К тому же воскресенье — «день Господень».
А в подобном предприятии участие Господа не помешает.
На этих собраниях люди Кинга будут уволены, всех руководителей переведут на другую работу, службы безопасности будут распущены. К этому времени во всех «Хранилищах» будет проведена инвентаризация, и директора подпишут новые договоры о поставках, которые, по крайней мере на бумаге, полностью изменят ассортимент товаров.
План был смелый, и даже если результаты окажутся не совсем такими, как ожидалось, все равно с организационной точки зрения это станет большим достижением.
И Кингу будет нанесен болезненный удар.
Единственный вопрос заключался в том, насколько болезненный.
В воскресенье утром Билл, Джинни и Шеннон проснулись рано. Джинни готовила завтрак, Шеннон смотрела телевизор, Билл читал газету, и все трое делали вид, будто это самый обыкновенный день, будто не происходит ничего важного, но все были взволнованы и встревожены, все вели себя тише, чем обычно, и обратный отсчет до назначенного часа, казалось, будет длиться бесконечно.
Момент настал.
Миновал.
На кухне Джинни мыла посуду, по телевизору один сериал уступил место другому. В мироздании не произошло никаких существенных перемен — ни землетрясений, ни молний, ни разрушительных смерчей или ударных волн. Не было никакой возможности определить, все ли прошло согласно плану — и вообще произошло ли хоть что-нибудь. Билл возбужденно прошел по гостиной, сжимая и разжимая кулаки, вышел из дома, направился в гараж, вернулся в дом. Он выждал добрых сорок пять минут, прежде чем решился наконец позвонить Митчу.
Телефон зазвонил в тот самый момент, когда Билл сам протянул руку к аппарату, собираясь набрать номер.
Он жадно схватил трубку.
— Алло!
— Дело сделано, — сказал Митч. — Здесь все прошло по плану, я позвонил еще двум директорам, и они сказали то же самое.
— О результатах должны доложить все.
— Не волнуйтесь, доложат.
— Есть какие-либо отличия? Перемены?
Митч ответил не сразу.
— Не знаю. Я ничего не чувствую, если вы это имели в виду. Я… я не знаю.
— Наверное, нам нужно подождать.
— Можно позвонить в Даллас и попросить соединить с Ньюменом Кингом.
— Я уж лучше подожду, — усмехнулся Билл.
В течение следующих полутора часов позвонили все до одного директора, участвующие в заговоре. Билл не знал, что происходит в самом Далласе, но в маленьких городах по всей Америке началось падение могущества «Хранилища». И за всем этим стоял он, Билл. Когда позвонил последний директор, из крохотного городка на севере Вермонта, Билл ощутил прилив гордости.
— Что будем делать дальше? — спросила Шеннон.
— Жить своей жизнью. И ждать.
— Чего?
— Ньюмена Кинга.
— Как ты думаешь, что он сделает? — спросила Джинни.
— Подождем и увидим, — пожал плечами Билл.
Вечером он устроил общее собрание, закрыв «Хранилище» раньше срока, чтобы сообщить всем сотрудникам о случившемся. Кое с кем он уже поделился этой новостью в течение дня — с теми, с кем общался по работе, с теми, с кем у него сложились тесные контакты. Но Билл хотел, чтобы о бунте директоров, о том, что по всей стране «Хранилища» отделились от корпорации, узнали все. Вполне вероятно, среди сотрудников его «Хранилища» еще оставались сторонники Кинга, но Билл не опасался того, что они узнают о случившемся. В худшем случае они донесут на него, доложат обо всем Кингу. Но у Билла было предчувствие, что Кингу и так уже все известно.
Быть может, Кинга нет в живых, думал он, вспоминая Лэма, Уокера и Кейеса, рухнувших на пол.
Нет. О подобном исходе нельзя даже мечтать.
Председатель правления не уйдет так просто.
Если Кинг жив, он, вне всякого сомнения в ярости, и Билл вовсе не был уверен в том, что всей своей властью он обязан исключительно принадлежащим ему «Хранилищам». Ему вспомнились рука с неестественно большим количеством костей, безумные глаза, глубоко посаженные на белом пластиковом лице, и он поежился.
Впервые за несколько дней Билл позволил себе подумать о Сэм.
Мысли о ней постоянно присутствовали у него в подсознании, однако на какое-то время им пришлось потесниться, дать место другим мыслям, другим заботам, и сосредоточиться на них удавалось только в краткие промежутки.
Однако воспоминания о дочери были подпорчены; на отцовские чувства накладывались сознание вины и стыд, и Билл не мог думать о ней, не видя перед глазами образы с видеозаписи, не вспоминая то, какое наслаждение она доставила ему в постели. Сейчас ему неуютно было вспоминать Сэм даже ребенком, и он гадал, какой будет их встреча, как они будут себя вести друг по отношению к другу.
Быть может, ее загипнотизировали и она ничего не вспомнит. Быть может, они просто будут избегать вспоминать эту тему, молчать о ней, притворяться, будто ничего не было.
Быть может, Сэм вообще не вернется.
Быть может, Кинг ее «удалил».
Нет, только не это.
Билл попытался вспомнить дочь такой, какой та была прежде. До «Хранилища». Сэм была доброй и ласковой. Умной, привлекательной, заботливой, нежной. Даже в раннем детстве она отличалась спокойным характером. Впереди ее ждало блестящее будущее.
И Кинг, Лэм и вся их шайка превратили ее в бессознательный автомат, готовый сделать все, что ей скажут.
Билл был рад, что Лэм умер. И Уокер. И Кейес. А если у него на глазах умрет и Ньюмен Кинг, он будет счастлив.
«Хорошо бы Кинг покончил с собой, — с надеждой подумал Билл. — Наложил на себя руки».
Билл стоял перед собравшимися сотрудниками. Взобравшись на столик в кафе, он повернулся к мужчинам и женщинам, парням и девушкам, столпившимся в проходах. Билл собрал их здесь, а не внизу, в коридоре для построений или в одном из многофункциональных помещений, потому что хотел подчеркнуть разницу между «Хранилищем» прежним и «Хранилищем» новым, и ему было отрадно видеть, что на лицах нет ни страха, ни ненависти, а только любопытство и внимание.
Общий дух «Хранилища» действительно изменился.
Билл поднял руки, призывая к тишине, после чего рассказал о случившемся, о том, что сделали директора. Он объяснил, что почти все магазины сети отказались от прежних порядков, и отныне каждый будет управляться индивидуально.
— Власть корпорации децентрализована, — подытожил Билл, — и все берут пример с нас.
Послышались восторженные крики.
— Как известно многим из вас, в прошлом у меня были кое-какие разногласия с центральным управлением…
Смех.
— …и я рад, что Ньюмен Кинг больше не сможет диктовать нам, как работать. Его тирании в Джунипере пришел конец.
— Кинг умер! — воскликнул кто-то, и толпа встретила эти слова бурными приветствиями.
— Да здравствует Кинг![46]
Этот голос прогремел подобно грому, подобно гласу Господа, острым ножом разрезав гул толпы, и собравшиеся сотрудники разом умолкли. Смех оборвался, хлопки затихли, и все головы повернулись на звук голоса.
Ньюмен Кинг.
Он стоял в центральном проходе, устремив взгляд в сторону кафе.
Устремив взгляд прямо на Билла.
— Ах ты, дерьмо! — прошипел он.
Свет в торговом зале стал тусклым.
Билл неподвижно стоял на месте, дожидаясь приближающегося Кинга. В «Хранилище» воцарилась полная тишина, единственными звуками были шаги Кинга по каменным плитам пола.
Толпа испуганно расступилась перед председателем правления. Кинг подошел ближе, и Билл разглядел, что его лицо начало разрушаться. Пластиковые зубы исчезли, сменившись гнилыми обломками. Пожелтевшая кожа местами натянулась, и сквозь нее проступили черные пятна. Только глаза оставались прежними, и Билл, почувствовав исходящий от них жар ненависти, испугался.
«Что он такое?» — подумал он.
Подняв руку, Кинг щелкнул пальцами, и тотчас же в противоположном конце «Хранилища» появились «ночные управляющие». Однако на этот раз они не рассыпались по проходам между стеллажами и полками, как бывало обычно, а двинулись вперед все вместе.
Кинг был уже перед входом в кафе, однако даже не попытался подойти ближе. Остановившись, он посмотрел на взобравшегося на стол Билла.
— Я построил «Хранилище»! — презрительно бросил Кинг. — Я его сделал! Изобрел!
— Вы его уничтожили! — выкрикнул из толпы какой-то храбрец. Молодой парень.
Развернувшись, Кинг обвел испепеляющим взором собравшихся сотрудников.
— Я вас сотворил! — воскликнул он. — Я дал вам работу! Сделал вас теми, кем вы являетесь сегодня!
Председатель правления снова повернулся к Биллу, и тот не на шутку испугался. Однако он услышал в голосе Кинга ярость, почувствовал панику, отчаяние. Билл понял, что тот умирает. Точно так же, как умерли Лэм, Уокер и Кейес. И эта мысль доставила ему удовлетворение.
Кинг медленно двинулся вперед.
— Мне следовало убить тебя, щенок, когда у меня была такая возможность. Но вместо этого я взял тебя под свое крыло, обучил, позволил стать директором!
— Ты не должен был использовать мою дочь, — не двинувшись с места, ответил Билл.
— Эту шлюху! — взревел Кинг.
Ненависть и гнев прогнали остатки страха.
— Здесь ты бессилен, — холодно промолвил Билл. — Это мое «Хранилище». Проваливай отсюда!
«Ночные управляющие» продолжали ходить перед кафе сквозь быстро редеющую толпу. Сотрудники спешили ускользнуть прочь, спрятаться за вешалками с одеждой, пятились по проходам. Кое-кто устремился к выходу, переходя на бег.
— Я тебе этого не позволю, — решительным тоном продолжал Билл. — Я не позволю отобрать у меня «Хранилище»! Ты убил моих друзей. Ты убил мой город.
— Это мое «Хранилище»!
Билла отбросило назад. Упав со стола, он налетел спиной на стойку кафе, и у него перехватило дыхание. Кинг даже не притронулся к нему, но что-то толкнуло его назад, некая сила, которая не воздействовала на какую-то отдельную часть его тела, а разом обрушилась на него всего, сокрушительной стеной невидимой энергии.