Гудрон находился недалеко от меня, и мы могли перебрасываться словами, совсем не напрягая голос.
– Там низинка как раз была, – начал оправдываться он, что, находясь в дозоре, не заметил врага первым, чем Демьян успел его попрекнуть.
Пришлось его перебить – нисколько не сомневаюсь. Если вам с Остапом не удалось, вряд ли бы получилось у кого-нибудь другого.
Я пробежался пальцами по карманам разгрузки, где лежали запасные магазины. Затем, стараясь это делать незаметно, запустил их туда, где лежал мой оберег, талисман, амулет – да как угодно! – наган, чтобы его погладить. Легко не быть суеверным, когда проводишь большую часть времени в офисе, где едва ли не единственная опасность, которая угрожает, – это ошпариться кофе или чаем. Но не сейчас, когда шальной, отправленный в никуда, без всякой цели, выстрел может оборвать твою жизнь. Как в случае с Гришей Сноуденом. Да и с его тезкой – Полковником, если разобраться. Затем мысленно обратился к Лере: «Милая, я обязательно к тебе приду! Верь, меня ничто не остановит!»
Все, теперь оставалось только ждать.
Глава девятнадцатая
Ошибки быть не могло: большая часть людей в цепочке наверняка не принадлежала к перквизиторам. И совсем не потому, что среди них пять женщин. Никто и никогда не видел перквизиторов женского пола, что совсем не означало, будто их нет. Причина была в другом: девять из семнадцати человек, несомненно, шли против своей воли, а руки у четырех мужчин оказались связаны.
Я всматривался в фигуры женщин, и сердце билось часто-часто: вдруг среди них Валерия! И не находил на нее похожих. Моим сомнениям подвел итог шепот Гудрона.
– Леры там нет.
– Борис, желательно взять кого-нибудь из перквизиторов живьем.
Гудрон искоса взглянул на меня, но промолчал. Как бы сейчас нам помог еще один язык! Наш предыдущий о тех, кого приводили к вазлеху, толком рассказать не смог. Девушек не было уже больше месяца. Раньше? Раньше в каньоне не было его самого. Видел ли он девушку по имени Валерия и с такой-то внешностью в Центре или где-нибудь еще? Возможно, видел, а может, и нет.
– Если красивая, вряд ли она будет разгуливать по улицам. Сидит в доме того же Гардиана и носа оттуда не высовывает. После того как девушка становится «дитем вазлеха», кто же ее выпустит? Ведь любое слово встречного станет для нее приказом.
– Попробую, но не обещаю, – наконец ответил Гудрон.
– Сам все сделаю. Подстраховки прошу.
Он снова на меня покосился, но теперь не сказал ничего. И я его понимал. В живых бы остаться, какие уж тут языки? Восемь перквизиторов – это грозный противник. Сильный отменной выучкой, огромным опытом, завидным снаряжением и всем остальным прочим.
Тем временем цепочка из семнадцати человек все приближалась и приближалась и вскоре должна поравняться с нами. Позиция у нас была неплоха: мы и выше по склону, и укрытия в виде камней, и высокая зелень. Там, где шли они, растительности тоже хватает. Но низкорослой, не выше колена, и чтобы спрятаться за росшими ближе к реке стволами деревьев, потребуется время. Вполне достаточное для того, чтобы убить их всех.
Единственно, что вызывало беспокойство, так это женщины. Не начнут ли они метаться, едва начнется стрельба? Отвлекая от истинных целей и мешая, когда все решают считаные мгновения. Хотя, если разобраться, и с мужиков станется, в том случае, если опыта у них нет. Тут ведь самое главное – найти более-менее подходящее укрытие, спрятаться за ним и не шевелиться. Нам даже помощники сейчас не потребуются, но человек с оружием заставит вначале выстрелить, а уже только затем поморщиться – пострадал безвинный.
Сердце по-прежнему билось как сумасшедшее, как бы мне ни хотелось успокоиться. И я позавидовал остальным, все они наверняка отправили в рот модифицированные кусочком меди жадры и давно уже добились того, что у меня самого не получится. Гудрон положил точно, поскольку, отвечая, немного шепелявил. Теперь только и оставалось, что мысленно обратиться к Ирме, которая точно так же, как и я, обделена: «Держись, девочка, все будет хорошо!»
Откладывать дальше было нельзя. Иначе пройдет не так много времени, и оба наших снайпера окажутся на самой что ни на есть передовой, а это совсем излишне. И я, затаив дыхание, мягко надавил пальцем на спусковой крючок, выбрав целью того, который, на мой взгляд, был у них главным. Он шел далеко не первым, но так и должно быть. Выстрелил и неожиданно для самого себя улыбнулся. Нет, совсем не по той причине, что голова у моей цели брызнула красным в районе затылка, что означало, одной пули ему хватит наверняка – вспомнились слова Гудрона.
– Игорь, ты у нас главный, а значит, мозг. А тот со всех сторон прикрыт костью, можешь даже у Профа спросить. – Как будто сей факт не был очевидным и без специалиста по тем самым мозгам. – Так какого рожна впереди всех лезешь? Ты не трус, давно уже успели все убедиться, а мы – твоя кость.
Так вот, если я определил главного правильно, кость ему нисколько не помогла.
Второй мой выстрел совпал с выстрелом Гудрона, и благо что мы не выбрали одну и ту же цель. Хотя попробуй определи, когда стрелять начали все остальные – Слава Проф, Демьян, Остап, Трофим, – и жертв среди перквизиторов хватало. Молчали Янис с Ирмой, но их появление на сцене должно стать по моему замыслу неприятным для перквизиторов сюрпризом.
Выбор места для засады был обусловлен еще и тем, что неподалеку пробегал неглубокий, всего по пояс, но с бурным течением ручей. Мы преодолевали его, так сказать, многоножкой, крепко удерживая и помогая друг другу. Но нашим врагам он создал немалую проблему. Попробуй-ка переведи пленников там, где самим им понадобилась бы минута-другая. Местность перед нами была открыта, и перквизиторам поневоле пришлось бы использовать их в качестве живых щитов. Но сейчас часть из них находилась на одном берегу, часть на другом, пленники – кто выходил из воды, кто ее преодолевал, а кое-кто только собирался в нее вступить.
Несколько минут лихорадочной стрельбы, когда главное было не угодить в пленников.
Своевременная помощь Яниса с Ирмой – два или три врага из тех, что находились на нашем берегу, пытались скрыться, и все было закончено.
Какое-то время мы по-прежнему таились в зарослях, пытаясь выявить недобитков. Глупо нарваться на пулю, когда уже полностью уверен в своей победе, от какой-нибудь жаждущей мести твари, которыми определенно они и были.
– Прикрой, – наконец сказал я, пора было выходить.
– У тебя лучше получится, – мягко, но настойчиво проговорил Борис. – Остап, составь компанию.
– Чего бы доброго предложил! Например, выпить за нее, – заявил в ответ тот, но из кустов вышел раньше самого Гудрона.
Юмор у Остапа своеобразный, не раз мог заметить.
Левее от меня показались Трофим с Демьяном и начали обходить место переправы по дуге. Я же безуспешно пытался засечь хотя бы малейшее шевеление с виду как будто бы мертвых тел. В поле моего зрения был еще и труп. И теперь оставалось только догадываться, чья именно пуля в него угодила, наша или перквизиторов. Но кто же ему виноват, если он единственный начал метаться по берегу ручья, то и дело попадая под прицелы то нас, то наших врагов.
Так ничего и не обнаружив, плюнул и бегом догнал четверку, когда они остановились на некотором отдалении от спасенных нами людей.
– Нет, вы только посмотрите на женщин! Сплошь до единой красотки! И повод познакомиться самый удачный – мы их, можно сказать, от такой штуки спасли, которая куда хуже, чем смерть. Глядишь, какая-нибудь и приласкает.
Кто бы мог это сказать, если не бабник Демьян?
– Это с какой стороны взглянуть, – не согласился с ним Остап. – Смерть она и есть смерть. А тут всего-то червяки в голове. Подумаешь, никому отказать не в состоянии. У некоторых женщин такие вещи и без всяких вазлехов случаются. Жалость в другом.
– В чем именно?
– В том, что на вазлехе яблочки не растут с подобным эффектом. Приглянулась тебе женщина, ты ее яблочком и угостил. И все, никаких тебе ухаживаний, цветов-конфет и прочих комплиментов.
– А не боишься? – спросил Гудрон.
– Чего именно? – не понял Остап.
– Что сам какому-нибудь мужику приглянешься. И он тебе такое яблочко втихаря скормит.
– Да иди ты! – возмутился Остап. – Вечно все опошлишь!
Причем таким тоном, как будто он рассуждал о поэзии Серебряного века и вдруг Борис влез с матерными частушками.
– За горсть земных конфет здесь редкая женщина откажет, – вставил свое слово Демьян. – Остап, сам-то их когда в последний раз ел?
– Еще и года не прошло, – ответил тот таким тоном, как будто бы хвастался. И тут же пустился в воспоминания: – Наткнулись мы однажды с тогда еще живым Андрюхой Брамсом на чью-то стоянку среди джунглей. Представьте: поляна, посреди костер, над ним котелок булькает, палатка стоит в стороне. И всякие вещи разбросаны – одежда, телефоны, посуда, прочее… Рюкзаков то ли пять, то ли шесть, не помню уже. И ни одного человека вокруг. Явно с Земли перенеслось, причем только что! Мы туда на огонек костра заглянули, его далеко было видать. «Кто это там, думаем, костры жжет?» Место поганое, и его стараются далеко стороной обходить, – пояснил Остап. – А тут костер! Я и говорю: «Брамс, пошли взглянем?» Ну мы и пошли. Дальше представьте себе картину. Стоим, по сторонам озираемся, в одной руке оружие, а другой конфеты в рот пихаем. Нам бы подхватить все ценное и деру оттуда. А мы жрем, давимся, но стоим! Пока все не съели, с места не сдвинулись. До сих пор вспоминать забавно.
– Как про Дему и бухло рассказал! – подковырнул Демьяна Гудрон. – Конфеты какие были?
– Да всякие. Но больше шоколадные. Мы уже потом, когда с Брамсом вспоминали, за животы хватались от смеха. Жаль, погиб он, но это уже другая история.
– А Брамсом его почему прозвали? По фамилии?
– Он на балалайке «Кузнечика» умел тренькать, вот и прилипло.
Они несли откровенную чушь, но говорить я ничего не стал. Закончился бой, который мы выиграли. Причем все остались живы, и лишь у Остапа по щеке пролегла кровавая полоса от коснувшейся кожи пули. Пусть сутками чушь несут, лишь бы все так всегда и было, как сейчас. И я им завидовал. Стоят, спокойно себе разговаривают, в то время как меня самого время от времени сотрясает нервная дрожь после недавнего боя. Если бы не помнил о жадрах.