Кретик по мере чтения все больше и больше бледнел.
– Объяснись, – сказал он, наконец.
И я все рассказал и объяснил, быстро и вкратце, начиная с убийства Ификрата и кончая моим появлением здесь, у лестницы посольства.
К концу моего повествования кто-то подставил мне стул, а сам я быстренько опрокинул уже третью чашу вина.
– Ну, хорошо, – мрачно заявил Кретик. – Я, пожалуй, предоставлю тебе отсрочку. Несмотря на все твои безумства, ты, кажется, и впрямь сослужил нашей стране кое-какую службу. Пошли отсюда.
К этому моменту весь двор был уже заполнен огромным количеством дворцовых стражей, но мы чувствовали себя в безопасности позади шеренги римских морских пехотинцев. Я, пошатываясь, поднялся на ноги и встал рядом с Кретиком. Юлия не отходила от меня ни на шаг. В толпе римлян я усмотрел Фаусту. У нее был совершенно счастливый вид, как будто весь этот спектакль разыгрывался исключительно для ее удовольствия. Ахилла протиснулся сквозь строй своих солдат. Я ожидал, что он начнет шуметь, неистовствовать и угрожать, но я его недооценил. Он явно старался выиграть время, молчал и выжидал, решая, что делать дальше.
– Как ты думаешь, Деций, он пойдет на штурм посольства? – тихонько спросил Кретик, сохраняя при этом высокомерный и гордый вид, свойственный всем римским официалам.
– Не осмелится, – прошептал я в ответ, тоже держась надменно. – Это немедленно повлечет за собой войну, а он к ней не готов. Ему нужен союз с Парфией, а договор еще не доставили царю Фраату.
В задних рядах стражников возникло какое-то движение. У меня создалось впечатление, что в сторону посольства плывет корабль.
– А вот и Птолемей, – прошептал сквозь зубы Кретик. – Будем надеяться, он трезв.
Ахилла и его воины склонились перед правителем Александрии, когда огромные носилки были опущены на отмостку двора. С них спустили лесенку, и рабы раскатали длинный ковер, выкрашенный за чудовищные деньги тирским пурпуром. Когда Птолемей спустился на землю, оказалось, что он трезв и к тому же не один. Позади него шла его теперь уже беременная царица, за которой следовала нянька, тащившая на руках малыша Птолемея. А позади шли его дочери: Береника, Клеопатра с серьезным и торжественным видом и, последней, маленькая Арсиноя, держась за руку какой-то придворной дамы. Морские пехотинцы расступились, пропуская их, затем сомкнулись обратно, по-прежнему держа копья наперевес.
Все было ясно: Птолемей ставит себя и свою семью под защиту Рима. Когда он поднялся по ступеням наверх, Кретик молча вручил ему договор. Царь принялся его читать, а его семейство проследовало внутрь посольства. Прочитав текст, Птолемей повернулся к толпе.
– Ахилла, подойди сюда, – приказал он.
Мне следовало бы отдать должное этому человеку: никогда в жизни я не видел такого холодно-бесстыжего выражения лица. Он поднялся по ступеням походкой полностью уверенного в себе человека и низко поклонился.
– Что мой повелитель желал бы мне приказать? – осведомился он.
– Я требую от тебя объяснений, – проговорил Птолемей и развернул договор перед Ахиллой. – Ты хотел арестовать сенатора Метелла, когда он пытался доставить мне вот это. Можешь объяснить, почему?
– Конечно, мой господин. Он явно сошел с ума и представлял опасность и для самого себя, и для населения города. В Александрии сейчас неспокойно, и это опасно для римлян, вот я и хотел взять его под стражу – для его же безопасности.
– А как насчет этого документика? – Мягкости в голосе у правителя не прибавилось.
– Эти бумаги я вижу первый раз в жизни, – заявил он и в этот момент не кривил душой.
Птолемей глянул в мою сторону, приподняв бровь.
– Это его приспешник Мемнон готовил окончательный вариант договора вместе с парфянским послом Ородом и этим фальшивым святым пророком, Атаксом, который служил им писцом.
– Мемнона нашли убитым сегодня утром, – заявил Ахилла. – Что об этом известно сенатору?
– Это была честная схватка. Он затевал заговор против царя Птолемея и Рима. Он заслуживал смерти. Но действовал он от твоего имени, Ахилла!
Он изучил документ с издевательской серьезностью.
– Значит, он делал это без моего ведома. Я не вижу здесь ни моей подписи, ни моей печати, что свидетельствовало бы о моем участии в этом заговоре. Я буду протестовать, если кто-то сочтет мое имя, написанное чужой рукой, компрометирующей меня уликой.
– Приведите сюда парфянского посла! – приказал Птолемей.
– К сожалению, – заявил Ахилла, – господин Ород был обнаружен нынче утром мертвым поблизости от дворца. Как представляется, он истек кровью от небольшой раны на руке.
– Вздор! – заявил я. – Не такую уж глубокую рану я ему нанес! Тогда на полу осталось бы гораздо больше крови!
– А ты, оказывается, даром времени не терял и был здорово занят, прямо как гладиатор на мунера сине миссионе, – прокомментировал Кретик.
– А что ты ответишь, – спросил Птолемей, – если твой царь прикажет привести жреца Атакса?
– Мне сообщили, что он был убит во время утренних беспорядков. Ты же знаешь, мой господин, как такое происходит. Сперва толпа желает убивать римлян, а потом ей годится любой чужестранец. Как мне доложили, он был одет и побрит, как грек из Малой Азии, и никто не узнал в нем божественного Атакса. Эта большая трагедия.
Птолемей вздохнул.
– Ахилла, в южных номах возле первого порога восстание. Рынки на острове Элефанттина могут вспыхнуть в любой момент. Ты сегодня же, еще до наступления ночи, соберешь свои войска и выступишь на юг. Тебе запрещено будет возвращаться, пока я сам тебя не вызову.
Ахилла поклонился.
– Правитель! – протестующе вскричал я, когда Ахилла спускался по ступеням и уже начал лающим голосом отдавать распоряжения своим солдатам. – Этот человек представляет для тебя смертельную угрозу! Он затеял заговор против тебя и Рима! Он велел убить Ификрата, когда узнал, что тот в сговоре с другими правителями! Он заставил замолчать Орода и Атакса, прежде чем их арестовали и заставили говорить. Его следует за такое распять!
– У него очень влиятельная семья, мой юный Деций, – ответил мне Птолемей. – Сейчас я не могу принять против него должных мер.
– Я умоляю пересмотреть это решение, – продолжал настаивать я. – Вспомни, как поступали в подобных случаях твои предки! Они были жестоки и свирепы, они убили бы его на месте, а потом вырезали бы всю его семью, после чего отправились бы в эту далекую Македонию, нашли бы его родное селение и сровняли бы его с землей!
– Да, конечно, мир тогда был моложе и проще, чем сегодня. А теперь у меня и других проблем хватает. Я благодарен тебе за твою службу, но оставь вопросы управления государством мне. – Потом он повернулся к Кретику: – Господин посол, нам следует обсудить несколько весьма важных вопросов, и неплохо было бы сделать это наедине. Мне необходимо покровительство Рима. Я полностью выплачу возмещение всем римлянам Александрии, кто понес ущерб.
И они удалились во внутренние помещения посольства, и остальные члены миссии последовали за ними. Я остался стоять в одиночестве на верхней ступени крыльца, над толпой римлян, сбежавших из города и укрывшихся здесь. Ахилла закончил отдавать приказы и поднялся по ступеням ко мне, широко улыбаясь. Мне страшно хотелось выхватить меч, просто руки чесались, но я так вымотался, что он бы с легкостью отнял бы его у меня и им же меня и проткнул. Он остановился в шаге от меня со странным выражением на лице: это была пугающая меня смесь ненависти, удивления и мрачного уважения.
– Зачем ты все это сделал, римлянин? – спросил он.
Ну, ответить на это было просто.
– Тебе не следовало совершать убийство в священных пределах Храма муз, – ответил я ему. – Такие поступки злят богов.
Он все еще не сводил с меня пристального взгляда, словно и впрямь считал меня безумцем, потом резко развернулся на месте и пошел к своим солдатам. Вымотанный до предела, я повернулся и потащился в посольство. Они налетели на меня, едва я туда вошел.
Хохоча и улюлюкая, посольские чиновники свалили меня на пол и связали меня по рукам и ногам, словно я был подарком на какой-то зловещий праздник.
– Не думайте, что таким образом вам удастся избежать долга! – выдохнул я, слишком обессиленный, чтобы пытаться предпринять что-то еще.
– Не забудьте сунуть ему в рот кляп! – посоветовал Кретик.
В этот же момент у меня во рту оказалась какая-то вонючая тряпка, еще одной мне обмотали голову. Кретик подошел ближе и ткнул мне в бок носком сандалии.
– Деций, на тот случай, если ты гадаешь, откуда здесь взялись наши морские пехотинцы, сообщаю, что в порту отшвартовались наши боевые галеры «Нептун», «Лебедь» и «Тритон». Я послал туда приказ, чтобы «Лебедь» перешел в Царскую гавань, и вот туда-то ты сейчас и отправишься. Морские пехотинцы сейчас выйдут в город, им дан приказ устроить небольшой пожар в известном тебе имении Ахиллы; после чего наши триремы выйдут в море и отправятся на Родос. Именно туда они тебя отвезут.
– Прекрасное место, этот Родос! – проговорил Птолемей. – Только, пожалуй, немного скучное. Никаких войск, никакой политики. По сути дела, ничего, кроме школ и ученых.
– Может, станешь посещать там какие-нибудь занятия, Деций, – весело заметил Кретик, снова ткнув меня носком сандалии в бок. – Поучишься немного философии, а? – И они оба стали смеяться, да так, что у них выступили на глазах слезы.
Меня отнесли в гавань и забросили на корабль. Юлия, вся в слезах, провожала меня, держась за мои связанные руки, которые уже начали неметь. Всю дорогу она уверяла меня, что при первой же возможности приедет ко мне. Я не слишком радовался на сей счет, скорее всего, она желала познакомиться с тамошними учеными. Как я мог предположить, за ней тащился Гермес, нагруженный оружием и кувшином с вином. Он что-то бормотал себе под нос и ругался – раб уже страдал, лишившись сладкой и безмятежной жизни в Александрии.
Когда корабль начал отдавать швартовы, Кретик вышел на край пирса и прокричал мне напоследок: