— И о том, как первое превратить во второе, — добавил Данила, тоже выбравшийся из машины.
— Вот — вот, — поддержал его Ростогцев. — В пределах своих владений они полноправные владыки. Там, за решеткой, червяк в земле не шелохнется без его разрешения, чего уж говорить о разорении могилы.
— Лихо, — проникся я. — Ну а как с посетителями? Сюда же толпы народу ходят. Хоронят умерших, памятники ставят, просто прогуливаются. Опять же — обслуживающего персонала небось полно.
— Над обычными людьми, теми, кто могилы родных посещает или здесь работает, у умруна власти нет, как минимум до той поры, пока те не помрут и на его кладбище в неживом виде не попадут. Ну или прямого ущерба ему не нанесут, тут он снова в свои права входит. Но ты — то тут при чем? Ты хоть и остался человеком, но теперь наш, под Луной живешь, Хранитель, не под Солнцем. И существуешь ты отныне по Покону, а не по закону. Так что если умрун тебя прихватит у раскопанной могилы, то… Я не знаю, что именно он сделает, но хорошего ждать не приходится.
— А он прихватит, — добавил Данила злорадно. — Любая кладбищенская тень, любой призрак — его глаза. Заприметит тебя, цап — и в свой склеп!
— Чего ты скалишься, ущербный? — разозлился я. — Это твоей семье прямой убыток. Если ты забыл, то пока я подвеску не получу, расчета не последует, так что радоваться нечему. Вот и выходит, что в заднице не только я, но и вы.
— Твои проблемы — это твои проблемы, — строго произнес Ростогцев.
— Даже не спорю, — согласился с ним я. — Но авансы сроду не раздавал, так что пока мои проблемы не будут разрешены, вашими я заниматься не стану. Пока у меня нет подвески, у вас нет денег. Клад — не девичья невинность.
— В смысле? — удивился Данила.
— Ее по нашим временам восстановить — как высморкаться. А если я вам клад отдам, то обратно в землю его уже не вернешь. Так что ждите, пока я как — нибудь решу вопрос с кладбищем и его смотрящим.
— Хозяином, — поправил меня князь. — И вообще, Валерий, взвешивай каждое слово в общении с обитателями Ночи. Я вот на твое хамство смотрю снисходительно, но могут найтись те, кто делать этого не станет. А умрун тебя за такую оговорку вообще сразу на куски разорвет. В буквальном смысле.
— У меня и в мыслях не было вам хамить, — возразил ему я. — До той поры, как этот товарищ в нашу беседу не влез. Он вообще постоянно меня провоцирует или на драку, или на ругань, потому сразу вас предупреждаю — в одну прекрасную ночь я его убью.
— Или я тебя, — вставил свои пять копеек в разговор Данила.
— Значит, судьба у вас такая, — подытожил князь. — Случается. А что до награды… По сути, твоя позиция верна, товара лицом нет. Но кое о чем я тебя все же попрошу.
— Если просьба выполнима — нет проблем, — согласился я.
— Письмо напиши остальным концессионерам. Ну как в прошлый раз, мол, тема закрыта, всем спасибо.
— Хочется Карлу Августовичу нос утереть? — уточнил я.
— Очень, — расплылся в улыбке князь. — Не стану кривить душой — не люблю его. Скользкая личность. Помнится, в девятнадцатом году…
Увы, я так и не узнал, что именно случилось в девятнадцатом году, тайной осталось и то, к какому именно веку относился тот год.
Почему? Потому что князя перебило некое замызганное и сгорбленное существо, появившееся с той стороны ограды.
— Люди! — радостно просипело оно, мотнуло немытыми патлами и почесало живот под драной майкой. — Вот радость! А я тут брожу, брожу, никак выхода не найду. Это, где тут ворота? Слышь, парень? Да, вот ты. Тебя как зовут — то?
Небось алкаш, что допивает на могилах водку, принесенную на помин. Заснул там, а теперь выбраться наружу не может.
— Молчи. — Ладонь Ростогцева закрыла мой рот, из которого было готово сорваться имя. — Не вздумай отвечать этой пакости. А ты, бесплотный, вон пошел отсюда. Здесь, по эту сторону ограды, место для живых, а не для мертвых.
— Ой, кто бы говорил! — Тот, кого я принял за загулявшего ханыгу, распрямился, и я понял, что вижу сквозь него. Да, фраза звучит диковато, но что есть, то и есть.
Потому что это не человек, а призрак. Самый настоящий. Вон и патлы пропали, и одежда изменилась, превратившись из драной майки в нечто, более напоминавшее старинный сюртук.
— И я нежить, — с достоинством сообщил ему Ростогцев. — Но у меня есть плоть, сиречь — тело. А еще хожу я куда сам захочу, не бегая, как собачка, туда, куда меня пошлет хозяин.
— Если не секрет — зачем вы мне рот зажали? — спросил я у него. — Понимаю, что от ошибки сберегли, но от какой?
— Ты чуть вот этому синюшному имя свое не назвал, — пояснил вурдалак. — А делать этого нельзя ни в коем случае. Узнав имя, сообщенное доброй волей, он сможет ненадолго занять твое тело, соображаешь? Правда, в твоем случае такое вряд ли могло произойти, ты очень крепок, не только физически, но и душевно, но тем не менее. К тому же он может передать эту информацию кому — то посильнее, и тогда возможны разные нюансы.
— А что у тебя за дела на нашем кладбище, упырь? — поинтересовался призрак, буквально прилепившись к ограде. — И кто этот паренек, которого ты так оберегаешь, вместо того чтобы осушить до донышка, как бутыль с вином?
— Нет, этот тебя бы не смог себе подчинить, — усмехнулся Ростогцев. — Слишком глуп.
— Благодарю, князь. — Я осознал, в какую неприятность чуть не вляпался. — Все — таки права народная мудрость — век живи, век учись.
— Главное, чтобы учение впрок пошло, — доброжелательно потрепал меня по плечу вурдалак.
— Молодой человек. — Призрак не мигая смотрел на меня. — Если тебе чего надо здесь, на нашей земле, ты говори, не стесняйся. Помогу, подскажу, с кем надо сведу. А о цене договоримся.
— Сгинь, — посоветовал ему Данила. — Не мелькай перед глазами.
— Никогда не имей дела с такими, как он, — сообщил мне князь, показав на призрака рукой. — Непременно обманут. В нашем с тобой мире, друг мой, вообще грани между добром и злом, правдой и ложью изрядно подстерты, тут уж ничего не поделаешь. Но все равно есть какие — то границы, которые никто не станет пересекать. А для него их нет, как и для всех остальных, кто обитает там, за оградой. Кроме Хозяина Кладбища, разумеется. Да и тот, если честно, свои границы для себя сам разметил, и где они лежат, остальным неведомо.
— А ты отважный, упырь, — оскалился призрак. — В двух шагах от кладбищенской земли ее повелителя упоминать всуе? Видать, совсем черви твой мозг съели. Ха!
Мне вдруг стало нестерпимо холодно, словно следом за северным ветром в столицу пожаловала зима. А еще внутри все сжалось, как в юности, в тот момент, когда драка вот — вот начнется, но первый удар пока никто не нанес.
— Валим, — чуть просевшим голосом предложил Данила. — Патрон, не надо нам тут оставаться!
— В машину, — толкнул меня князь, опасливо глянув в сторону ограды, где злорадно хохотал наш неживой собеседник. — Быстро, быстро!
Спорить я не стал, нырнул в теплый салон автомобиля, и уже через считанные секунды детище немецкого автопрома умчало нас куда подальше от места, куда мне хочешь не хочешь, а все равно придется вернуться.
Глава 17
— Следует понимать, что к ограде пожаловал тот самый Хозяин Кладбища? — уточнил я сразу же после того, как машина набрала скорость. — Да?
— Именно, — причмокнул так, будто у него болел зуб, Ростогцев. — Серьезно навредить нам он не смог бы, но хорошего от этой встречи все же ждать не стоит. Да и тебе лишний раз ему показываться на глаза тоже не след. Ты упорный парень, Хранитель, вряд ли отступишься от своих планов, а значит, раньше или позже нагрянешь на это кладбище. К чему ненужная популярность?
— Его все равно бродячий дух видел, — заметил Данила, обеими руками вцепившийся в руль. — Наверняка своему хозяину того, с кем общался, в деталях опишет.
— Есть такая вероятность, — признал князь. — Прямо скажем, Валерий, дела у тебя так себе, потому самым разумным вариантом будет плюнуть на зарытую в могилу цацку и жить дальше. В конце концов, на ней свет клином не сошелся.
— Но оплатить оказанные услуги мне все равно придется? — уточнил я, вложив в голос некоторое количество иронии.
— Само собой, — подтвердил вурдалак. — А как же.
— Подумаю над вашими словами, — пообещал я. — Как приму решение — позвоню. И насчет письма остальным концессионерам — пока все же повременю. Только без обид, хорошо?
— Будь по — твоему, — с холодком ответил князь. — И с решением не затягивай, нам деньги нужны. Кредиты сами себя не отдадут, друг мой.
— Кредиты? — удивился я.
— Они, проклятые, — вздохнул Ростогцев. — И самое обидное — даже если выпить действующее руководство банка, для нас ничего не изменится. Что за времена настали? Раньше все было проще, — нет банкира и его наследников — нет долговых обязательств. Опять же, кое — какое наше влияние не то что на аристократию распространялось, но и даже на королевские дворы. А эти господа всегда были в долгах как в шелках, уж поверь. Там слово сказал, тут кое — что шепнул, в результате его величество взял да и утопил всех кредиторов в реке. Или сожгло по обвинению в колдовстве. А теперь такой номер не пройдет, все равно платить придется. И даже непосредственного заемщика — человека, который мне служит, убивать смысла нет, — залогом имущество семьи выступает, на слово теперь никто не верит. Так что ты не тяни, Хранитель, не тяни. Мы сами кровососы, но банковские кредитники на пару с их же службой безопасности нам, пожалуй, фору могут дать.
Хотите смейтесь, хотите — нет, но в этот момент я испытал гордость за род человеческий.
Не знаю отчего, но в какой — то момент мне стало неуютно в их компании. Скорее всего потому, что общее дело было закончено, а просто так, забавы ради, бок о бок с нежитью нормальному человеку сидеть все же не стоит. Потому я попросил тормознуть машину рядом с метро, сразу после того, как в поле моего зрения попала ярко светящаяся в ночи буква «М».