— Ступай к виадуку Гараби, — посоветовал он. — Если тебя захотят отыскать, то так и сделают.
По пути к виадуку Люк с удивлением обнаружил, что местные жители выставили круглосуточные дозоры, чтобы орудующие в этих краях партизаны не уничтожили последнюю оставшуюся дорогу на Париж.
— Они уже все железнодорожные мосты взорвали, — жаловались горожане.
Люк дивился глупости обывателей. Неужели они и в самом деле хотят, чтобы у немцев остался легкий доступ к Парижу? Несколько часов спустя ему многозначительно кивнул какой-то незнакомец. Вслед за ним Люк скрылся в лесу, где и присоединился к партизанам, с которыми провел не одну неделю. Всего в районе насчитывалось около десяти тысяч маки — место для летучих отрядов было выбрано идеально. Кругом сжимали кольцо немецкие войска, но предводитель партизан даже и без артиллерии умудрялся поддерживать в своих людях спокойствие, решимость и боевой дух. Лондон обещал прислать оружие, но ускорить его доставку не удавалось.
Восемнадцатого июня на плато Мон-Муше разгорелась кровопролитная битва. Хорошо оснащенные немецкие отряды поддерживала тяжелая артиллерия, слабо вооруженные партизаны сражались из последних сил. Бой начался рано утром и длился до глубокой ночи.
У Люка не было особых навыков обращения с винтовкой. За время работы в Париже он усовершенствовал мастерство подрывника, но прежде не принимал участия в настоящей битве. Ужасная реальность схватки ошеломила его, от грома выстрелов голова шла кругом. Он взял на себя роль гонца, связного между партизанскими подразделениями. Ловкий и проворный, Люк от природы обладал великолепным зрением и прекрасно понимал горы, а за предыдущие недели неплохо узнал окрестности. Все это позволяло ему поддерживать связь между отрядами маки и оттаскивать раненых с поля боя.
Зорко осматривая гребень холма, Люк пробирался через кустарник, взвалив на плечи одного раненого, а второго волоча под руки. В бесчувственное тело на плечах попала пуля. Собрав последние силы, юноша затащил раненых в канаву за пригорком и чуть не разрыдался: партизана убили. Погибшему было не больше девятнадцати.
— Не принимай все так близко к сердцу, — сказал второй раненый, заметив отчаяние Люка. — Лучше умереть, чем работать на каком-нибудь вонючем заводе бошей.
Люк кивнул, глядя на мрачное, изможденное лицо партизана.
— Ты куда ранен?
— В ногу, над коленом. Могло быть и хуже. Вот, возьми. — Он снял шейный платок. — Затяни, ладно? Как можно туже.
Люк выполнил его просьбу. Раненый с гримасой втянул в себя воздух.
— Ты как?
— Жить буду. Дай мне пистолет этого паренька, сумею убить еще фрица-другого.
Скалы вокруг сотряс очередной взрыв.
Люк вытащил из кармана погибшего пистолет.
— Меня зовут Люк. До войны я выращивал лаванду.
— А я — Клод, выращивал маслины и виноград. Лучший уксус, лучшее оливковое масло на юге.
Он усмехнулся сквозь запекшуюся кровь, что покрывала его лицо. Люк не знал, Клода ли это кровь или кого другого. Да и какая разница?
— Спасибо за пистолет, — кивнул Клод и добавил: — Если найдешь бутылку анисовой водки, я и от нее не откажусь.
Люк мрачно рассмеялся. Дым после взрыва рассеялся. На склоне слева от Люка с Клодом виднелись окровавленные тела. Трое партизан погибли, но один еще шевелился.
— Клод, там нужна моя помощь, — сказал Люк.
— Славный ты парень. Я тебя не забуду. Ступай.
Люк взобрался на гребень и короткими перебежками направился к несчастному, которому оторвало ногу. Спустились сумерки. Маки сражались в заведомо проигранной битве.
Раненый уже не кричал, а тихонько стонал. Он потерял слишком много крови — Люк понял, что бедняга не выживет. Не зная, чем помочь, молодой человек лег рядом с умирающим и взял его за руку. Тот слабо забормотал, обращаясь к нему. Он был родом из Лиможа, рабочий с фарфорового завода. Жена, четверо детей.
— Расскажите им, — прошептал он на ухо Люку. — Меня зовут Оливье Руссель.
Ему было больше тридцати. Дышал он часто и поверхностно. Нашарив грязный платок, Люк вытер ему кровь с лица. Парень чем-то походил на Лорана — и глаза у него сверкали так же, хотя уже и начинали тускнеть.
— Благодарю вас, — церемонно прошептал он.
Люк не обращал внимания ни на свист пуль, ни на содрогание земли от взрывов, ни на вопли раненых. Он не мог оставить несчастного умирать в одиночестве.
Наконец он осторожно высвободил ладонь из пальцев мертвеца. Душа его преисполнилась скорби. Битва казалась совершенно бессмысленной, особенно теперь, когда на помощь врагу подоспели самолеты.
Люк понимал: французам не победить. И все же каждый час, что они сдерживали натиск немцев здесь, дарил лишний час их соратникам на севере… лишний час союзникам, с боем прокладывающим путь к Парижу. Вот почему сражались партизаны — но Люк оказался на открытом месте, под вражеским огнем. Надо бежать в укрытие, вернуться к основным силам, узнать, нет ли новых сообщений. Нельзя думать об усталости — сейчас никто не может позволить себе этой роскоши.
Люк собрался с силами, подхватил с земли винтовку и побежал через клубы дыма. Он понятия не имел, что происходит, лишь надеялся попасть на позицию одного из главных отрядов маки.
Он так и не добрался туда.
Взрыв прогремел так близко, что Люка подбросило в воздух. В зависшей бесконечности все звуки исчезли, все движение остановилось. Клубы дыма замерли. Бойцы что-то кричали, но лица их застыли. Мелькали вспышки выстрелов, словно зарницы в замедленной съемке. Люка куда-то несло, тело онемело, утратило чувствительность. Лишь одна мысль оставалась четкой и ясной: Лизетта. Имя любимой звучало в уме, точно мантра. Люк не слышал ничего больше, не способен был ни подумать, ни вымолвить ничего иного.
Он не умрет! Он вернется к ней!
Люк рухнул на землю и больше не шевелился. Спустилась ночь, командир партизанского отряда дал приказ отступать.
Люк смутно слышал, как ревет осел и кудахчут куры. Все тело горело и чесалось. Сквозь щели в деревянных стенах бил яркий солнечный свет. Под головой было что-то мягкое, но лежать было жестко. Наверное, он в каком-то хлеву.
Люк заморгал, ничего не понимая.
Кто-то схватил его за руку. Повернув голову, Люк увидел незнакомого мальчика. Круглая удивленная физиономия в разводах грязи, синие глаза серьезны и настороженны. Четкость зрения помаленьку возвращалась к Люку. Лицо мальчугана усеивали веснушки, во рту недоставало переднего зуба.
— Вы живы, monsieur, — чуть пришепетывая, выдохнул мальчик.
Люк с трудом разомкнул спекшиеся губы.
— Воды, — прохрипел он.
Мальчик убежал и вернулся с какой-то старухой. Седые волосы собраны в аккуратный пучок, одежда ветхая, но чистая. Она до боли напомнила Люку бабушку.
Старуха велела своему маленькому спутнику приподнять Люку голову.
— Пейте, monsieur . — Она указала на кружку.
Люк отглотнул воды. В жизни он не пил ничего слаще.
— Где я? — простонал он. — Я думал, пришел мой смертный час.
Женщина покачала головой.
— Недалеко от Понтажу. В пяти километрах от поля боя.
— Как я сюда попал?
— Маки принесли. Вас приняли за мертвого, хотели было бросить, но один из них, Клодом звать, взвалил вас на спину и вытащил.
— Клод, — прошептал Люк. — Он же ранен.
— Пуля прошла навылет, — заверила его старуха. — Будет хромать, но это почетная хромота. Маки сдерживали немцев весь день и почти весь вечер. Было еще одно сражение. Маки проиграли и его, но сделали, что надо было. Задержали этих грязных бошей.
Она отвернулась и плюнула на пол.
— Где теперь немцы?
— Устраивают карательные меры в Клавьере и в окрестных деревнях.
Она произнесла это устало, без злобы.
Люк прикрыл глаза.
— Какое несчастье…
— Здесь вы в безопасности. Нашей фермы нет на карте, а с дороги хлева не видно. Нас успеют предупредить заранее. Если что, вы уйдете в лес.
— Партизаны оставили кого-нибудь, кроме меня?
— Мне бы хоть вас выходить… — тяжело вздохнула старуха, стискивая руку мальчугана. — Вот, Робер в помощниках. Как вы?
От боли Люк не смог сразу ответить. Медленно, с напряжением, он пошевелил руками и ногами.
— Голова гудит, в ушах звенит, — прошептал он. — Честно говоря, везде больно.
— Не удивляюсь. Но вас, похоже, ангелы берегут. Уцелеть в такой битве нелегко. Клод сказал, вас взрывом зацепило.
— Да-да, теперь вспоминаю. — Он инстинктивно потянулся к мешочку с лавандой на шее. — Клод тоже у вас?
Она покачала головой.
— Нет, он ушел. Не хотел рисковать.
— Я здесь давно?
— Четыре дня.
Ничего себе!
— Я долго не задержусь, — пообещал Люк. — Вам надо думать о Робере.
Он покосился на мальчика.
Старуха улыбнулась.
— Как тебя звать, сынок?
— Люк Боне.
— Что ж, Люк, тебе надо набраться сил. Робер с тобой посидит. Он знает, как за тобой ухаживать — и ему это больше по вкусу, чем обычные обязанности.
Люк улыбнулся, и мир вокруг снова потемнел.
С фермы он ушел только в середине июля. По настоянию хозяйки он перебрался в фермерский дом на склоне холма, оказавшийся весьма вместительным.
Мари, пожилая хозяйка фермы, овдовела полгода назад. Один из ее сыновей погиб, сражаясь в рядах партизан, а второго — отца Робера — угнали на принудительные работы в Германию. Мать мальчика работала в Виши, приезжала навестить Робера раз в полтора месяца; ee сестра помогала ухаживать за племянником.
— Лучше бы тебе уйти до воскресенья, а то Джульетта приедет. Она не очень-то умеет хранить секреты, — предупредила Мари однажды, сидя вместе с Люком и Робером во дворе перед домом.
Люк брился, с трудом разглядывая себя в маленьком зеркальце. Он покосился на Робера, крутящегося вокруг ослика. Мари перехватила этот взгляд.
— Тут тебе бояться нечего, — заверила она. — Малыш куда ответственней своей тетки. Вдобавок она ищет мужа, а ты ей идеально подойдешь. Как вцепится, ты уж к своей Лизетте не вернешься.