? – задал он встречный вопрос. Понятия не имею. Так же, как и то, почему на южном побережье они вообще лапти. – Возможно, потому что они слушаются, как дети очень строгих родителей. Не знаю.
Теперь общая картина становилась ясна. «Деткам» жадры без надобности, поскольку они теряют чувство боли. Такое бывает и у обычных людей при нарушении работы мозга. Если попросить Славу, он наверняка объяснит, почему так происходит. И о земных паразитах, которые умеют проникать в мозг, я тоже наслышан. Причем не в какой-нибудь там муравьиный, когда эти насекомые полностью меняют свое поведение, становясь натуральными зомби, но в самый что ни на есть человеческий. Это и амебы, и токсоплазма, и даже ленточный цепень. Но они попадают иначе, как правило, через желудок, а тут их вводят чуть ли не напрямую в мозг.
Но как бы там ни было, слухи о том, что перквизиторы нечувствительны к боли, возникли не зря. И почему они так яростны в бою, становится понятно. Хотя, пожалуй, это совсем не ярость, а тупое исполнение чьего-то приказа. Наверное, именно о таких солдатах и мечтают некоторые генералы. Ведь подобным исполнителям не нужна никакая мотивация – приказали, и те умрут.
– Проколы случаются часто?
– Достаточно. Из десятка мужиков примерно треть в расход.
– А что, с женщинами иная картина?
– С ними вообще редкость, уж не знаю почему. Но исход в любом случае у всех один: несколько лет, и…
Рассказчик отвлекся, к чему-то прислушиваясь. Наверное, он все еще надеялся, что его спасут. Случаются же чудеса на свете? Или просто оттягивал неизбежное теперь, когда его рассказ подходил к концу.
– Так что происходит через несколько лет – смерть?
– Мужики столько не протягивают, расходный материал.
– А женщины что?
– Они со временем сходят с ума. И чем дальше, тем больше.
Мне вспомнилась Анфиса, которая явно была не в себе. Возможно, именно по этой причине. Но, может быть, проведя какое-то время среди перквизиторов, насмотрелась такого, что попросту не выдержала психика. Ладно, теперь еще один вопрос, и доберемся до самого для меня важного.
– Среди вас есть некто, которого зовут Пихля.
– Знаю такого, – не задумываясь, кивнул он.
– И он был здесь.
– Не было его. – И снова он ни мгновения не сомневался.
– Я слышал, как его позвали по имени.
– Нет. – Перквизитор покачал головой. – Возможно, ты его спутал с Вихляем. Но у него уже точно ничего не спросишь.
Возможно, и перепутал, поскольку был немножечко не в том состоянии – диафрагма, если вздохнуть чуть глубже обычного, все еще отдавала болью. Даже не знаю, хорошо это или плохо, что им оказался не Пихля. С одной стороны, возможно, он жив и у него можно узнать многое. С другой – мечтаю, чтобы Пихля сдох.
– Теперь о самом главном. Я ищу девушку, которую у меня украли ваши люди. Где я смогу ее найти?
Тупой вопрос, и ответ на него должен быть таким же. Но не все оказалось так просто.
– Да где угодно! В любом из поселений. Симпатичная?
– Да.
Я не стал говорить, что Лера для меня не просто симпатичная, а самая красивая, – зачем?
– Тогда, скорее всего, в Центре.
– В каком еще центре?
– Название такое, Центр. Туда целый квартал с Земли перенесся. Если очень симпатичная, скорее всего, там. Гардиан красоток коллекционирует и за ценой никогда не стоит. Он любит покорных, чтобы подчинялись малейшему движению пальца. Ну а для этого, сам теперь понимаешь, что нужно сделать. Может, потому и меняет их часто.
– Кто такой Гардиан?
– Он Верховный. – Уже по одному тону его голоса можно было догадаться, что именно так, с заглавной буквы.
– Верховный кто?
– Верховный среди равных.
Вождь, атаман, начальник, командир вашей армии нелюдей. Самая главная мразь среди всех прочих. Понятно.
– Сколько у вас поселков?
– Три. Но вазлехи растут только здесь и еще в одном месте. Может, где-нибудь их целые рощи, но известно только два. И еще что хочу сказать… Обрадуешься ли ты, даже если ее найдешь?
Он не стал договаривать, хотя все было понятно и без дальнейших слов. Если Леру превратили в послушную игрушку, которой всего-то несколько лет до сумасшествия, это будет концом всех моих надежд и мечтаний.
– Трофим, сейчас пришлю Гудрона. Узнайте, где что находится и так далее.
Тот молча кивнул, понимая, что мне нужно побыть одному. Я приму Леру любой. Даже побывавшей в постели десятков мужчин, которые творили с ней все, что хотели, ведь вины ее в том нет. Она вся лежит на мне, потому что не смог уберечь нашу любовь. Но что мне делать, если у нее появился надрез на шее?
Глава семнадцатая
Когда прозвучал едва слышный из-за расстояния и падающей воды автоматный выстрел, Ирма вздрогнула. Понятно, по какой именно причине тот случился. Язык стал не нужен, и Трофим с Гудроном от него избавились. Затем они вернулись, но подходить ко мне не стали. Их о чем-то спрашивали, они что-то отвечали, украдкой поглядывая в мою сторону то один, то другой, то третий. Я продолжал сидеть в стороне, все еще под впечатлением от того, что пришлось услышать от мертвого теперь перквизитора. Понимая, что должен быть рядом с ними, ведь ради меня самого все и затевалось. Но не мог.