Миналуш скользит по траве,
Где лунных пятен узор.
Луна идет на ущерб,
Завеся облаком взор.
«Луна» качнулась в блюдце и исчезла.
Ему стало немножко грустно, что она ушла, но он знал, как её вернуть.
Миналуш крадется в траве,
Одинокой думой объят,
Возводя к неверной луне
Свой неверный кошачий взгляд.[25]
Ещё и ещё раз. И с каждым новым возвращением Луна становилась всё больше и прекрасней, пока не заслонила собой весь мир. С блаженным выраженьем на лице, или всё-таки на морде, он уснул.
Глава 7
Реальность
Проснулся я от ехидного хихиканья над ухом. Причём проснулся совсем, подскочил сразу на всех лапах. Передо мной, закинув ногу на ногу, в моём любимом кресле-качалке сидел Домовой. Раньше он никогда не приходил ко мне без приглашения, значит что-то случилось. Я попробовал собраться с мыслями, но насмешливый взгляд дядьки не давал мне этого сделать. В конце концов я спрыгнул с кушетки и подошёл к окну. Окно на чердаке маленькое, полукруглое и свет сквозь него почти не проходит, так как оно заставлено всяким хламом. Но всё же сквозь него можно рассмотреть кусочек крыши и за ней луг. То, что я увидел привело меня в замешательство.
– Я чего-то не пойму, который час? – обернулся я к Домовому. Он от души расхохотался, потом смахнул слёзы и спросил:
– А который день тебя не интересует?
Внутри у меня всё похолодело. Я кинулся к столу. Рядом с оплывшей свечой валялась пустая склянка. Был бы Базилем – схватился бы за голову, а так я просто вытаращился на Домового и силился понять, как же это могло случиться. А он всё смеялся и смеялся. Казалось, у него от смеха скоро не только слёзы польются, но и зубы выпадут – так широко он раскрывал рот и так сильно раскачивался.
– Может хватит уже? – наконец спросил я. Он опять захохотал.
– Вот-вот, и я так подумал, – сказал дядька, наконец отсмеявшись, – Может хватит тебе уже тут дрыхнуть? А-то хозяйка того и гляди другого кота возьмёт.
Я опять подскочил.
– Ты что? Как другого кота?! Ты что несёшь?! Зачем другой кот?
– Затем, что старый пропал и носа домой не кажет.
– Как пропал, дядюшка? Вот же он, я! Вот! – я совсем растерялся.
– Эх, молодо-зелено, – Домовой спрыгнул, обнюхал блюдце, а потом и бутылочку. – Зелье где брал?
– Ну известно, где – у Кикиморы!
– Ну, ты даёшь, Кот! – Домовой постучал меня по лбу сухоньким, но твёрдым кулачком – Думать надо, что берёшь.
– Так подарок же! Неудобно было отказываться!
– Сказку про Мёртвую царевну слышал? Вот та тоже от яблочка не отказалась, что с ней стало?
Я забегал по комнате и зачертыхался.
– Да не зови ты его, дружка своего проклятого! – заворчал Домовой, – Без него тут тоже не обошлось поди.
Я остановился как вкопанный, вспомнив ясно как будто вчера дело было, что, когда Кикимора мне эту склянку подсовывала, Анчутка и впрямь рядом стоял и скалился. «Вот ведь друг называется! Ну, Чёрт! Ну, погоди!»
Домовой между тем потопал в угол к печной трубе. Видимо, решил, что на этом его миссия по спасению Мёртвого Кота закончена и пора вернуться к привычной жизни.
– Стой, стой, дядюшка. Не уходи, – бросился я за ним. – Помоги мне дверь открыть. Я же пока такой не справлюсь. А в Изнанку мне сейчас никак не попасть. Выспался.
– Эх ты, недоросль, – буркнул Домовой и сделал какой-то пас руками. Дверь, щёлкнув замком и легонько скрипнув, открылась.
– Ну всё, племянник, я пошёл, – сказал мой спаситель и юркнул в щель за трубой.
Я попробовал прибраться, но путного ничего из этого не вышло. В голове засела мысль о том, что хозяйка хочет другого кота взять. Значит спал я долго, наверное, не один день. Мне стало очень жалко себя и очень страшно. Подойдя к открытой двери, я проверил морок и чары. Вроде все работало исправно.
«Что ж, хоть это хорошо» – подумал я и выпрыгнул наружу.
Оказавшись на яблоне, первым делом я огляделся. Пейзаж вокруг не изменился. Всё так же цвели сирень и черёмуха. Зеленели ровные грядки овощей. Никаких новых предметов обстановки в огороде на появилось.
«Баня!» – встрепенулся я, – «На месте. Может всё не так уж плохо, как сказал Домовой?»
И тут я увидел, как из-за угла бани выходит Лёшка с Никитой, а вслед за ними Трезор. В руках у мальчиков было что-то большое и яркое, но совсем не тяжёлое. Ребята прошли мимо меня. А Трезор, зараза, отстал и, изображая из себя охотничьего пса, рыская вдоль дома и делая стойку.
«Вот позёр…» – подумал я и начал спускаться вниз. Это было ошибкой, потому что, как только он меня заметил меня, то тут же поднял такой шум, словно началось светопреставление. На его лай из окна выглянула бабушка, и увидев меня всплеснула руками.
– Вася, Васенька, где ж ты был, голубчик? Отощал-то как, – она открыла обе створки и позвала меня – Кис-кис-кис! Иди сюда, иди скорее. Я тебе молочка налью.
Моё сердце затрепетало от счастья, я спрыгнул на подоконник и, не в силах сдержать свои чувства, стал рассказывать Марии Дмитриевне, как сильно я её люблю и какая она хорошая. А она поставила передо мной блюдце с молоком, гладила меня и приговаривала:
– Ешь, ешь, гулёна пропащая! Вон как проголодался-то, ешь Васенька.
Как выяснилось позже, проспал я целую неделю. За это время Никита уже совсем освоился на гироскутере, и катались они с Лёшкой теперь на дороге. Далеко уезжать им, правда, бабушка не разрешала. До опушки и обратно. Батарейки у этой машинки, оказывается, заряжать можно было. Поэтому избавиться от неё совсем не получилось.
Ещё мальчишки с собой футбольный мяч привезли, а Трезор, как оказалось, у нас большой поклонник этой игры. Так что он теперь неотступно следует за Лёшкой, и стоит тому вынести мяч, как Трезор тут же теряет голову.
Дядьки мои смирились с пребыванием в доме новых шумных постояльцев и даже прониклись к ним симпатией. Особенно Овинник, так как дед велел внукам учиться ухаживать за птицей и скотиной. Егор Гаврилович пообещал, что, если мальчики будут хорошо справляться с этой работой, он научит их ездить верхом на Карлуше. Ребята очень старались: они носили воду в поилки, помогали бабушке кормить уток и кур и приводили вечером Милку с пастбища, и у них всегда с собой было что-нибудь вкусненькое для Борьки и Карлуши: то морковка, то кочерыжка. Мерин уже ждал их и каждый раз дружески приветствовал фырканьем, когда они пробегали мимо.
За неделю ребята неплохо загорели. У Никиты, как и у меня, весь нос усеяли веснушки. Зато от царапин и ссадин не осталось и следа. Первое купание внуков в бане я тоже пропустил, и рыбалку воскресную. А вот за воздушным змеем в сторожку у Егора Гавриловича раньше съездить не получалось, и только сегодня это чудо-юдо доставили домой.
Змей был здоровенный, почти полтора метра поперечине и напоминал какую-то диковинную синюю птицу с красными полосками. У него было три верёвочных хвоста из разноцветных лоскутков. Некоторые из них почти оторвались, и дед велел срезать всё лишнее. Часа два они втроём что-то клеили и штопали у этого чудовища. Я старался близко не подходить. Мало ли чего? Вдруг эта зубастая пасть не просто так не нем нарисована. Да и своих дел у меня за неделю набралось столько, что и присесть некогда.
Первым делом я проведал Банника. Меня мучала совесть. Ведь обещание своё я не сдержал. Но старикан встретил меня сердечно. Сказал, что знает о причине моей отлучки и хитро подмигнул. Потом стал показывать свежеизготовленные веники из берёзы и липы. Оказалось, что и здесь Никита с Лёшей постарались. Я всё больше и больше удивлялся тому, как быстро эти городские дети освоились у нас. Может, привычка жить в деревне у них где-то на генетическом уровне заложена?
– А нет ли у тебя, дядечка, – спросил я Банника, – Вестей от Дедушки Водяного?
– Как не быть? – отозвался он, – Вчера только виделись. Гости у них, вот и мается старикан. Просился на постой ко мне, пока вся эта заморская братия от них не съедет.
– Вот оно как, ты у него, а он у тебя прятаться надумали.
– Да ладно тебе Кот, на себя посмотри, – ответил Банник и опять заухмылялся. Я не стал вдаваться в детали, распрощался и ушёл домой.
Дома меня ждал новый сюрприз – Лёшка с Никитой помогали бабушке готовить ужин. Она раскатывала тесто и вырезала из него маленькие кружочки стеклянным стаканчиком, а внуки раскладывали в них творог и лепили вареники. Я сел помогать. Я всегда бабушке в таких делах помогаю, тут ведь очень важно всё посчитать, чтобы потом можно было поделить на всех поровну и никого не обидеть. Сел я, значит, на своё обычное место, сижу, смотрю внимательно, не отвлекаюсь, боюсь со счёта не сбиться, а Лёшка мне вдруг и говорит:
– Вась, а Вася? А хочешь я тебе особый вареник сделаю? – берёт кусочек теста побольше, загружает на него двойную порцию творога и лепит мышку. И ведь похоже получилось: и носик есть, и ушки, и лапы даже маленькие. Вот только хвоста нет.
– Бабушка, а отрежь мне теста полосочку – попросил Алёша. Он приделал эту полосочку к мышке, и я аж рот открыл от удивления. Хоть сейчас лови, но Алёша догадался и убрал её подальше – Нет, погоди, пока не сварится!
Вот ведь внучок… удивил кота! Сижу, смотрю и носом хлюпаю. Так расчувствовался, что сил никаких нет молчать. Ну и завёл я свою песню:
Муры-муры, куры – дуры!
Муры-муры-муры-мур,
Кот умней десятка кур!
Муры-мяу-муры-мя,
Посмотрите на меня,
На кота-коташеньку,
Васеньку-муряшеньку!
Бабушка эту песню любит. Всегда мне за неё что-нибудь вкусненькое даёт. Вот и в этот раз, как услышала, сразу в мисочку молока налила. Только хотел я горло промочить, как дядька Домовой тут, как тут.
– Что-то я тебя, племянник, не пойму… Сначала обещаниями разбрасываешься, когда тебя никто не просит, а потом не исполняешь.
А ведь и правда, не хорошо вышло. Бабушка мне сегодня уже второй раз молоко наливает. А я про свой зарок совсем забыл.