Они сидели на круглой проплешине вытоптанной земли, двенадцать уроженцев Дождевых чащоб и Татс. Им пришлось спуститься на поверхность, где они получили снаряжение и припасы. Выданного пайка, как им сказали, хватит на первые дни пути. Их будет сопровождать баркас, на нем поплывут несколько охотников, у которых есть опыт в разведывании незнакомых земель. На том же баркасе повезут и дополнительную еду для людей и драконов, но каждый из хранителей должен стараться добывать пищу сам – для себя и по возможности для подопечного дракона. Тимара отнеслась к этому наставлению скептически. Достаточно было повнимательнее присмотреться к спутникам, чтобы понять: большинство из них едва ли способны прокормить даже самих себя, не говоря уж о драконах. От тревоги у девушки похолодело внутри.
– Нам сказали, что мы должны помогать драконам находить пропитание. Но здесь нет дичи, – заметил Татс.
Девочка лет двенадцати придвинулась чуть ближе к их троице.
– Я слышала, что перед отбытием нам дадут рыболовные снасти и охотничьи копья, – робко сказала она.
Тимара улыбнулась ей. Тощая девчонка. С черепа, покрытого розовыми чешуйками, свисают жидкие пряди светлых волос. Глаза медно-карие – возможно, когда она повзрослеет, их цвет станет чисто-медным. Рот почти безгубый. Тимара взглянула на руки девочки. Самые обыкновенные ногти. Сердце дрогнуло от жалости: вероятно, девочка родилась почти нормальной и, лишь достигнув подросткового возраста, начала меняться. Иногда такое случается. Тимара хотя бы всегда знала, кто она такая. Поэтому никогда не мечтала, что выйдет замуж, родит детей… В отличие, наверное, от этой бедолаги.
– Меня зовут Тимара, это Татс, а вот он – Рапскаль. А как твое имя?
– Сильве. – Девочка смотрела на Рапскаля, он улыбался ей. Придвинувшись еще ближе к Тимаре, она спросила, понизив голос: – Мы что, единственные девушки в этом отряде?
– Мне кажется, я видела еще одну. Лет пятнадцати, светловолосая.
– Наверное, это была моя сестра. Она приходила, чтобы подбодрить меня. – Сильве откашлялась. – И чтобы отнести выданные мне вперед деньги домой. Там, куда мы идем, деньги мне не понадобятся, а моя мать очень больна. Может быть, этого хватит ей на лекарства.
В голосе девочки прозвучала невольная гордость. Тимара кивнула. Мысль о том, что они с Сильве оказались здесь одни среди парней, тоже несколько беспокоила ее. Но она скрыла тревогу за улыбкой.
– По крайней мере, нас двое и мы можем вести умные разговоры друг с другом!
– Эй! – протестующе воскликнул Татс.
А Рапскаль просто воззрился на нее, переспросив:
– Что? Я не понял.
– А здесь нечего понимать, – заверила его Тимара.
Потом повернулась к Сильве и возвела глаза к небу, выразительно покосившись на Рапскаля.
Девочка улыбнулась, потом неожиданно вскочила на ноги:
– Смотрите! К нам идут, чтобы отвести нас посмотреть на драконов.
Тимара медленно поднялась на ноги. Мешок, взятый из дому, уже был у нее за спиной, а тот, что выдали здесь, висел на плече.
– Наверное, нам пора, – негромко сказала она.
Взгляд ее невольно обратился вверх, к кроне, к дому. Тимара удивилась, но не очень, увидев, что ее отец стоит на широкой лестнице, обвивающей огромный ствол дерева, и смотрит на нее. Девушка помахала ему рукой, прощаясь и давая понять, что ему пора домой.
Татс проследил за ее взглядом и тоже замахал рукой в ту сторону, а потом закричал во весь голос:
– Не беспокойся, Джеруп! Я за ней присмотрю!
– Ты присмотришь? За мной? – хмыкнула Тимара, стараясь говорить достаточно громко, чтобы отец услышал.
Затем, в последний раз взмахнув рукой, она повернулась и пошла за остальными.
Путешественники направлялись к причалу, где стояли лодки, на которых им предстояло плыть вверх по реке, от Трехога к Кассарику, к драконьим угодьям.
– Мне сдается, с ним что-то неладно.
Лефтрин почесал щеку. Надо было побриться, но в последнее время кожа на скулах и вокруг нижней челюсти стала покрываться чешуей. Чешуйки – это вполне терпимо, только бы росли побыстрее. А вот волосы на лице Лефтрина раздражали. К несчастью, попытки брить щетину поблизости от чешуек обычно заканчивались множеством мелких противных порезов.
– Он не тот, что прежде.
Целых два замечания, одно за другим! В устах Сварга это стоило целой речи. В ответ Лефтрин лишь пожал плечами:
– Он и должен был измениться. Мы знали, что так будет. Он тоже это знал и принял. Он этого хотел.
– Ты уверен?
– Конечно уверен. Смоляной – мой корабль, живой корабль моей семьи. Мы связаны, Сварг. Я знаю, чего он хочет.
– Я провел на его палубе почти пятнадцать лет. Я ему тоже не чужой. Ему… вроде как не терпится. Словно он ждет чего-то.
– Кажется, я знаю чего.
Лефтрин взглянул на реку. Наверху, где виднелась широкая полоса открытого неба, сияли звезды. По обеим сторонам над рекой склонялись, словно пытаясь получше рассмотреть ее, высокие деревья Дождевых чащоб. Кругом царили мир и покой. Слышались обычные для ночного времени звуки: птичий пересвист, голоса зверей. За кормой Смоляного бурлила вода – баркас неспешно шел вверх по реке. От палубной надстройки падали желтые лучи лампы. Команда ужинала. Постукивание ложек о тарелки, приглушенные разговоры и запах свежего кофе доносились до кормы. Беллин что-то сказала, Скелли засмеялась – негромко и по-дружески. Смешок Большого Эйдера вплелся в их веселье, точно подводное течение.
Лефтрин медленно провел руками по фальшборту[2] Смоляного и кивнул кормчему:
– Он в полном порядке. И знает, что грядут перемены.
– Я вижу сны.
Лефтрин снова кивнул:
– Я тоже.
Губы рулевого неспешно растянулись в улыбке.
– Вот бы полетать.
– Он тоже не прочь, – согласился Лефтрин. – Как и все мы.
– Почему тебе понадобилось брать билет именно на этот корабль? – резко спросил Седрик.
Элис с недоумением посмотрела на него. Они стояли рядом на палубе, опершись на фальшборт и глядя на толстые стволы огромных деревьев Дождевых чащоб, бесконечной чередой скользящие мимо. Некоторые древние гиганты в обхвате могли сравниться с дозорными башнями. Рядом с ними прочие деревья выглядели маленькими. Лианы и кружевной мох свисали с широко раскинувшихся ветвей, отчего кроны казались сплошной непреодолимой стеной. Топкая лесная почва была скрыта под палой листвой и растительностью. Пейзаж навевал уныние. Земля вечной тени и сумерек… Элис вышла на палубу, чтобы насладиться кратким световым днем. Хотя река протекала через широкую болотистую долину, лес по берегам был настолько высок, что солнце почти не заглядывало сюда и лишь узкая синяя полоса неба виднелась над головой.
Элис удивилась, когда Седрик решил присоединиться к ней на палубе. Спутники почти не виделись с тех пор, как покинули Удачный. Седрик не выходил из своей каюты даже ради того, чтобы поесть. Элис никогда еще не доводилось видеть его таким отстраненным, угрюмым и подавленным. Поручение явно было ему в тягость. Что же касается самой Элис, она поразилась, узнав, кого муж назначил ей в сопровождающие. Какая глупость! Если заботой Геста была ее репутация, зачем же давать ей в компаньоны молодого мужчину? Но муж не снизошел до объяснений – как это часто бывало, когда он единолично решал что-то за нее.
– Я предоставляю Седрика в твое распоряжение на время поездки в Дождевые чащобы, – отрывисто уведомил ее Гест, войдя в столовую на следующее утро после их ссоры. Не присаживаясь к столу, муж начал собирать на поднос еду и посуду. – Можешь пользоваться его услугами, как сочтешь нужным, – добавил он. Когда вошел Седрик, Гест даже не взглянул на него и лишь заметил: – Он должен будет подчиняться твоим приказам. Защищать тебя. Развлекать. Все, что ты от него пожелаешь. Уверен, он будет тебе приятным спутником.
Последние слова были произнесены с таким презрением, что Элис вздрогнула. Гест покинул столовую. Повернувшись в замешательстве к Седрику, Элис была поражена его удрученным видом. Все ее попытки завязать с ним разговор, пока он собирал себе завтрак, оказались безуспешны.
Гест, не дожидаясь ее отъезда, отправился в очередное торговое плавание. А до отбытия был постоянно занят. В сопровождающие себе на этот раз он пригласил двух молодых друзей. В последние дни перед отъездом Гест постоянно гонял Седрика с поручениями: заверять дорожные документы, забирать заказы, закупать изысканные вина и яства для долгого пути. Элис было жаль Седрика – происходящее явно огорчало его. С приготовлениями к своей поездке она старалась справиться самостоятельно, чтобы несчастный секретарь мог хоть немного отдохнуть.
И все же она ничуть не сожалела о том, что решила отправиться в это путешествие. Конечно, странно, что Гест назначил ей в спутники Седрика но, вообще-то, такой поворот событий ей понравился. Элис предвкушала, как старый друг разделит с ней новые впечатления, которые ждут их в дороге, как они увидят драконов. Седрик, хотелось ей думать, радуется не меньше ее.
Но на самом деле все время перед их отъездом, и особенно после отбытия Геста, Седрик был мрачен, а иногда даже необычайно резок с ней. Он подчинился указанию Геста и покорно являлся каждый день к завтраку, чтобы доложить, как продвигается подготовка к поездке, и получить поручения на день. Они разговаривали друг с другом – но не беседовали. За несколько дней до отплытия Седрик попросил ненадолго отпустить его – поужинать с одним из калсидийских торговых партнеров Геста, неожиданно приехавшим в Удачный. Элис с радостью выполнила просьбу, надеясь, что это его подбодрит. Но наутро, когда она поинтересовалась, как прошла встреча с Бегасти Коредом, Седрик быстро сменил тему и сам нашел себе десяток дел на предстоящий день.
Элис надеялась, что Седрик повеселеет, когда они окажутся на борту «Совершенного». Однако первые дни путешествия он провел затворником в своей каюте, ссылаясь на морскую болезнь. Элис этот предлог показался сомнительным: Седрик так часто путешествовал с Гестом по морю, что его желудок давным-давно должен был привыкнуть к качке. Она решила оставить секретаря в покое, занялась осмотром живого корабля и попыталась свести знакомство