орый не всегда следовал прямым путём, но для которого лучше было бы сейчас оставаться на нём. Вы единственная, несомненно, кто способен добиться, чтобы ваш друг вновь стал честным… Помогите мне в этом, и вы станете первым из моих «сотрудников».
— Я попытаюсь…
— Оставьте ваше существование ради роскоши и удовольствия, чтобы вновь стать человеком! Сможете ли вы это сделать?
— Смогу, — ответила она после мгновенного колебания, если вы позволите мне приходить к вам чаще.
— Как и все мои сотрудники, вы здесь у себя, мадам.
— Вы теперь будете считать меня принадлежащей к вашей организации?
— Может быть, вы станете её лучшим элементом?
— Благодарю! Вы мне расскажете понемногу всё, что я должна советовать Фреду.
— В настоящий момент у вас только одна миссия: попробовать искоренить из замечательного мозга этого человека безрассудную потребность бросаться в спекуляции и «делать дела» любой ценой! Если удастся направить потенциал такого прекрасного ума только на будущее нашего собора, мы сможем заложить первый камень уже через несколько месяцев! Необходимо сориентировать Рабироффа на эту единственную цель, не останавливаясь даже, если придётся льстить его гордости, в которой заключена его истинная сила. Гордость может быстро перейти в достоинство! Вам нужно будет дать понять своему другу, со всем вашим женским умением, что работа над собором будет для него венцом карьеры, и те, которые позже будут судить о нём, обязаны будут сказать: «Если бы не финансист Рабирофф, это грандиозное сооружение не было бы построено!» Вы понимаете меня?
— Очень хорошо… Только, чтобы добиться результата, на который вы рассчитываете, с таким человеком, как Фред, нужно суметь освободить его последовательно от некоторых пагубных влияний. Под его авторитарной сущностью и готовностью всем командовать скрывается слабость перед тем, кто прав и говорит более убедительно. Поэтому-то он и восхищался вами позавчера: вы говорили как старший и показались ему более сильным. Запомните то, что я вам говорю. Никогда впредь не теряйте из виду, что среди тех членов общества, с которыми вы недавно познакомились, некоторые могут быть очень опасными… Худший из них, по моему мнению, так называемый Сильвио Перана… Этот генуэзец способен на всё, даже на преступление.
— Преступление никогда не бывает оправдано, мадам… Я разделяю ваше мнение: я мог как-то наблюдать этого человека, и мне совсем не понравился его блуждающий взгляд.
— Самая большая из всех ошибок, допущенных до сего дня Фредом, состоит в том, что он доверил ему связи с предприятиями религиозного искусства, которые должны будут работать для собора.
— Будьте спокойны, я там наведу порядок!
— Вот тот пост, для которого скорее подходит женщина! Почему бы меня не назначить на место Сильвио?
Посмотрев на неё долгим пристальным взглядом, Андре Серваль спросил:
— Вы уверены, мадам, что не питаете особенной неприязни к этому человеку?
Сине зелёные глаза расширились от возмущения прежде чем русоволосая женщина смогла ответить хриплым голосом:
— Это негодяй, которого следует уничтожить, пока есть время, иначе он сделает это с вами!
— Что вы хотите сказать?
Она с отчаянием посмотрела на него:
— Это бесполезно… Вы никогда ничего не поймёте! Но знайте одно: если я заменю этого человека, ваши интересы и интересы вашего собора будут защищены!
— Вам лучше говорить «наш» собор, так как впредь вы принадлежите к нашей команде… Не исключено, впрочем, что я прибегну к вашей помощи для задачи подобного порядка, но, однако, боюсь не была бы она для вас немного тяжёлой… Вам только нужно будет подучиться… Мы переговорим об этом немного позже…
— Разве вы никогда не говорили, что парижское производство предметов роскоши (а их достоинства признаны во всём мире) будет работать для вашего собора?… Так как я являюсь одним из самых значительных клиентов нескольких крупнейших домов моды, не думаете ли вы, что я могла бы убедить их лучших дизайнеров и модельеров заняться разработкой украшений и религиозных орнаментов? Почему бы Диорам, Гивенчи, Баленсиага не внести свой вклад в общее произведение, поделившись с нами тем бесценным сокровищем, которое представляют их знания и умения? Почему ризы и мантии не могут стать плодом труда «маленьких рук» и «девочек-учениц»? Это избавит нас от ужасной продукции специализированных домов квартала Сен-Сюльпис!
— Признаюсь, если вы сможете убедить больших мастеров моды…
— Вы согласны доверить мне этот пост? Благодарю! Вы увидите, что я преуспею! Фред всегда говорил мне, что моё упорство невероятно. До свиданья, месье Серваль. Через несколько дней я снова приду, чтобы дать вам отчёт о моих первых шагах… Я получила, наконец, прекрасную должность. Мне почти хочется обнять вас!
И она, без сомнения, так бы и сделала, если бы он не остановил её жестом, задав один вопрос:
— Почему вы так внезапно пришли предложить мне свои услуги?
Молодая женщина снова мгновение колебалась, прежде, чем ответить:
— Может быть, я сделана из того же теста, что и другие? Я говорю не о финансистах, а о ваших мастерах… Никогда не смогу забыть тот день, когда Эжен, хозяин ресторана, убеждал меня, что я буду в таком же состоянии, что и он, когда я узнаю вас больше…
— И в каком же состоянии находился этот бравый человек?
— Был загипнотизирован вами!
— Однако я никогда ничего не делал, чтобы добиться подобного результата!
— Не надо без нужды разыгрывать из себя простака! Оставьте это глупое кокетство более слабым людям! Вы прекрасно знаете, как все те, у кого истинно сильная душа, что вы обладаете чрезвычайной нервной энергией и силой убеждения, против которых ничто и никто не может устоять!
— Это ваше внутреннее убеждение?
— Да…
— Тогда я немедленно попробую использовать эту силу убеждения, чтобы просить вас вести менее фривольную жизнь. Я очень хорошо понимаю, что ваше очарование и ваша красота побуждают вас заставлять льстить вам, но вы не единственная красивая женщина на земле! Существует ещё многих других, таких же красивых, которые работают или, по меньшей мере, пытаются быть полезными. Вы изъявили желание оказать мне услугу, и я принимаю вашу помощь только потому, что убеждён: когда вы наконец будете заняты умственным трудом, вы будете горько жалеть о времени, которое теряли в течение многих лет!
Она взглянула на него с величайшим изумлением, словно в первый раз слышала мужчину, говорившего с ней таким образом… Затем она сказала резко:
— Я уже ответила на ваш вопрос. Теперь моя очередь спросить вас: случалось ли вам когда-нибудь в жизни полюбить?
Воцарилось длительное молчание, прежде чем он ответил:
— Не понимаю, почему ваш странный вопрос возник в нашей беседе… Да будет вам известно, мадам, что моя частная жизнь никого не касается!
— Почему же вы тогда хотите перестроить мою?
— Может быть, я и не прав, но у меня всё-таки впечатление, что вы пришли сюда, чтобы просить у меня совета… Когда я увидел вас на пороге этой убогой комнаты, вы имели вид растерявшегося человека… Я ошибаюсь?
— Нет, — ответила она бессильно.
— Тогда у вас, конечно, была причина прийти, но не нужно принимать меня за советника вашей совести! Я всего-навсего такой же человек, как и все другие…
— Вы не такой, как все! Иначе вы любили бы… Ведь это только раз в жизни!
Он ничего не отвечал, но женское любопытство побуждало её продолжать:
— Я никогда не поверю, что романтическая личность вашего размаха — ибо вы есть прежде всего поэт, Андре Серваль! — достигла сорока лет, не встретив ни единой женщины, которая бы её вдохновила. Или вы совсем лишены чувств… Но это не так! Я вас совсем не знаю… Я даже считаю, что это никому не под силу! Но у меня такое чувство, что под маской напускного бесстрастия вы скрываете обострённую чувствительность: именно благодаря ей в вас живёт творец! Мы никогда с вами раньше не встречались и никогда так не говорили, как сегодня… Такого разговора между нами, может быть, больше никогда не будет. Но я бы почти успокоилась, если бы раз я навсегда вы мне откровенно ответили: способны до вы полюбить?
Человек с белыми волосами всё ещё не отвечал. Она продолжала:
— Много наслышавшись от Фреда о ваших проектах, о чём он мне прожужжал все уши, я составила себе мнение, верное или ложное, о вашей любопытной личности. Вы сказали, что Фред легко может стать честным человеком, чему я охотно верю, но в противоположность этому, боюсь, ничто не сможет изменить вас! Вы для меня, при всей своей почтительности и доброжелательности, очень самоуверенный мужчина… В какой-то степени вы — тот же монстр! Разве не страшно допустить мысль, что существо вашего ума могло бы прожить в полном одиночестве?
— Я никогда не был одинок, — медленно проговорил Андре Серваль.
Она взглянула на него, внезапно застыв, словно парализованная, а он тем временем продолжал своим мягким голосом:
— У меня есть «возлюбленная», которая поддерживает меня вот уже двадцать лет — с того самого возраста, когда рождаются самые прекрасные чувства — и которая не оставит меня до самой смерти… Это мой собор, который никогда мне не изменял… Прежде всего мой мозг создал эту прекрасную «подругу», затем, по мере того, как её контуры вырастали в моём воображении, я полюбил её всем моим сердцем — С течением времени собор возымел необыкновенную власть надо мной, и я находил удовольствие быть пленником этого творческого труда, который я сам задумал и который никогда не сможет предать меня. Это было очень нежное пленение, доставлявшее мне такую внутреннюю радость, какую не в состоянии подарить никакая другая возлюбленная в мире! Как часто видим мы штамп: скульптора, влюблённого в свою статую, и гораздо реже строителя, пылко любящего построенное им святилище… Но так как мой собор ещё не осязаем, яблока ещё только влюблён в великую идею! Может быть, по этой причине моя любовь неизлечима?
— Вы настоящий безумец! Вы без конца смешиваете мечту и реальность!