— Точно, — подтвердил я, глядя на худого и плешивого человека за дверью, фото которого лет десять назад украшало многие деловые издания. Правда, тогда он выглядел по — другому, куда более респектабельно. Я его вспомнил, он как — то раз приходил к нам в дом. — Чем так доживать дни, лучше уж от инфаркта загнуться. Или под машину попасть.
— Спорное утверждение, — заметил Вагнер. — Были у меня в практике разные случаи. А, собственно, господа, вам — то он зачем понадобился? Если это, конечно, не секрет.
— Не секрет, — добродушно произнес Шлюндт. — Признаться, сам он нам ни к чему. Моему юному другу нужно то кольцо, что находится у него на пальце.
— Как? — ошеломленно захлопал глазами врач. — Вы что? Это невозможно!
— Все возможно, Петр Францевич, — возразил ему антиквар. — Повторюсь — в этом мире возможно все, вопрос всегда только в цене. Валерий хочет получить предмет, который вашему пациенту совершенно не нужен, он готов кое — что за это предложить мне, а я, в свою очередь, буду рад за данную услугу расплатиться с вами. В результате все в выигрыше. Ну а что до бедолаги за дверью — для него ничего не изменится, он живет за той гранью, куда всему остальному миру хода нет.
— Изменится! — выкатил глаза Вагнер. — Еще как изменится. Он это кольцо никому с пальца снимать не дает, сражается за него, словно за жизнь. Дочь было тоже хотела его забрать, вещь — то все — таки дорогая, старинная, так он ей чуть ухо не отгрыз! Я предложил ей свою помощь, разумеется, но она махнула рукой, сказала, что пусть уж оно останется при нем.
— Какая щедрость! — рассмеялся Шлюндт. — Впрочем, у него состояние тогда в районе миллиарда было, не так ли? С такого куша чего не пошиковать.
Новое дело. Мне только с безумцем драки не хватало! И потом — что именно я готов предложить Карлу Августовичу за подобную услугу? Что он имеет в виду?
— Одно дело субтильная барышня, другое — мой юный друг. — Антиквар похлопал меня по плечу. — Спортсмен, здоровяк. Ему так просто ухо не откусишь.
— А если жена или дочь вернутся? — обеспокоенно спросил у него врач. — Вернутся и увидят, что перстня нет. Ведь скандал случится! Возможно — иск в суд! Суда, положим, я не боюсь, но вот удар по репутации клиники совершенно недопустим. Я слишком долго ее зарабатывал. Нет, нет, и не просите. Это положительно невозможно.
— Петр Францевич, никто не собирается забирать перстень себе, — вступил я в разговор. — Мне надо на него просто посмотреть, может, подержать в руках. И не более того.
Ну вообще — то я предпочел бы его положить в ячейку, к тем остальным предметам, но если нет — так нет. Все равно для меня главным является то, что обитает в перстне. Кстати, сдается мне, что именно из — за него бывшего бизнесмена так крючит, он не смог вынести тяжкое наследие прошлого, слабоват оказался, сломался.
— Петр, дело не в корысти, — мягко пояснил Шлюндт. — Мальчик пишет кандидатскую на тему «Ювелирное искусство средних веков», в данный момент набирает практический материал, а с ним беда. В нашей стране не так много украшений тех времен, а у этого бедолаги на пальце перстенек кого — то из мастеров той поры. Ну посмотрит он его, потрогает, сфотографирует, — и только.
— Все равно — нет, — твердо заявил врач. — Поймите, помимо репутационных аспектов есть и моральные. Да, Михаил Георгиевич ничего не осознает, но сути дела это не меняет. Этот человек — мой пациент, я не вправе поступать с ним подобным образом. К тому же это небезопасно, поверьте! К помощи же санитаров я прибегать в данном случае не могу, это неминуемо приведет к огласке случившегося. Так что — извините, господа!
— Петр Францевич, помнишь одну вещицу, которую ты так желал у меня приобрести пару месяцев назад? — веско произнес Шлюндт. — Я тебе тогда еще отказал? Теперь ситуация изменилась, и у тебя есть шанс стать ее обладателем.
Замолчал Вагнер, задумался.
— Карл Августович, на пару слов, — обратился я к антиквару, тот понятливо кивнул, и мы отошли в сторонку.
— Он согласится, — шепотом сообщил мне Шлюндт. — Сейчас поразмышляет и согласится.
— Думаю, что да, — признал его правоту я. — Но что — то мне подсказывает, что простым поиском клада моя благодарность за помощь тут не ограничится.
— Валерий, Валерий, — укоризненно произнес Карл Августович. — Зачем все сразу переводить в плоскость «ты мне — я тебе»?
— Потому что меня с детства приучили к тому, что любая сторонняя помощь чего — то стоит, — парировал я. — К тому же вы сами сказали, что оговоренную часть сделки выполнили, перстень отыскали. А все остальное — дополнительные услуги, которые, естественно, чего — то да стоят.
— Формально ты прав. — Шлюндт достал из кармана забавную круглую коробочку, открыл ее, и засунул в рот зеленую круглую таблетку. — Не желаешь? Мятные пастилки, в жару очень хороши, притупляют жажду.
— Нет, — отказался я. — Итак?
— Ну если ты настаиваешь… — Старик наморщил лоб, как бы решая, что именно попросить. — Скажем так — ты даешь мне слово, что один раз по моей просьбе изменишь свое решение по какому — либо вопросу.
Не скажу, что ждал такого, но все равно не удивлен. Вернее — я был уверен, что подобное условие раньше или позже прозвучит, но думал, что все же позже, чем раньше. Но нет, не стал господин Шлюндт тянуть, и использовал первый же подходящий случай. Впрочем, данный вариант все же чуть мягче и лояльней того, что я предвидел услышать.
Хотя это ничего не меняет, разумеется.
Я подошел к окошку в двери, глянул на человека, находящегося за ней, задержал взгляд на перстне, поблескивающем на его пальце, повернулся к антиквару и твердо заявил:
— Нет.
— В смысле? — на этот раз антиквар на самом деле удивился, никакого наигрыша тут в помине не имелось. Он на самом деле был уверен в том, что я отвечу согласием, потому отказ его обескуражил. Ну, может, и не обескуражил, может, я себе льщу, но в любом случае подобного он явно не ожидал.
— В самом прямом, — пояснил я. — Данное условие для меня неприемлемо, Карл Августович. Я никогда не обещаю того, в чем не уверен, потому даже в детстве на «американку» никогда с ребятами не забивался. Кто знает, что надо будет сделать, если проиграешь? Вдруг придется, например, без трусов три круга вокруг школы обежать? Унизительно же, девочки смотрят. А надо, слово дано, заднего не включишь, ибо западло. Так что — нет. Придется, как видно, идти другим путем, не самым прямым и чистым, но все же действенным. Есть у меня кое — какие соображения на этот счет.
И я демонстративно цыкнул зубом, так, будто он у меня болит. Шлюндт понял мой намек, его взгляд стал колючим.
— Но, само собой, обещанный гонорар за ваши труды будет выплачен в полной мере, — заверил его я. — Назначайте день, называйте время, и я сделаю все, что от меня зависит. Тем более что удружить вам для меня всегда в радость.
И я растянул рот в улыбке, демонстрируя ему все свои тридцать два зуба, из которых несколько были ненастоящими.
— А я вас вспомнил, молодой человек, — вдруг сообщил мне Вагнер. — Увидел ваши зубы — и вспомнил. Вы сын Анатолия Дмитриевича Швецова, верно? Мы специально тогда материалы из Женевы заказывали, ваша матушка настояла. А вы, помнится, убеждали ее, что это все блажь.
Было такое. Мы тогда с «соколовскими» пацанами схлестнулись, и мне два верхних зуба один из них при помощи кастета удалил. Ну и губу крепко разодрал, мне ее в этой же клинике после пластический хирург в норму приводил. Тоже, разумеется, по настоянию мамы. Я был против, ибо пыль странствий и шрамы украшают мужчину, ну или как минимум добавляют ему шарма. Я на этот шрам за три месяца пяток доверчивых дурочек поймал, между прочим, рассказывая им на ходу сочиненные байки о его происхождении. Ясно, что с дамами постарше такой трюк не пройдет, но на первокурсниц он действовал отлично, особенно если в дополнение к нему шел «чилаут» в каком — нибудь приличном клубе.
— У вас прекрасная память, Петр Францевич, — отвесил я врачу легкий полупоклон. — Уважаю.
— Профессиональная, — скромно заметил тот. — Как здоровье отца? Давненько он к нам не заглядывал.
— Должно быть, времени у него нет, — ответил я. — И потом — он не любит подобные заведения. Считает, что чем реже ты в них появляешься, тем меньше проблем свалится на твою голову.
— Распространенное заблуждение. — Лицо Вагнера стало грустным. — Как увидите его…
— Маловероятно, — прервал я его слова. — Мы не так часто общаемся. Но если вдруг — я непременно передам ему ваш поклон и приглашение на плановый осмотр. И еще одна просьба…
— Петр, ты получишь кинжал Зияуддина, — не дал мне договорить Шлюндт. — Он твой. Но мой юный друг войдет в эту палату и осмотрит перстень.
— Карл Августович, теперь я тем более против, — насупился врач. — Повторю то, что уже говорил — человек за дверью опасен. Он не контролирует себя, поскольку лишен разума. Перстень же — краеугольный камень его безумия, предмет, который он будет защищать всеми силами. Бог с ней, с репутацией, но мы не вправе рисковать жизнью и здоровьем этого юноши.
Ну не знаю, не знаю… Полагаю, мой папаша только обрадуется, если меня придушит псих. Скажет что — то вроде: «подобное к подобному тянется».
— Петр, возможно, я тебя крайне удивлю, но человечество давным — давно изобрело массу медикаментозных средств успокоительного типа, — задушевно сообщил Вагнеру антиквар. — Поставь этому беспокойному господину какой — нибудь укольчик, после которого он заснет сладким сном, да и все. Наш мальчик зайдет, посмотрит колечко и после выйдет, а ты получишь кинжал, некогда принадлежавший легендарному герою Кавказа, который тебе так нужен, уж не знаю зачем.
И в самом деле — на кой врачу кинжал горца? Убей не пойму. На коллекционера холодного оружия он точно не похож. Впрочем — какая разница? Вопрос в другом — что затеял мой хитроумный друг? Что он хочет получить от меня?
— Укольчик, — посопел Петр Францевич. — Ну если что — то седативное, и не очень большую дозу… Ах, Карл Августович, Карл Августович, на что только не пойдешь из уважения к вам?