— На самом деле меня зовут Элис Финбок, — начала она и задумалась, каким образом корабль вообще узнал ее девичью фамилию. Потом отбросила эту тревожную мысль и решила говорить откровенно. — Я тоже рада поговорить с тобой. Я стеснялась сама прийти сюда, на бак, потому что не знала, соответствует ли это правилам. Спасибо, что пригласил меня.
Совершенный отвернулся от нее, снова устремив взор на реку, и пожал обнаженными плечами.
— Слыхом не слыхал ни о каких правилах насчет разговоров с живым кораблем, кроме тех, которые каждый корабль устанавливает для себя сам. Некоторые пассажиры подходят поздороваться сразу же, еще перед тем, как взойти на борт. А некоторые так и не сказали мне ни слова — по крайней мере, в лицо. — Через плечо он сверкнул в сторону Элис понимающей улыбкой, как будто ее смущение развлекало его. — А если уж пассажиры такие, что мне любопытство покоя не дает, я приглашаю их сюда, на бак, поговорить.
Он снова смотрел на реку. Сердце Элис забилось чаще, к щекам прилила кровь. Она не могла понять, польщена или испугана. Намекал ли корабль на то, что слышал их разговор о драконах? Она разбудила его любопытство — что же, высокая похвала от создания, которое должно было стать драконом. Но под радостным изумлением таилось беспокойство, вызванное словами Седрика. Это был Совершенный, безумный корабль, некогда известный как Отверженный. Разные слухи ходили о нем в Удачном. Известен был и неопровержимый факт: он действительно убивал всю свою команду, и не единожды, а несколько раз. Только сейчас, разговаривая с ним, видя, как он, похоже, самостоятельно прокладывает свой курс вверх по реке, Элис осознала, что полностью находится в его власти. Только сейчас она поняла, что этот корабль действительно живой. Живое и опасное существо, к которому следует относиться с осторожностью и уважением.
Словно прочтя ее мысли, Совершенный снова повернул голову и обнажил в улыбке белые зубы. От этой улыбки по спине Элис пробежала дрожь. Она вспомнила, что сначала у Совершенного было совсем другое лицо, но его изуродовали, изрубили в щепки.
Одни говорили, что это сделали пираты, другие — что собственная команда корабля. Однако кто-то заново потрудился резцом над расщепленным деревом, придав ему облик молодого мужчины — красивого, невзирая на шрамы. Молодость этого человеческого лица противоречила сложившемуся у Элис представлению о Совершенном как о древнем и мудром драконе. Разительное несоответствие тревожило. И потому помимо воли она заговорила едва ли не официально:
— О чем ты желал поговорить со мной?
— О драконах, — невозмутимо ответил он. — И о живых кораблях. До меня доходили слухи, что ты направляешься вверх по реке — не в Трехог, где заканчивается мой путь, а дальше, до Кассарика. Это правда?
«Слухи?» — хотела она спросить его. Однако ответила:
— Да, это правда. Я вроде как исследую драконов и Старших, и цель моего путешествия — своими глазами увидеть молодых драконов. Я хочу изучить их. Надеюсь, что смогу побеседовать с ними, расспросить, что в их родовой памяти сохранилось о Старших. — Она улыбнулась, довольная собой, и добавила: — Я была несколько удивлена, узнав, что никто не додумался до этого раньше.
— Может быть, и додумался, но обнаружил, что разговор с этими жалкими тварями будет пустой тратой времени.
— Как это?! — Такое презрение к молодым драконам потрясло Элис.
— Они не больше драконы, чем я, — небрежно отозвался Совершенный. Когда он оглянулся на этот раз, глаза его были серыми, словно штормовые тучи. — Разве ты не слышала? Это ползучие червяки, вот и все. Они вышли из оболочек недоразвитыми и со временем не стали лучше. Змеи долго пробыли в море — слишком, слишком долго. А когда наконец двинулись в путь, выбрали неверное время года и прибыли на место истощенными. Им следовало подняться вверх по реке поздним летом, накопив побольше жира. Тогда у них была бы вся зима на то, чтобы пережить преображение. Но они отощали, обессилели и состарились. Прибыли поздно и провели в коконах слишком мало времени. Я слышал, уже больше половины из них умерло, и смерть остальных не заставит себя долго ждать. Изучай их — не изучай, все равно ничего не узнаешь о настоящих драконах. — Совершенный не смотрел на Элис, взгляд его был устремлен вперед, к верховьям реки. Когда он качал головой, его вьющиеся черные волосы мели из стороны в сторону. Понизив голос, корабль добавил: — Истинные драконы презирали бы этих существ. Точно так же, как презирали бы меня.
Элис не могла уловить, что за чувства кроются за его словами. Может быть, то была глубокая скорбь или же полное пренебрежение к суждениям «истинных драконов». Она попыталась подобрать ответ, который соответствовал бы и тому и другому:
— Едва ли это было бы справедливо. Ты не мог выбирать, кем тебе стать. Точно так же, как эти молодые драконы.
— Это верно, не мог. Я не мог предотвратить то, что сделали со мной люди, и не могу изменить содеянное. Но я узнал, что я такое, и решил продолжить быть тем, что я есть. Однако дракон не принял бы такого решения. И потому я знаю, что я не дракон.
— Тогда кто ты? — невольно вырвался вопрос у Элис.
Ей не нравилось, куда свернула их беседа. Слова Совершенного звучали почти обвинением. И будто бы от носового изваяния исходило напряжение — или это только почудилось ей?
— Я — живой корабль, — ответил он.
В его голосе звучала не злоба, но такие глубокие чувства, что казалось, сама палуба под ногами Элис задрожала. В этих словах обнаружила себя полная обреченность, словно Совершенный говорил о бесконечной неизменной участи.
«А ведь так и есть!» — вдруг осознала Элис.
— Как же ты должен ненавидеть нас за то, что мы сделали с тобой!
Она услышала, как стоящий позади нее Седрик чуть слышно вздохнул, выражая неодобрение, но оставила это без внимания.
— Ненавидеть вас? — медленно повторил Совершенный, словно пробуя на вкус ее слова. Глаза его по-прежнему были устремлены на реку. Корабль неспешно и уверенно шел против течения. — Почему я должен тратить свое время на ненависть? То, что было сделано со мной, конечно, непростительно, как ни посмотри. Но тех, кто это сделал, уже нет в живых, их нельзя наказать или заставить попросить прощения. И даже если бы их наказали или они попросили бы меня простить их — все равно, что сделано, то сделано. Муки, испытанные мной, невозможно отменить. Похищенное будущее ко мне не вернется. Принадлежность к моему изначальному роду, возможность охотиться и убивать, сражаться и спариваться, вести жизнь, в которой я не был бы ни слугой, ни господином… Все это навеки потеряно для меня. — Он взглянул на Элис, синева его глаз выцвела до льдистой серости. — Способна ли ты вообразить, чем можно восполнить эту утрату? Что за жертва послужила бы достойной расплатой за все?
Сердце Элис билось так сильно, что удары эхом отдавались в ушах. Так вот почему он столько раз опрокидывался и отнял столько человеческих жизней! Считает ли он, что в отмщение умерло достаточно людей, или же потребует еще?
Элис молчала.
— Так что? Какая жертва была бы достойной? — настаивал корабль.
— Ничто из того, что может прийти мне в голову, — тихо ответила она и сильнее сжала фальшборт, гадая, не решит ли сейчас корабль опрокинуться и утопить их всех.
— И мне тоже, — отозвался он. — Любая месть бессильна. Никакая жертва этого не загладит. — Он снова стал смотреть на реку. — И потому я решил переступить через это. Быть тем, что я есть сейчас, в этом воплощении, поскольку ничто другое мне недоступно. Вести ту жизнь, которую могу, пока это деревянное тело вмещает меня.
— Так ты простил нас? — вырвался вопрос у Элис.
Совершенный коротко хмыкнул.
— Во-первых, я никого не прощал. Во-вторых, не понимаю, кто такие «вы», которым, по твоему мнению, я должен мстить. Вот, например, ты передо мной не виновата. А если бы и была виновата и я бы убил тебя — что с того?
Неожиданно за спиной Элис раздался голос Седрика:
— Вот уж не ожидал услышать такое от дракона.
Совершенный усмехнулся — в усмешке читались и веселость, и презрение.
— Я уже сказал: я не дракон. Равно как и те твари, которых ты, госпожа, собираешься навестить и изучить. Затем я и позвал тебя сюда. Чтобы сказать тебе это. Чтобы сказать, что твое путешествие бессмысленно. Изучение тех жалких червяков ничего тебе не даст. Исследовать их так же бесполезно, как и меня.
— Но почему ты не считаешь их драконами?
— В мире драконов они бы просто не выжили.
— Их бы убили другие драконы?
— Другие драконы не обратили бы на них внимания. Недоразвитые умерли бы сами и были бы съедены. Их память и знания хранили бы те, кто съел их.
— Мне это кажется жестоким.
— Более жестоким, чем длить их никчемную жизнь?
Элис сделала вдох и постаралась говорить без дрожи в голосе.
— Ты решил продолжать жить таким, какой есть. Может быть, следует и им позволить сделать выбор?
Мышцы на широкой спине Совершенного напряглись, и Элис ощутила укол страха. Но когда он снова повернулся к ней, в его голубых глазах светилась искорка уважения, которой прежде не было. Совершенный медленно кивнул.
— Верно сказано. Но все же когда ты будешь исследовать этих тварей, прошу тебя помнить: они не могут свидетельствовать о том, какими были драконы. Я слышал, что половина из них вылупились без наследственной памяти. Как они могут быть драконами, если появились на свет, не зная, кто такой дракон?
Это замечание повернуло мысли Элис в новое русло.
— Но ты-то знаешь. Потому что, несмотря на форму, в которой ты ныне обитаешь, твоя драконья память должна была остаться нетронутой. — Она крепко стиснула фальшборт, воодушевленная неожиданной надеждой. — О Совершенный, можешь ли ты рассказать мне о них? Ты ведь настоящий кладезь знаний! Мне хочется услышать твои воспоминания! Сама идея, что драконы могут помнить свои прошлые жизни, слишком грандиозна, чтобы человек был в состоянии ее осмыслить. Я бы так хотела услышать то, что ты пожелаешь мне рассказать, и записать твое повествование. Один такой разговор уже сделает мое путешествие ненапрасным! Прошу тебя, обещай, что ты поделишься своей памятью!