Вспоминая о первой встрече Карамзина с Шишковым, Сербинович писал: «Очевидцы сказывали мне, что Карамзин, видевшись первый раз с Шишковым, сказал ему: «Люди, не знающие коротко ни вас, ни меня, вздумали изображать меня врагом вашим. Они слишком ошибаются. Я привык уважать добросовестность писателей, имеющих в виду общую пользу, хотя и не согласных с моим убеждением. Я не враг ваш, а напротив того, считаю себя обязанным вам за многое, что было высказано вами и удержало меня от ошибок» [116, с. 576].
Касаясь их отношений, С. П. Жихарев подчеркивал, что «замечания (Шишкова. — Авт.) на некоторые фразы Карамзина доказывают не личное нерасположение к нему Александра Семеновича, а только одно несходство в мнениях и образе воззрения на свойства русского языка» [32, с. 317]. Каким хотел видеть Шишков современный ему русский язык? Прежде всего он первым выдвинул требование ввести в русскую литературу язык народный. «Народный язык, — писал Шишков, — очищенный несколько от своей грубости, возобновленный и приноровленный к нынешней нашей словесности, сблизил бы нас с тою приятною невинностью, с теми естественными чувствованиями, от которых мы, удаляясь, делаемся более жеманными говорунами, нежели истинно красноречивыми писателями» [97, т. 3, с. 218].
Карамзинская реформа литературного языка сыграла огромную роль в развитии отечественной литературы в первые десятилетия XIX в. Как писал В. Г. Белинский, Карамзин «преобразовал русский язык, совлекши его с ходуль латинской конструкции и тяжелой славянщины и приблизив к живой, естественной, разговорной русской речи» [6, т. 7, с. 122]. Но поскольку Карамзин вводил в литературный язык словоупотребление преимущественно образованного дворянского общества, то некоторые рьяные последователи, ученики и сторонники карамзинской школы, пошли «дальше» — в погоне за лексикой аристократических кругов стали чрезмерно засорять речь иностранными словами, искусственно делили слова на «благородные» и «низкие» (типа «мужик», «парень» и др.).
Призыв Шишкова бороться с вычурностью, манерностью, пристрастием к иностранным словам, беречь, изучать язык народа нашел свое отражение в творчестве И. А. Крылова. Однако он осторожно относился к высказываниям Шишкова о путях развития русского языка. Крылов говорил: «Он (Шишков. — Авт.) хорошо знает, как писать не должно, но не знает, как должно писать. Можно доверять его обвинениям, но нельзя следовать его советам. Он похож на человека, который будет говорить вам, что опасно варить кушание в нелуженой посуде и что для избежания вреда надобно всегда лудить ее суриком» [цит. по: 21, с. 270].
Какова социальная основа борьбы Шишкова за народность русской литературы? Шишков искал в народе уходящий в прошлое нравственный идеал. В этой связи он писал Дашковой: «…мне кажется, что нам весьма нужно не в новое платье язык свой наряжать, а снять с глаз завесу, препятствующую нам любоваться старою драгоценною его одеждою» [149, л. 12–13].
Отношение Шишкова к крепостным основывалось на патриархальных началах, уходящих своими истоками в помещичий быт XVIII в. Нравственный долг каждого помещика перед своими крестьянами Шишков видел в человеколюбии, понимаемом им весьма своеобразно и крайне консервативно. Ликвидацию крепостного права, распространение грамотности в народе Шишков считал злом. «Обучать грамоте весь народ или несоразмерное числу оного количество людей принесло бы более вреда, нежели пользы», — писал поборник введения «языка народа» в русскую литературу [цит. по: 41, с. 335]. В то же время известен и другой факт из биографии Шишкова: он выкупил из крепостной зависимости открытого им крестьянского поэта Е. И. Алипанова.
Как национальный позор расценил Шишков подписанный в июне 1807 г. Тильзитский договор, был возмущен бездарностью военного руководства, ввязавшего Россию в войну с Францией. «Возгоревшаяся с Франциею война, — вспоминал Шишков, — воспламенила всех молодых людей гордостью и самонадеянием. Поскакали все, и сам государь, на поля сражения: боялись, что французы не дождутся их и уйдут; но, по несчастию, они не ушли и доказали им, что в подобных случаях лучше терпеливая опытность, нежели неопытная опрометчивость» [96, т. I, с. 95].
Шишков ассоциирует образ Наполеона с ненавистной ему Великой французской буржуазной революцией. По мнению Шишкова, водоворот событий революции выбросил на поверхность Наполеона. В своих суждениях он доходит до абсурда, ставя в один ряд Наполеона, Марата, Робеспьера.
Деятельная натура Шишкова ищет трибуну, которую он мог использовать для обнародования своих рассуждений, идей. Подобной трибуной стала учрежденная Шишковым в начале 1807 г. «Беседа любителей русского слова». На еженедельные собрания «Беседы» наряду с известными писателями и государственными деятелями приглашались и молодые начинающие литераторы.
Как известно, в истории «Беседы» существовали два периода: первый — 1807–1810 гг., — когда она не получила еще официального признания, второй — 1811–1816 гг., — когда собрания «Беседы» носили реакционное направление. Состав «Беседы» первого периода был неоднороден. Наряду с И. А. Крыловым, Н. И. Гнедичем на собраниях присутствовали начинающий поэт С. А. Ширинский-Шихматов, студент С. П. Жихарев и другие. «Беседа» первого периода привлекала к себе внимание многих литераторов борьбой за национальную самобытность и пропагандой патриотических идей. Разумеется, доминирующее положение в «Беседе» занимал сам Шишков, а наиболее ярким, по мнению современников, были его «Рассуждения о любви к Отечеству» в начале 1811 г., в преддверии войны 1812 г.
Отечественная война 1812 г. всколыхнула все слои русского общества. Патриотические настроения в годы войны объединили людей различных социальных групп. Но патриотизм Шишкова — это призыв к защите существующей социальной системы, а патриотизм народа — это любовь к Отчизне и упование на лучшее будущее.
Во время войны 1812 г. А. С. Шишков назначается государственным секретарем. Назначение Шишкова на должность проходило крайне сложно. Александр I предпочитал видеть государственным секретарем Н. М. Карамзина. Однако под давлением окружения, и в частности А. Д. Балашова, император вынужден был назначить А. С. Шишкова.
Рукой Шишкова написаны многие яркие манифесты и обращения к русской армии, солдатам. Так, уже в манифесте, провозгласившем войну 1812 г. Отечественной и призывающем к беспощадной борьбе с французскими оккупантами, Шишков пишет: «Да найдет он (враг. — Лет.) на каждом шагу верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами… Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина» [95, с. 30].
Перед началом военных действий за пределами России был распространен манифест, в котором Шишков призывал: «Воины! Храбрость и терпение ваше награждены славою, которая не умрет в потомстве. Имена и дела ваши будут переходить из уст в уста от сынов ко внукам и правнукам вашим до самых поздних родов» [там же, с. 74].
Шишков страстно призывает воинов с честью нести за границей звание русского солдата. «Я помню, — пишет П. А. Вяземский, — что во время оно мы смеялись нелепости его (Шишкова. — Авт.) манифестов и ужасались их государственной неблагопристойности, но между тем большинство, народ, Россия, читали их с восторгом и умилением, и теперь многие восхищаются их красноречием. Следовательно, они были кстати, по Сеньке шапка» [20, с. 270].
Известно, что в первые недели войны Александр I находился при армии Барклая де Толли. Помня о «заслугах» императора в войне 1805–1807 гг., Шишков «по чувству любви к Отечеству, чуждаясь личных выгод и не боясь лишиться милости царской за правду» [116, с. 575], сумел убедить фаворитов императора Аракчеева и Балашова в том, что пребывание Александра I в армии бесполезно. В начале июля 1812 г. император покинул расположение армии Барклая де Толли и направился в столицу.
Перед отъездом на Венский конгресс Александр I освобождает Шишкова от должности государственного секретаря и назначает членом Государственного Совета. Работа в этом государственном органе не очень обременяла Шишкова, и он всецело отдает себя руководству делами Российской Академии.
НОВЫЙ УСТАВ И ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Разработка проекта устава — это первое, чем занялся новый президент. В проекте этого документа Шишков пытался всю литературную жизнь страны, издательское дело и цензуру подчинить исключительно Российской Академии. Он также предусматривал ее прямую зависимость от непосредственной верховной власти, минуя подчинение министру народного просвещения, как это было ранее. В проекте Шишков обосновывает необходимость значительного увеличения ассигнований, так как «Академия получаемыми ею доходами не может ныне делать даже того, что делала прежде» и «золотая медаль за отличные труды во сто червонных стоит более тысячи» [143, № 15, л. 8]. Проект устава был разработан Шишковым в середине августа 1816 г.
По распоряжению императора, проект был передан на рассмотрение комитету, специально созданному по этому случаю. В комитет вошли: министр народного просвещения А. Н. Голицын, министр полиции С. К. Вязмитинов, министр юстиции Д. П. Трощинский.
Из доклада комитета Александру I мы узнаем, что в проекте устава были предусмотрены статьи, которые шли вразрез «с принятыми правилами и постановлениями». В докладе не указываются конкретные примеры нарушений Шишковым «правил и постановлений». Можно лишь предполагать, что, например, Голицын не хотел упускать из-под своего подчинения Российскую Академию, а с нею и цензуру.
Во всяком случае архивные документы свидетельствуют о том, что Шишков был вынужден сделать поправки в проекте устава с учетом замечаний членов комитета. В октябре 1816 г. новый устав Российской Академии был подготовлен для утверждения императором.
Лишь через два года, благодаря исключительной настойчивости Шишкова, устав был утвержден императором. Но этому предшествовала долгая борьба между Голицыным и Шишковым. Голицын не мог простить президенту его желания вывести Российскую Академию из подчинения Министерству народного просвещения.