с командой. И когда сегодня Седрик присоединился к ней на палубе, очень обрадовалась. Было так приятно снова говорить с ним, хоть последний вопрос и прозвучал довольно грубо.
– Это был единственный корабль, на котором оставались места для двух пассажиров, – призналась Элис.
– А-а… – Седрик немного поразмыслил над ее ответом. – Так ты солгала Гесту, когда сказала, что уже позаботилась о дороге?
Он говорил без обиняков, не то чтобы обвиняя, но уязвляя. Элис отступила, однако не сдалась:
– Это была не совсем ложь. Я все обдумала, просто не сразу купила билеты. – Она взглянула на взбаламученную серую воду. – Не скажи я, что еду, он бы снова сделал вид, будто меня с моими просьбами не существует. Или отделался бы пустыми словами. У меня не было выбора, Седрик.
Элис повернулась к нему. Несмотря на хмурое выражение лица, Седрик, в белой рубашке и синем сюртуке, выглядел весьма элегантно. Морской ветер перебирал ему волосы, бросая пряди на лоб.
Она улыбнулась:
– Прости, что втянула тебя в мою ссору с Гестом. Я знаю, ты поехал в это путешествие не по своей воле.
– Вот именно. И я не стал бы путешествовать на прóклятом корабле.
– Прóклятый корабль? Этот?
– Совершенный? Не смотри на меня так, Элис. Все в Удачном знают об этом корабле и о его репутации. Он переворачивался и губил всех, кто был на борту… Сколько же?.. Кажется, пять раз… – Седрик покачал головой. – А ты купила нам место на нем!
Элис отвернулась. Она вдруг неожиданно остро ощутила доски фальшборта под руками. Фальшборт, как и бо`льшая часть корабельного корпуса и носовая фигура, был сделан из диводрева. Совершенный был живым кораблем, и не просто живым, а пробудившимся, так что его носовое изваяние разговаривало с командой, владельцами груза и портовыми грузчиками. Насколько знала Элис, живые корабли слышали каждое слово, сказанное на борту. Отблески света, дрожащие на дереве под ее руками, действительно рождали ощущение, что корабль – живое существо.
И Элис твердо ответила:
– Это случалось, но, я уверена, вовсе не пять раз. И было давно, Седрик. Судя по тому, что я слышала, этот корабль с тех пор стал иным и куда более счастливым.
Она бросила на спутника взгляд, умоляя или молчать, или сменить предмет разговора. Седрик лишь отстранился, в замешательстве приподняв изящные брови.
– Я понимаю, что такое диводрево, поэтому не могу обвинять его в содеянном, – продолжила Элис. – Разве это не чудо, что живые корабли, осознав, кем именно и как они были созданы, так быстро оправились от потрясения? То, что сделали мы, торговцы, непростительно. На месте кораблей я вряд ли была бы так же милосердна.
– Я не понимаю. За что им обижаться на нас?
Элис чувствовала себя все неуютнее – ей казалось, что она читает Седрику лекцию в защиту «Совершенного».
– Седрик! Жители Дождевых чащоб находили оболочки, в которых спали драконы. К сожалению, они понятия не имели, что это такое. Они считали, будто обнаружили огромные стволы хорошо выдержанного дерева – единственного дерева, которому оказалась нипочем вода здешней реки. Поэтому они распиливали это якобы дерево на доски и строили из него корабли. А когда в сердцевине бревен обнаруживалось что-то странное, явно не похожее на дерево, то люди попросту выбрасывали это. Недоразвившихся драконов вырывали из их оболочек и обрекали на смерть.
– Но они, несомненно, уже были мертвы, пролежав столько в темноте и холоде.
– Тинталья не умерла. Чтобы вылупиться, ей потребовалось лишь немного тепла и солнечного света. – Элис замолчала, чувствуя, как в горле поднимается непрошеный комок. – Если бы мы поняли это раньше, драконы вернулись бы в мир куда быстрее! – с неподдельной горечью добавила она. – Но мы лишили их истинной формы. Распилили их плоть на доски и построили корабли. На них светило солнце, а рядом подолгу оставались одни и те же люди с их мыслями, чувствами и памятью. И от всего этого создания из диводрева пробуждались – уже не как драконы, а как живые корабли.
Она снова умолкла, пытаясь побороть ужас. Подумать только, что по неведению своему натворили люди!
– Элис, друг мой, мне кажется, ты напрасно себя мучаешь.
Тон Седрика был скорее мягким, нежели снисходительным, однако она чувствовала, что ее спутник если и сопереживает ей, то едва ли испытывает сострадание к драконам, погибшим до рождения. Это удивило ее. Обычно он бывал весьма чувствительным, и такая безучастность по отношению к живым кораблям и драконам привела ее в замешательство.
– Госпожа моя?
Она вздрогнула – тот, кто к ней обратился, подошел сзади совсем беззвучно. Обернувшись, Элис увидела молодого палубного матроса.
– Привет, Клеф. Ты что-то хотел?
Матрос кивнул, потом мотнул головой, отбрасывая с глаз челку, высветленную солнцем до песочного цвета.
– Да, госпожа. Но не я. Корабль, Совершенный. Он говорит, что хотел бы перемолвиться с тобой словечком.
В его речи улавливался легкий акцент, но какой – Элис не могла распознать. В Клефе вообще было что-то загадочное – скажем, его роль в команде… Его представили Элис как палубного матроса, однако все прочие в команде обращались с ним скорее как с сыном капитана. Жена капитана Трелла, Альтия, командовала им – безжалостно, но любовно, – а капитанский сынишка, постоянно с риском для жизни сновавший там и тут по палубе и снастям, похоже, считал Клефа большой живой игрушкой.
Так что Элис улыбнулась ему теплее, чем обычному слуге, и уточнила:
– Ты сказал, корабль хочет поговорить со мной? Ты имеешь в виду носовую фигуру корабля?
Что-то вроде досады скользнуло по лицу матроса.
– Корабль, госпожа. Совершенный попросил меня пойти на корму, найти тебя и пригласить подойти и поговорить с ним.
Седрик повернулся и прислонился спиной к фальшборту.
– Носовое изваяние корабля желает поговорить с пассажиром? Но ведь такое случается редко? – спросил он с легким изумлением и улыбнулся той улыбкой, которая обычно покоряла сердца всех, к кому была обращена.
Клеф ответил вежливо, но не пытаясь скрыть раздражение:
– На самом деле нет, господин. Большинство пассажиров живого корабля находят время, чтобы поздороваться с ним, когда поднимаются на борт. А некоторым из них нравится с ним болтать. Многие из тех, кто ходил с нами больше одного-двух раз, относятся к Совершенному как к другу. Так же, как к капитану Треллу или к Альтии.
– Но я часто слышал, что Совершенный несколько… возможно, не такой опасный, как когда-то, но… определенно странный.
Седрик говорил с прежней улыбкой, однако его шарм не подействовал на молодого моряка.
– Ну а мы все – что, не странные, нет? – резко бросил Клеф и обратился напрямую к Элис: – Госпожа, Совершенный пригласил тебя подойти и поговорить с ним. Если желаешь, я передам ему, что ты не пойдешь. – Последние слова он выговорил довольно сухо.
– Но я очень хочу поговорить с ним! – воскликнула Элис с искренней радостью. – Я хочу поговорить с ним с того самого мига, как ступила на палубу! Но боялась быть навязчивой или помешать матросам. Если можно, то я сейчас же и пойду! Седрик, не нужно сопровождать меня, если тебе не хочется. Я уверена, что Клеф не откажется меня проводить.
– Я бы тоже пошел. Это будет очень интересно, я уверен. – Седрик отлепился от фальшборта и выпрямился. – Идемте, я готов.
Клефу, похоже, было неудобно возражать, но он твердо заявил:
– Госпожа, корабль желал поговорить с тобой. А не с ним.
Элис вздрогнула:
– Так ты думаешь, что корабль против присутствия Седрика?
Клеф переступил с ноги на ногу, размышляя, потом пожал плечами:
– Не знаю. Твой друг прав, наш Совершенный малость со странностями. Может обидеться, а может, наоборот, обрадоваться. Пожалуй, проверить можно только одним путем.
– Тогда я буду сопровождать госпожу, – заявил Седрик.
Он предложил руку, и Элис с удовольствием приняла ее. Может быть, он и вызвал у нее досаду, но как легко было его простить!
– Я только передам Совершенному, что вы идете, – быстро предупредил Клеф.
И он помчался прочь – босоногий, быстрый и бесшумный, словно кот. Элис посмотрела ему вслед и тихонько сказала Седрику:
– Какой необычный юноша! Ты заметил у него на лице рабскую татуировку?
– Выглядит так, словно он пытался ее свести. Экая жалость. Без этого шрама он был бы красивее.
– Полагаю, при его ремесле несколько шрамов никого не удивят. Когда мы шли по причалу к кораблю, я заметила, что даже носовое изваяние выглядит потрепанным. Хотя, может быть, его таким вырезали – с перебитым носом.
– Я и не заметил, – признался Седрик. Несколько мгновений спустя он добавил: – Я должен извиниться перед тобой, Элис. Я постыдно пренебрегал тобой в этом путешествии. Но мне так не хотелось отправляться в путь сразу же после возвращения в Удачный!
Элис улыбнулась его попытке сказать о своей досаде, не преступая границ вежливости:
– Седрик, я сомневаюсь, что тебе вообще захотелось бы ехать в Дождевые чащобы, сколько бы времени ты ни провел дома. И я прошу прощения за то, что Гест навязал меня тебе. Я действительно не ожидала от него такого. Да и вообще удивилась, когда он заявил, что мне нужен компаньон в этом путешествии. Я думала, он подберет мне какую-нибудь респектабельную старую клушу, чтобы она кудахтала надо мной. Но не тебя! Я и представить не могла, что Гест отошлет тебя прочь от себя и доверит мне.
– Я тоже представить не мог, – уныло согласился Седрик, и оба рассмеялись.
Элис снова одарила его душевной улыбкой. Вот так-то лучше, намного лучше. Теперь он куда больше напоминал того Седрика, которого она знала раньше.
Она слегка сжала его руку:
– А ведь я скучала по нашей давней дружбе. Может быть, тебе и не нравится это путешествие, но мне кажется, оно станет чуть более приятным, если мы будем радоваться обществу друг друга и беседовать, как раньше.
– Беседовать… – повторил Седрик, и странная нотка проскользнула в его голосе. – Мне думается, ты предпочла бы общество своего мужа и беседы с ним.