По всему видно, что утопленница.
— Милар-то передал, что с Гланкой уже два дня не виделся. Родители ему запретили, прознав про встречи, — по голосу мастера Нердена было слышно: он сожалеет, что не был также строг со своей дочерью. — Они нас к нему не допустили… Кто же знал, что она из дому в таком-то состоянии уйдет.
Да… я посмотрел на цветы, с которых продолжала капать вода.
Кто же принес их девушке, которая не могла видеться с любимым?
— Мы так рассудили, что если инквизитор не помог, нужно идти к господину Марну, — заключил Нерден. Кир едва слышно хмыкнул, но возражать не спешил.
***
— Что думаешь? — спросил Кир.
— Не заметил признаков проклятья. Но что-то заставляет девушку возвращаться даже после обряда очищения, это странно, — признал я. — Хотелось бы удостовериться, что она удержалась в этом мире не оттого, что где-то произошел прорыв Завесы с миром демонов… Возможно, именно об этом призрак хочет предупредить. Хотя эти цветы… Явный намек на несчастную любовь.
— Белые цветы — символ искренности и чистоты намерений, эль-ло.
— Ну да… а также прощения в смерти, — пробормотал я.
— Знаешь старый язык цветов? — заинтересовался эльф.
— Слышал от мамы. Она часто делала букеты для соседей.
Букеты были обережные. Поскольку их свойства были связаны исключительно с природной силой растений — разрешения на магическую практику не требовалось. Мама не стремилась привлечь к себе лишнее внимание. А травничеством в деревне никого не удивишь.
— Жаль, что призрак так и не явился. Туман, который видел мастер Нерден, все же меня смущает, — добавил я. — Жаль, что следы оборвались во дворе.
— Или мы не нашли их все, — пробормотал Кир.
— Возможно, на реке я что-нибудь почувствую, — предположил я.
— У проточной воды? — усомнился Даль. И не без причины. Вода — сама по себе сила. Не такая значимая, как соединенные стихии земли и жизни, воплощением которых становятся в черные ясени, она не способна запечатывать прорывы Завесы, отделяющей наш мир от Страны за туманом… Но вы когда-нибудь задумывались, отчего порой мощнейшие амулеты покоятся на дне речном и не вредят, пока не привлекут внимание какого-нибудь человека и не заставят вытащить их на сушу? Вода заглушает зов темной магии. Потому в легенде о юном короле и Серебряной реке жертвоприношения во славу демонов удавалось так долго скрывать. Вода очищает, иногда — обладает целительскими силами. В основном, это пробившиеся на поверхность подземные источники. Такой, по преданию, есть в сердце Звонкого бора. И если так, эльф Амарант, обратившийся лесным духом, наверняка поддерживает из этого источники свои силы… или поддерживал? Уж не связано ли сумасшествие Ругра с тем, что источник, по каким-то причинам, иссяк?
— Завтра, если не передумаешь, — решил Кир. — Схожу с тобой.
Даль промолчал.
Мы еще заглянули в трактир, чтобы купить еды. Мне кусок в горло не лез, а Даль с Киром, как выяснилось, проголодались. Чтобы избежать вопросов, я пожевал овощей и выпил наливки, больше похожей на клюквенный морс. Даль попросил, чтобы нам приготовили в дорогу копченого мяса и хлеба. А я-то не удосужился позаботиться о завтраке. Кажется, пора принять на работу экономку или помощника. С другой стороны: раз Даль все предусмотрел, мне можно не беспокоиться по поводу того, что завтра голодные гости начнут жаловаться на мою несообразительность.
Еду нам принесли завернутой в холстину. Эльф расплатился, серебряная монета блеснула так ярко, что я недовольно поморщился.
В конце концов, мы добрались до гостевого дома. Эльф снова вошел первым, скользнув мимо меня и Роэна. Кир выгнул бровь, в сомнении взглянув ему вслед. Я слишком устал, чтобы объяснять еще что-то. Невидимый обруч на голове сжимался все сильнее, и я уже не мог размышлять об увиденном в доме мастера Нердена.
Головные боли были одной из причин, по которым я предпочитал обходиться без помощника или секретаря. Это начиналось обычно после столкновения с сильным проклятьем. Боль поселялась сначала в затылке, и постепенно стягивала голову обручем. Если я упускал момент, обруч сжимался, придавливая виски, и начинал раскаляться. Накатывали усталость и раздражение, тело наливалось тяжестью и становилось чужим, неуправляемым, поэтому я старался меньше двигаться. Рано или поздно я впадал в полусон-полузабытье, в котором я еще был способен бессознательно перемещаться, наподобие бедолаг, одержимых лунной болезнью; таких в былые времена нередко обвиняли в связи с демонами. Если приступ заставал меня в Доме-в-тумане, очнувшись, я часто обнаруживал себя в ледяной гостиной. Даже если был уверен, что запирал ее на ключ.
Я не хотел, чтобы о моем состоянии стало известно Инквизиционному корпусу или королю. Достаточно, что Кир осведомлен… в некоторой степени. О том, что приступы учащались и становились продолжительней, я ему не рассказывал: все не было подходящего момента. Да и зачем? Чтобы меня заперли в инквизиционном госпитале?
Я пожалел, что до сих пор не выпил настоя, который купил у Стеллы. Почему так хотелось скрыть свое состояние от Кира? Или дело не в нем, а в Дале? Кир-то уже видел меня после столкновения с проклятьем…
Только лекарства, приготовленные Стеллой, мне и помогали. Познакомились мы благодаря ее решительности. Однажды я нашел в гостевом доме подброшенный под дверь конверт. Внутри было письмо, написанное строгим, но не лишенным изящества почерком. В письме говорилось, что владелице аптеки, расположенной на Улице Маргариток, стало известно о смерти господина Демира Арвина и она приносит искренние соболезнования. Однако последний заказ остался неоплаченным. А поскольку выполнен он был по индивидуальному рецепту, найти на него другого покупателя невозможно. Сумма была указана внушительная, я, признаться, заподозрил обман. И отправился выяснить, что мог дядя купить в обычной аптеке за такую цену.
Стелла держалась уверенно и спокойно, преисполненная чувства собственного достоинства. Как выяснилось, дядя заказывал снотворное, очень сильное. А еще — успокоительное. Тоже не самое обычное. Дядю преследовали навязчивые видения, он был уверен, что его пытаются отравить, пробовал разные яды в малых дозах и на каждый из них предварительно заказывал противоядие. Он не вырабатывал у себя устойчивости к этим ядам, просто хотел знать, каковы они на вкус, чтобы быть готовым в случае покушения. Я ничего этого прежде не знал, хотя понимал, что дядя перед смертью был не в себе.
Меня самого в то время как раз одолела бессонница. Дом-в-тумане словно проверял на крепость или вовсе решил извести неугодного наследника. Так что я предложил продать дядины лекарства мне. Тогда и выяснилось, что Стелла обладает магической способностью: ей достаточно было раз посмотреть на человека, чтобы определить, какие средства помогут именно ему. И составляла из трав чудодейственные средства, но подходящие строго индивидуально каждому покупателю по набору компонентов и дозировке.
С тех пор мы дружили. По крайней мере, я надеялся на то, что Стелла считает меня хотя бы добрым знакомым. Однако я знал, что она не терпит заигрываний на работе и потому никогда не пытался переступить черту. Опасался, что шаткая связь разрушится и девушка попросту откажется со мной общаться. Или станет отправлять заказы посыльным. Короче, я боялся лишиться ее благосклонности. И порой завидовал Киру, который болтал с девушкой свободно, расспрашивая о происшествиях и подозрительных покупателях. Некоторые ведьмы покупали у нее снадобья для своих зелий. Но почему-то девушка не пожаловалась Роэну на то, что я стал покупать больше лекарств. Это… давало надежду на то, что ее забота не связана только с тем, что Стелла опасается потерять выгодный заказ.
Так или иначе, я все надеялся, что Даль и Кир отправятся спать, а я приму снадобье без свидетелей. Но оба моих спутника с удовольствием друг с другом общались, кажется, стараясь выведать друг у друга побольше сведений обо мне. Я постепенно перешел от раздражения до с трудом сдерживаемой злости. Ноющая боль изводила, я почти не участвовал в беседе. Вообще, с трудом разбирал, что происходит вокруг. А в какой-то момент и вовсе обнаружил, что остался один. Кажется, Кир и Даль все же решили отдохнуть.
Я словно оцепенел, кажется, попробуй я пошевелить руками — и ни одна не послушается. Тьма подступала со всех сторон. В ней чудилось незримое присутствие. Кто-то был там и ждал, затаившись, голодный, терпеливый… Иногда мне даже казалось, что я слышу чье-то дыхание. А еще — шепот, зовущий, уговаривающий, предупреждающий… Я словно проваливался под воду и выныривал на поверхность.
Вокруг смыкалась тишина, такая плотная, что почти не позволяла вдохнуть. Но рано или поздно сквозь нее пробивался настойчивый шепот.
Когда сил терпеть не осталось, я с трудом разлепил налитые тяжестью веки. Долго ожесточенно тер глаза. Но все равно видел только мутные образы во тьме. Пришлось брести на кухню на ощупь. Там едва не опрокинул кувшин с водой.
Плеснул себе в лицо. Потом пил, жадно глотая, но жажда не отступала. Я побрел обратно — за лекарством. Мне казалось, что я вел себя тихо. По крайней мере, сам я не слышал собственных шагов или хоть какого-то шороха. Но ощущение присутствия не проходило. Взгляд в спину, выжидающий, пристальный, заставлял двигаться быстрее. Я оглядывался, никого не мог разглядеть в потемках, терял равновесие и, хватаясь за стену, приходил в себя.
В конце концов, я снова оказался на кухне. Лекарство обожгло горло и перед глазами заплясали золотые искры. Я зажмурился, дожидаясь, пока пройдет головокружение. Но на этот раз боль не спешила отпускать. Может, Стелла что-то напутала, когда готовила настойку? Боль была такова, что я даже мысленно отругал девушку прежде, чем понял, насколько низки обвинения в ее адрес.
Постепенно зрение все же восстановилось, и я обнаружил, что кухню заливает лунный свет. Сложив руки на груди, у окна стоял Даль и пристально за мной наблюдал. Взгляд его был непривычно тяжелым.