Он не лгал. Срочное послание от Совета торговцев Кассарика, судя по всему, сулило некоторую выгоду, если он возьмется за то сомнительное дельце, которое они предлагают. Лефтрин ухмыльнулся. Он уже знал, что возьмется. Большую часть припасов, необходимых для этого путешествия, он взял на борт здесь, в Трехоге. Но заставить Совет торговцев до последней минуты сомневаться — это единственный способ набить себе цену. И к тому времени, когда «Смоляной» дойдет до Кассарика, Совет уже будет готов пообещать Лефтрину луну с неба. Так что случившаяся задержка даже кстати.
— Так вы грузитесь или нет? — крикнул капитан, облокотившись на фальшборт.
Он ждал, что ему ответит мужчина, и был удивлен, когда заговорила женщина. Обращаясь к капитану, она запрокинула голову, и свет, проникнув сквозь вуаль, обрисовал черты ее лица. Словно цветок повернул чашечку к солнцу, подумалось Лефтрину. У нее были большие, широко расставленные серые глаза, а лицо по форме напоминало сердечко. Волосы она зачесала назад, но Лефтрин заметил, что они темно-рыжие и вьются. Нос и щеки женщины были щедро усыпаны веснушками. Кто-нибудь другой мог счесть, что рот у нее слишком крупный для такого лица, — но не Лефтрин. Единственный быстрый взгляд, который она бросила на него, проник ему в самое сердце. А потом она отвела взор, потому что смотреть постороннему мужчине в глаза неприлично.
— …Действительно нет выбора, — донеслись ее слова, и Лефтрин стал гадать, что он пропустил мимо ушей. — Мы будем рады отправиться вместе с вами. Я уверена, что ваш корабль нам вполне подойдет.
Печальная улыбка появилась на губах женщины, и, когда она снова обернулась к своему спутнику, Лефтрин ощутил боль от неведомой потери.
Незнакомка склонила голову и мягко извинилась:
— Седрик, прости. Мне жаль, что тебе пришлось участвовать в этом. Мне неудобно, что я таскаю тебя с одного корабля на другой, не дав даже выпить чашку чая или походить несколько часов по твердой земле. Но ты ведь все понимаешь. Мы должны ехать.
— Что ж, если вы желаете по чашечке чая, я могу приказать принести его вам с камбуза. А если вам нужна твердая земля, то ее в Трехоге, да и во всех Дождевых чащобах, считайте, и нету. Так что вы ничего не теряете. Добро пожаловать к нам на борт.
Этой речью он снова обратил на себя внимание женщины.
— О, капитан Лефтрин, как это мило с твоей стороны! — воскликнула она с искренним облегчением, согревшим капитану душу.
Пассажирка подняла вуаль, чтобы взглянуть на него, и Лефтрин почувствовал, как у него перехватывает дыхание. Он ловко перепрыгнул через борт на причал. Поклонившись незнакомке, капитан с удивлением увидел, что она сделала два шажка назад. Юная Скелли издала едва слышный смешок, но Лефтрин бросил на нее взгляд, и она мигом занялась своим делом. Сам же он снова повернулся к незнакомке.
— Пусть Смоляной и не выглядит таким изящным, как другие корабли, которые тебе доводилось видеть, госпожа, но он доставит вас в целости и сохранности в верховья реки, где почти не ходят такие большие суда, как он. Видишь ли, у него малая осадка. И команда, которая знает, как находить нужный фарватер, когда течение реки меняется. И не нужно дожидаться этих игрушечных лодочек, чтобы добраться до Кассарика. Может быть, на вид они и получше моего Смоляного, зато раскачиваются, как птичья клетка на ветру, а команда с трудом толкает такую посудину против течения. Вам куда удобнее будет у нас. Помочь тебе взойти на борт, госпожа?
Он улыбнулся женщине и осмелился протянуть ей руку. Незнакомка неуверенно взглянула на эту руку, потом на своего спутника. Тот неодобрительно поджал губы.
«Он ей не муж, — отметил про себя Лефтрин, — иначе бы возразил. Тем лучше».
— Прошу, — поторопил ее капитан.
Гладкая белая перчатка соприкоснулась с грубой, покрытой пятнами тканью его рукава, и Лефтрин понял, как велика разница между ним и этой дамой. Женщина опустила глаза, и капитан залюбовался ее длинными ресницами на фоне веснушчатых щек.
— Сюда, — сказал он и повел ее к грубо сколоченным сходням.
Те заскрипели и покачнулись у них под ногами, и женщина чуть слышно ахнула и крепче схватилась за его руку. Заканчивались сходни довольно высоко над палубой баркаса. Лефтрину захотелось взять незнакомку за талию и опустить на палубу. Но он просто предложил ей опереться на его руку. Она с силой вцепилась ему в предплечье и смело спрыгнула вниз. Из-под темно-зеленой ткани мелькнула белая нижняя юбка — и вот уже женщина крепко стоит на палубе рядом с Лефтрином.
— Приветствую вас на борту, — радушно сказал он.
Миг спустя спрыгнул на палубу и франт, его башмаки стукнули о доски. Он посмотрел на сундуки, которые Скелли поставила рядом с остальным палубным грузом.
— Эй, это нужно отнести в наши каюты! — крикнул он.
— Боюсь, на «Смоляном» не найти отдельных кают. Конечно, я с радостью предоставлю свое помещение даме. А мы с вами разместимся вместе с командой в кубрике, в палубной надстройке. Там не слишком просторно, но это ведь всего на пару дней. Уверен, мы поместимся.
Тот, кого пассажирка назвала Седриком, похоже, совсем запаниковал.
— Элис, прошу тебя, передумай! — взмолился он.
— Отчаливаем и вперед помалу! — скомандовал Лефтрин, обращаясь к Хеннесси.
Старпом рявкнул на матросов, на палубе воцарилась обычная деловая суета. Воспользовавшись этим, Григсби, корабельный кот, решил познакомиться с новыми людьми. Он прошествовал к женщине, храбро обнюхал край ее одежды, потом вдруг встал на задние лапы, а передними оперся о ее ноги, чуть закогтив юбку.
— Мряу? — спросил кот.
— Пшел прочь! — прикрикнул на него Седрик.
Но к неожиданной радости Лефтрина, женщина присела на корточки, чтобы тоже поздороваться с котом. Юбки легли на палубу вокруг нее, словно опавшие цветочные лепестки. Она протянула руку Григсби, тот обнюхал ее и потерся рыже-полосатой головой.
— Ой, он такой милый! — воскликнула пассажирка.
— Ага, и его блохи тоже, — со скрытым отвращением пробормотал франт.
Но женщина только тихонько рассмеялась, и ее смех напомнил Лефтрину журчание речной воды у носа корабля.
Наступила ночь. Тоскливый ужин, где невкусную пищу пришлось есть с жестяных тарелок за исцарапанным деревянным столом, миновал — и это было хорошо. Седрик сидел на краешке узкой койки в кубрике и размышлял о своей судьбе. Он был несчастен. Несчастен, но непоколебим.
Палубная надстройка оказалась низким сооружением. В ней было три комнаты — хотя едва ли эти чуланы заслуживали такого названия. Одна — капитанская каюта, где сейчас поселилась Элис. Вторая отводилась под камбуз, там стояли печь и длинный выщербленный стол с лавками по обе стороны. А третья была кубриком. Занавеска в дальнем его конце отделяла более широкую, чем у других членов команды, койку, на которой в относительном уединении спали Сварг и его жена Беллин. Жалкая привилегия, подумал Седрик.
Он избегал кубрика как можно дольше, оставаясь на палубе с Элис и наблюдая, как мимо скользят берега, поросшие лесом, который становился все гуще. Баркас двигался ровно и на удивление быстро шел вверх по реке, против течения. Складывалось впечатление, что команда, толкающая его, не прилагает почти никаких усилий. Большой Эйдер и Скелли, Беллин и Хеннесси орудовали длинными шестами, а Сварг сидел на руле. Корабль шел без остановок, избегая мелей и топляков, словно заколдованный. Матросы работали так слаженно и умело, что Элис залюбовалась ими. Седрик тоже оценил их мастерство, но смотреть и восхищаться ему надоело куда раньше, чем ей. Он оставил Элис вести оживленный разговор с неотесанным капитаном баркаса, а сам пошел на корму, тщетно ища тихое местечко для отдыха. В конце концов он притулился на одном из своих сундуков в тени, которую давал стоящий рядом кофр.
Судя по всему, приятного собеседника здесь не найти. Верзила Эйдер, палубный матрос, размерами сам напоминал кофр. Беллин была почти такой же мускулистой, как ее муж Сварг. У старпома Хеннесси не хватало времени на болтовню с пассажирами, за что Седрик был ему признателен. Скелли потрясла его как своим юным возрастом, так и тем, что была женщиной: что ж это за корабль, где девушке приходится выполнять матросскую работу? Заглянув в вонючий кубрик, Седрик отказался от мысли вздремнуть днем, чтобы скоротать бесконечные часы путешествия. Это было бы все равно что спать в конуре.
Но вот наступила ночь, и в воздухе заклубились тучи насекомых. Они загнали Седрика в кубрик, а усталость заставила его сесть на койку. Вокруг него, в непроглядной темноте, дрыхла команда. Сварг и его жена удалились в отделенный занавеской альков. Скелли и кот спали на одной койке, девушка свернулась клубочком вокруг рыжего чудовища. Оказалось, она была племянницей капитана, и ей, скорее всего, предстояло унаследовать корабль. Поэтому бедняжка была вынуждена учиться тонкостям ремесла, начиная с самой низкой должности. Старпом Хеннесси растянулся, заняв всю койку; одна рука свисала с края, так что кисть касалась палубы. Воздух казался густым из-за запаха пота и выдыхаемой влаги; время от времени кто-нибудь ворочался во сне, бормоча и постанывая.
Седрику предоставили на выбор четыре свободные койки — очевидно, некогда на корабле Лефтрина было больше народа. Седрик выбрал нижнюю, и Скелли, проявив великодушие, убрала с нее все барахло и даже кинула два одеяла. Ложе оказалось узким и неудобным. Сидя на краешке постели, Седрик пытался не думать о блохах, вшах или более крупных паразитах. Аккуратно сложенное одеяло выглядело достаточно чистым, но ведь он видел его только при свете лампы. Сквозь сонное дыхание команды было слышно, как журчит за бортом вода. Река, серая и такая едкая, казалась сейчас опаснее, чем когда они плыли на большом, высоком корабле. Этот баркас сидел в воде намного ниже. Кислый запах реки и прибрежной чащи проникал в кубрик.
Настал вечер, сумрак заструился над водой, словно вторая река. Команда подвела баркас к отмели и привязала к растущим там деревьям. Канаты были толстыми и прочными, а узлы, похоже, надежными. Но река хотела поиграть баркасом и настойчиво тянула его к себе, отчего судно мягко раскачивалось и поскрипывало. Канаты, которыми оно было привязано, натягивались. То и дело баркас кренился, словно упираясь пятками и отказываясь поддаваться течению.