ку, накрывшись одеялом с головой, — это не лучшая идея. Тем более что я его кровью перепачкаю.
Ни в коридоре, ни на кухне предсказуемо никого не оказалось. Значит, показалось. Ну, оно и неудивительно.
Сна, естественно, ни одном глазу уже не было, потому мне осталось только умыть перепачканное кровью лицо, взять сигарету и отправиться на свежий воздух, чтобы окончательно привести нервы в порядок. Единственное, я сначала внимательно глянул, не расположилась ли моя ночная венценосная гостья там, на полу балкона. Не дай бог ей хвост ногой придавлю, тут-то мне со святыми упокой и настанет. Какой королевишне понравится, если ее высокопоставленное тело невесть кто топтать станет? Правильно, никакой. А клыки у нее ого-го какие были, если куснет, то мне мало точно не покажется. И потом, личный эмиссар Великого Полоза наверняка не просто там какая-то лесная гадюка. Это нечто более весомое, фольклорное. Короны даже в сказках абы кому не раздают. Например, Иван-дурак, получив ее, сразу становился Иваном-царевичем, хотя вряд ли за столь краткий отрезок времени сильно умнел.
С другой стороны, я сам виноват в том, что довел дело вот до таких визитов и ночных кошмаров. Ведь мне еще там, в заброшенной деревне, стало ясно, что с возвращением в город все не закончится, что влип я по полной, только звонить Стелле все равно не стал. То ли из природного упрямства, то ли еще почему, но не стал и все. Вот результат, получите и распишитесь.
Я выдохнул дымок сигареты, а после крутанул в пальцах левой руки тускло блеснувшую монету. Появилась за последние дни такая привычка, причем воспринималась она мной так, будто всегда была. Да я с этой денежкой вообще теперь не расставался.
Рублевик Екатерины Второй времен конца ее царствования. Красивый, увесистый, старый, он приятно холодил руку и волей-неволей заставлял вспоминать изумленные лица моих приятелей, когда они увидели меня с пригоршней перепачканных землей монет.
— Во, — я вывалил найденное на столик, ощущая, как бурлит в венах кровь от переполняющих меня чувств. — Видали?! Серебро, не медь.
— Оба-на! — приятели мигом отвлеклись от перепалки и подскочили ко мне. — Неожиданно.
— «Катька», — уверенно заявил Сивый, цапнув одну из монет и осторожно обтерев ее рукавом тельняшки, которую не снимал с самого приезда. — Без вариантов.
— Поздняя, — поддержал его Гендос. — Согласен на все сто.
— Однозначно. Ставлю на девяносто третий, в заклад бутылка «Баллантайна», — Сивый лукаво глянул на приятеля. — Принимаешь?
— Девяносто первый, — Генка, прищурив глаз, покачал головой. — Хотя могу и ошибаться.
— А результаты розыгрыша когда узнаем? — мне и правда было интересно. — И сразу: я в любом случае имею право на часть награды в размере трети.
— Сейчас и узнаем, — усмехнулся Сивый, переворачивая денежку. — Блин, опять продул. С меня пузырь.
Да, Генка выиграл. На оборотной стороне монеты сверху полукругом была вычеканена дата «1791», причем единички на таковые даже и похоже не были. Скорее на галочки какие-то.
— Сохранность отличная, — заметил Генка, забирая монету у Сивого. — Нечасто такую встретишь.
— А как ты дату определил настолько точно? — с любопытством спросил я.
— Что рублевик времен поздней Екатерины, сразу было ясно — у изображения матушки-государыни шея короткая. Вот, смотри. На ранних монетах она куда длиннее. Как видно, в те времена лебединые шеи не в почете были.
И правда, голова шальной императрицы не то чтобы прямо из плеч росла, но шея была почти не заметна.
— А дальше — интуиция, — продолжил Гендос. — Ну и во-о-от эта точка у двойного «с». Видишь, насколько близко она к краю монеты расположена? Я и с этим, и другими годами сталкивался не раз, вот и запомнил. Так вот, на более поздних монетах она ниже проставлена. А на более ранних сама Катька немного по-другому выглядит.
— Точно, — хлопнул себя по ляжкам Сивый. — Подвела меня правительница всероссийская.
Ну да, то самое двойное «с» было частью слова «всеросс». Целиком титул на монету не вошел, потому на этом «с» титулование и кончалось.
— Монета, конечно, зачетная, но не «релик» ни разу, — Генка подкинул денежку на ладони, а после протянул мне. — Екатерининские «рублевики» часто встречаются. Но все равно нет повода не порадоваться за удачу друга.
— Еще один рублевик, — Сивый взял из кучки следующую монету. — Этот, правда, покоцанный.
Собственно, эти две денежки по номиналу оказались самыми крупными, остальное было помельче. Среди найденного обнаружилась пара серебряных полуполтинников, один двугривенный того же металла, а остальное и вовсе медь.
— Где, говоришь, откопал? — Сивый, что твоя гончая, аж трясся весь от азарта, у него даже волосы, здорово поредевшие со времен школы, дыбом встали. — Вон там? Странно, странно… Сумма тут по тем временам немалая. Ладно бы староста ее закопал или кто из зажиточных крестьян, так с чего бы им на окраине жить? У них дома в центре деревни, небось, стояли.
Да нет, не похож был тот бородач, что некогда припрятал деньги под стенами своего дома, на зажиточного крестьянина. Я его лицо в видении, которое мне показал клад, хорошо разглядел. Да и на сильно добродетельного человека, признаться, этот селянин тоже не тянул. Сдается мне, он под домом то припрятал, что в темном лесе да залесье с кистенем на дороге приобрел. Ну, или каким другим, не сильно праведным, путем добыл. Заработай он такие деньги честно — сразу бы в оборот пустил. Не следует забывать, что в те времена цены были не так и велики, особенно по сравнению с теперешними, это сейчас восемь с половиной рублей, которые после подсчета и составили весь клад, — смешная цифра. В свое время, курсе на третьем, на одном из семинаров мы как-то обсуждали вопросы цен того времени с преподавателем. За гривенник можно было купить целую телегу с сеном, за тридцать-сорок копеек — живую курицу, чуть подороже стоил живой гусь. За рубль, а то и подешевле, если сторгуешься, можно было прикупить пуд ржаной муки, за три рубля — телку. Нет, не красивую девушку, а крайне нужную в крестьянском хозяйстве корову. За пять — коня. А за десять — избу поставить. Причем это с материалом, работой и последующим «обмыванием» постройки.
Тут восемь с половиной рублей. Огромные деньги по крестьянским меркам. И их никак нельзя было светить перед соседями, которые немедленно задались бы вопросом: «А откуда они взялись?» Деревня же. Вот и закопал их добытчик под своим домом, здраво рассудив, что тут их шиш кто найдет. И оказался прав — не нашли. Даже когда новый дом ставили, не выкопали. Может, просто фундамент старого использовали? Ну или как там он раньше назывался?
Монеты я ребятам отдал. Ну, не то чтобы прямо совсем отдал, они сказали, что свою долю от реализации найденного я получу непременно, могу даже не переживать. Сивый навскидку оценил стоимость найденного, по его меркам, она оказалась совсем небольшой, но по моим, бюджетным, — крайне приятной.
— А как же «все передаю в музей»? — не удержался я от легкой иронии, припомнив наш с ним недавний разговор. — Мол, копаю не для денег, а исключительно для души.
— Если вещь историческая, из тех, что продавать грех, отдаю, — и не подумал обижаться мой приятель. — Какие-то ништяки дома держу, они у меня что-то вроде коллекции. Монеты там, «мощевики»… Но только то, что сам в поле взял. Ну а вот такую «копанину» мы всегда скидываем барыгам. Криминала никакого нет, это не раритеты, подобным добром не то что музейные запасники — любые «Нумизматы» забиты. Если выручка отбивает затраты на поездку, считай, отдых удался. А если превышает — это нам премия от земляного дедушки.
— Все так, — подтвердил Генка и взял из аккуратно разложенных на тряпице денег монетку. — Да и что тут нести в музей? Вот, например, «катин» пятак. На глазок — начало — середина семидесятых годов. Монета, конечно, «бодрая», не придерешься, но все равно ей цена — тысяча-полторы, не больше. Ну, если очень повезет, две за сохранность. И не евро, Валерон, а рублей. Вот и вся песня.
— За серебро, понятное дело, возьмем побольше, — заметив мою печальную гримасу, приободрил меня Сивый. — Вот этот полуполтинник, думаю, запросто на пятнашку потянет, а то и на двадцатку. Двугривенные неплохи, на них тоже погреться можно. Так что не грусти, Швец, со своего первого «копа» ты навар снимешь. Хороший знак, между прочим.
— А я вообще был уверен с самого начала, что Валерону матушка-земля подарок сделает, — заметил наш второй приятель. — Не просто же так ему после приезда всю дорогу одна «жбань» под лопату лезла? Ждала козырная находка нужного момента. Нет, что ни говори, а первый «выход» — это первый «выход». Не может новичку не свезти.
Будь это какие-то другие люди, я бы подумал, что меня сейчас пытаются развести, после чего при первой же возможности залез бы в сеть и попытался найти сайты по оценке монет, чтобы сравнить цены… Но не в этом случае. Этим парням я верю. Ну да, годы людей меняют, только, слава богу, не всегда и не всех.
Но одну монету из поднятого клада я все же оставил себе. Тот самый рубль 1791 года, на котором Гендос у Сивого пузырь вискаря выиграл. То ли как талисман, то ли просто как память о поездке. Ну и потом, глянулась мне эта монета. Так бывает. Вот смотришь и сразу понимаешь: это твоя вещь, для тебя сделана.
К тому же она мне добрую службу сослужила, причем буквально через несколько дней.
Пробыть весь срок, что мы наметили, в этой деревне у нас не получилось. Сивого вызвонили деловые партнеры, после чего он долго с ними ругался, приводя в основном нецензурные аргументы, но под конец сдался. Больно важный контракт надо было то ли подписывать, то ли обговаривать, не знаю точно, не вслушивался. Да и потом, меньше знаешь — крепче спишь.
Тем же вечером мы собрали вещи, а на следующее утро с рассветом отправились в путь, оставив позади себя аккуратно закопанные ямки, в том числе и не наши, а также полное отсутствие какого-либо мусора. Мои приятели придерживались неписаного кодекса копателей-любителей, который гласил: «Убери за собой, не будь свиньей». Правильная позиция, уважаю и присоединяюсь.