— Такие люди, как вы, — с жаром произнесла она, — пытаются остановить прогресс и разорить наш город!
Дуэйн предположил, что под прогрессом она понимала закрытие его магазина и разорение делового центра Джунипера.
Потому что именно это и должно было произойти.
Отойдя от окна, Дуэйн вернулся за прилавок и провел следующий час, листая музыкальный каталог и просматривая список компакт-дисков, которые он не сможет заказать, после чего прошел в подсобное помещение, чтобы разогреть себе на ужин вермишель быстрого приготовления.
Расписание на дверях гласило, что магазин работает с 10 утра до 10 вечера, но уже в половине девятого Дуэйн понял, что можно закрываться. За предыдущие десять часов никто не зашел в магазин, и было очевидно, что теперь уже точно никто не заглянет. Особенно если учесть, что на улице уже стемнело.
Дуэйн выглянул в окно. Все остальные магазины уже закрылись, и на всей Главной улице только у него еще горел свет. Городские власти так и не удосужились поставить фонари, и если раньше это не имело особого значения, особенно пока еще работал «Купи и сэкономь», теперь Главная улица напоминала город-призрак. Вздохнув, Дуэйн запер на два замка заднюю дверь, убрал деньги из кассы в сейф и погасил весь свет, кроме тусклой дежурной лампочки прямо над прилавком. Выйдя из магазина через переднюю дверь, он запер ее за собой.
И, обернувшись, увидел цепочку рослых мужчин, перекрывших ему путь к его машине.
У Дуэйна екнуло сердце, в груди разлился холодок страха. Однажды в Чикаго на улице на него напала банда, и тогда его спасли только нож в кармане и своевременное прибытие двух полицейских машин. И вот сейчас на него снова стремительно нахлынуло то ощущение безысходности, которое он испытал, окруженный уличными бандитами. Фигуры не делали никаких угрожающих жестов, они вообще не двигались и не издавали никаких звуков, однако было что-то устрашающее в их одинаковых позах, что-то агрессивное в том, как они перегородили дорогу к машине.
Дуэйн попытался не обращать на них внимание, но не смог, подумал было о том, чтобы обойти их, однако ему не хотелось показывать свой страх. Фигуры были в одинаковых черных дождевиках — длинных плащах из блестящего материала, более темного, чем ночные тени, но при этом каким-то образом отражающего свет.
Дуэйн не мог сказать, зачем они надели плащи — дождя не было и в помине, — и выбор одежды казался не только странным, но и угрожающим.
Дуэйн сделал шаг к своей машине.
Фигуры дружно шагнули ему навстречу.
— Эй, — сказал он, — что вы задумали?
Ответа не последовало.
Ни слова, ни восклицания, ни смешка.
Только тишина.
— Убирайтесь с дороги, мать вашу! — приказал Дуэйн.
Фигуры не двинулись с места.
Дуэйн подумал было о том, чтобы вернуться в магазин и вызвать полицейских, однако для этого потребуется найти в связке нужный ключ и отпереть дверь, а он не хотел ни на мгновение упускать из виду эти существа.
Существа?
Только сейчас Дуэйн впервые отметил, что не может рассмотреть их лица. В темноте они казались расплывчатыми белыми пятнами.
Человеческие лица не могут быть такими белыми.
Ну, это просто глупо.
Фигуры двинулись вперед.
— Что вам нужно? — воскликнул Дуэйн. Он хотел изобразить гнев, однако в его голосе прозвучал страх.
Ответа не последовало. Фигуры — теперь Дуэйн видел, что их всего девять, — молча приближались к нему.
Дуэйну захотелось обратиться в бегство. Молчание, дождевики, белые лица — все казалось неестественным, зловещим. Но Дуэйн не собирался признавать свое поражение, не хотел доставлять фигурам это удовольствие, поэтому он остался стоять на месте и, сунув руку в карман, нащупал складной нож.
Фигуры также достали оружие.
Ножи.
Твою мать! Развернувшись, Дуэйн бросился бежать. В рассеянном свете плакаты в витрине его магазина производили жуткое впечатление. Джим Моррисон, Джими Хендрикс, Курт Кобейн — только сейчас он впервые осознал, что всех этих музыкантов уже нет в живых.
Дуэйн со всех ног устремился к углу здания. Там за деревьями проходит глубокая канава, которую в темноте не видно. Если ему удастся добежать до нее, он через нее перепрыгнет, а фигуры ее не заметят, свалятся в нее и сломают свои долбаные шеи. Если ему повезет.
Он уже задыхался.
Кто эти ребята, твою мать, и какого хрена им от него надо?
Дуэйн уже добежал до угла здания, но тут фигуры его настигли.
В тот самый момент, как он огибал угол, его толкнули в стену, и шершавый кирпич ободрал ему лицо. В правый бок вонзился нож, и Дуэйн вскрикнул, падая на землю.
Не переставая кричать, он смотрел на кольцо неясных белых лиц, сомкнувшееся над ним, на тусклый блеск ножей.
Фигуры нагнулись, ножи принялись за работу, и когда во все стороны брызнула кровь, Дуэйн наконец понял, почему фигуры надели дождевики.
Чтобы не промокнуть.
Глава 19
1
Собрание сотрудников должно было начаться за полчаса до открытия «Хранилища», и Шеннон едва на него успела. Она последней спустилась вниз, последней вошла в зал, и мистер Лэм бросил на нее неодобрительный взгляд, когда она, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, занимала свое место.
Однако настроение у Шеннон было приподнятое. За последние пять дней она сбросила целых три фунта и при том не вызвала у матери никаких подозрений. Воспользовавшись советом мистера Лэма, девушка вместо того, чтобы отказываться от еды, перешла к тактике «нажраться и проблеваться», и результат получился блестящий.
Если все будет и дальше продолжаться в таком же темпе, к концу месяца она сгонит вес до поставленного для себя значения.
Все остальные сотрудники, которым сегодня предстояло работать в утреннюю смену, выстроились в шеренгу. Они стояли, расправив спины, заложив руки за спину, расставив ноги на ширине плеч, в официальной позе «Хранилища», слушая, как мистер Лэм говорил им об открытии нового отделения компании в городе Хокс-Ридж, штат Вайоминг. Тем самым общее число «Хранилищ» в Соединенных Штатах доходило до трехсот пяти. А триста пять, объяснил менеджер по кадрам, это очень мощное и значимое в духовном плане число.
Здесь, в Джунипере, продолжал он, в продовольственном отделе состоится однодневная распродажа хлебопекарной продукции, а также в секции автомобильных запчастей начнется недельная акция продажи антифриза и незамерзающей жидкости для омывания стекол.
Закончив рассказывать о новостях, мистер Лэм перешел к той части, которую Шеннон терпеть не могла.
К ритуальным песнопениям.
Мистер Лэм встал перед строем сотрудников, обвел взглядом их лица, затем указал на стоящую в середине Мей Браун. Шеренга разделилась в этом месте: Мей и все те, кто стоял слева от нее, отошли к противоположной стене бетонного коридора, мистер Лэм остался стоять посредине.
— Итак, — сказал он, — повторяйте за мной: я всецело предан «Хранилищу».
— Я всецело предан «Хранилищу».
— «Хранилище» значит для меня больше, чем моя семья, больше, чем мои друзья.
— «Хранилище» значит для меня больше, чем моя семья, больше, чем мои друзья.
Шеннон видела свою сестру, стоящую у стены напротив. Сэм распевала во весь голос, захваченная происходящим подобно фанатичному члену религиозной секты, и Шеннон, увидев свою сестру в таком исступлении, ощутила смутное беспокойство. Самой ей подобные песнопения не доставляли никакого удовольствия. От своих родителей она унаследовала презрительное отношение к конформизму в любом его проявлении, и то обстоятельство, что Сэм так безропотно повиновалась навязанному восторгу, насильно принужденным товарищеским отношениям, вызывало у нее тревогу.
Песнопения завершились непременным «Да здравствует “Хранилище”!», после чего все сотрудники группами по пять человек поднялись наверх, готовые приступить к работе.
Это произошло незадолго до полудня.
Ее поймали.
В каком-то смысле это явилось облегчением. Все это время Шеннон, работая в торговом зале, со страхом думала о том, что столкнется здесь с отцом или матерью. Короткие передышки случались только тогда, когда она уходила на склад или в подсобное помещение, закрытое для посторонних. С самого первого рабочего дня она жила в нескончаемом ужасе сознания того, что родители рано или поздно обязательно узнают, что она устроилась на работу не к Джорджу, а в «Хранилище».
К счастью, когда это наконец произошло, с ней рядом была Сэм. Сестра забежала к ней, чтобы одолжить двадцатипятицентовую монетку для автомата с кока-колой в комнате отдыха, и Шеннон рылась в кошельке, как вдруг, подняв взгляд, увидела своих родителей, целенаправленно направлявшихся к ней.
У нее во рту мгновенно пересохло.
Родители остановились перед прилавком. Рот отца сжался в угрюмую прямую линию.
— Ты нас обманула, Шеннон.
Девушка не знала, что ответить, как себя вести. Родители никогда ее не били, редко вообще наказывали ее, но вот сейчас она стояла, боясь смотреть им в глаза. Ну почему она совершила такую глупость? Что на нее нашло? Шеннон стояла, уставившись на свои руки, которые не тряслись только потому, что она с силой прижала их к прилавку.
— Разве мы не говорили об этом? — спросил отец.
Подняв взгляд, Шеннон слабо кивнула.
Отец посмотрел ей в глаза.
— Я хочу, чтобы ты уволилась отсюда. — Он переглянулся с матерью, и та кивнула. — Мы оба этого хотим.
— Она не должна вам подчиняться, — вмешалась Сэм.
— А я говорю, что она должна отсюда уйти.
— А почему вы не спрашиваете у Шеннон, что она сама думает?
Шеннон снова уставилась на свои руки. Она не хотела увольняться из «Хранилища», но ей не хотелось также и делать больно родителям, однако совместить это было нельзя. Просто невозможно. Наверное, вот что понималось под тем, чтобы повзрослеть и уйти от родителей.
«“Хранилище” значит для меня больше, чем моя семья, больше, чем мои друзья».