Она была счастлива, что дом и его волшебник – маленький Оуэйн! – были невредимы. И она чувствовала, что Уимбрел Хаус точно так же доволен тем, как все разрешилось. Но эйфория от победы смешивалась с мыслями о признании Мерритта – мистера Фернсби. Его слова плавали в воздухе вокруг ее головы весь остаток вчерашнего дня и даже проникли в ее ночные сны.
Мистер Фернсби ни с кем не общался, зарывшись в работу и избегая персонала.
Он был разлучен с семьей… Совсем как я.
Хюльда перекатилась на бок и сдула с лица прядь волос. Она виделась со своими родными лишь раз в год, обычно на Рождество. Ее расписание было слишком плотным, чтобы ездить к ним чаще. Но ее там всегда ждали. Она не могла и представить, что придется навек с ними расстаться.
Реакция отца мистера Фернсби все же казалась… чрезмерной. Многие люди плохо воспринимали добрачные связи. Но отрекаться от него? Удалить от матери и сестер? Может, конечно, восемнадцать – достаточный возраст… но мысль была неуютная. Вероятно, они строгие католики или шейкеры[14], хотя мистер Фернсби не казался ей особенно религиозным.
Ее мысли снова вернулись на то болото за домом. Выражение его лица… Он улыбался, но с такой глубокой грустью в глазах. Как будто глядел в самую мрачную бездну океана или смотрел сквозь призрака.
Тринадцать лет. Все это произошло тринадцать лет назад. Это почти половина его жизни. Очень долгий срок, чтобы успеть искупить свою вину, а он явно не был распутником. Она вспомнила, как поинтересовалась вопросом алкоголя, когда приезжал мистер Портендорфер. Я избегаю того, что может привести к неприятностям.
Слова раскаивающегося человека, или так ей тогда показалось. Было очевидно, что он очень осторожен.
Снова ложась на спину, Хюльда уставилась на тонкие линии на потолке. Она была склонна осуждать людей, и сестра часто ей на это указывала. Хюльда не отрицала, что не любила нарушителей правил, хулиганов, проказников и тому подобных. И все же ни в сердце, ни в мыслях она не могла отыскать осуждения по отношению к Мерритту Фернсби. Да, вид у него был не самый опрятный, но он был добр. В общем-то, джентльмен. Джентльмен, пронизанный сожалением.
Хюльда вздохнула. Как сильно она разбила твое сердце? Конечно, утрата настоящей любви, кого-то, с кем ты и правда разделял чувства, а не просто мечтал о нем, должна быть опустошительна. Он ведь собирался жениться на ней. Та женщина могла бы быть хозяйкой Уимбрел Хауса. Хюльда бы отчитывалась перед ней, а не перед ним. Долю секунды Хюльда гадала, как ее звали, какая она была… а потом ругала себя за то, что увлеклась, и откинула одеяла. Пора одеваться и быть полезной.
В одном она была уверена: она ни в чем не станет упрекать мистера Фернсби. Он уже достаточно наказан. К тому же это не ее дело.
Надев платье, заколов волосы и протерев очки, Хюльда закинула в рот лимонный леденец и целеустремленно вышла из спальни.
Мисс Тэйлор выбивала ковер на улице. Запахи, доносящиеся с кухни, намекнули, что мистер Бабино уже почти закончил приготовление завтрака. Мистера Фернсби нигде не было видно, а значит, он заперся у себя в кабинете или в спальне. Достав свои учетные книги, Хюльда направилась в кладовую, чтобы обновить записи о запасах еды. Дойдя где-то до середины списка, она заметила, что мистер Бабино вошел в комнату для завтраков и кладет на стол свежую бриошь[15].
– Пахнет великолепно, – сказала она, на что он лишь кивнул. – Есть ли что-то, что у нас заканчивается? Может, вам что-то нужно?
Он выпрямился, высокий и пугающий, с ничего не выражающим лицом. Секунду Хюльда боялась, что он ей не ответит. Но когда она уже начала отворачиваться к буфету, мистер Бабино сказал:
– Масло. Нам всегда будет нужно масло. Если заведем корову, я смогу сам ее доить.
Хюльда моргнула.
– Понятно. Что-нибудь еще?
– Это дорогой импортный товар, но ваниль. И сахар, если вам нужны десерты. – Он помедлил. – Я очень хорошо делаю десерты. Особенно выпечку. Для нее нужны сливки и масло. Если мистер Фернсби, – он махнул рукой, пытаясь подобрать слово, – приобретет корову, я о ней позабочусь. Я о ней буду хорошо заботиться.
– Я дам ему знать, как страстно вы цените крупный рогатый скот, мистер Бабино. Если вспомните что-то еще, разыщите меня. – Кивнув, она вернулась в кладовую и закончила пересчитывать ее содержимое, затем перешла в кухню, чтобы завершить задачу. Кладовая была маленькой, так что многие их припасы занимали кухонные шкафчики.
– Мало муки, – сказала она сама себе и сделала пометку. Она неловко перехватила карандаш, и тот свалился на пол. Однако когда Хюльда нагнулась за ним, она замерла, пораженная идеей. Выпрямившись, она сказала:
– Оуэйн, милый, ты мне не поможешь?
Прошло несколько секунд. Затем в полу прямо под карандашом открылось одно отверстие – туда чуть не провалился Хюльдин каблук, – а второе появилось на потолке, уронив карандаш на столешницу.
Хюльда улыбнулась.
– Спасибо. – Грифель сломался от падения, но она уж точно не станет винить в этом мальчика. Если подумать, он вполне может заслужить себе место среди персонала.
Быстрые шуршащие шаги на лестнице привлекли внимание Хюльды. Пару секунд спустя голос мистера Фернсби возвестил:
– Мисс Тэйлор, моя ручка взорвалась. У меня весь галстук в чернилах…
Он вошел в кухню и заметил Хюльду. Остановился, держа в руках мятый галстук с внушительным черным пятном.
– О, простите. Я… думал, что вы Бет.
Если бы Хюльда не знала мистера Фернсби, она бы не заметила неловкости в его голосе – он хорошо прятал ее за беззаботностью. Но она ее услышала, и это смягчило ее сердце. Никто не должен чувствовать себя неуютно в собственном доме, и Хюльда не хотела, чтобы кому-либо было неуютно при ней.
Она ласково ему улыбнулась.
– Едва ли замочить галстук – ниже моего достоинства, мистер Фернсби. Я на своем веку вывела множество чернильных пятен. Они неизбежны. – Она протянула руку.
Полсекунды он колебался.
– Кажется, вы мне ясно дали понять, что вы не горничная, миссис Ларкин.
– Тогда лучше нам никому не рассказывать, что на досуге я тайком стираю галстуки.
Он рассмеялся, и его смех ослабил внутреннее напряжение, которого она в себе даже и не замечала до этого. Поднял ей настроение. Это был воистину прекрасный звук.
Он вручил ей галстук, и Хюльда попыталась – и не смогла – выпустить из внимания тот факт, что рубашка на нем была распахнута, открывая существенную часть шеи и груди. Волосы на ней были темнее, чем у него на голове…
Отведя взгляд, Хюльда положила галстук возле раковины и заставила себя переключиться на другие мысли, пока не успела покраснеть. Если бы покраснела, мистер Фернсби мог бы ошибочно решить, что ее смущение связано с его давешним признанием.
– Вы не хотели бы обсудить меню с мистером Бабино? Я собиралась отправить заказ на продукты для дома.
Он размял руки.
– Ох. Ну… Вообще-то, у меня нет особенных предпочтений. Можете решить вы.
Хюльда кивнула и взяла другую учетную книгу, открыв ее на странице с датами этой недели.
– Тогда я удостоверюсь, что он запланировал оленину, раз уж ее так настоятельно рекомендуют.
Она записала «оленина» и «картофель» и лишь потом подняла глаза на мистера Фернсби, чтобы спросить, не хотел ли он…
И вдруг она забыла, что хотела спросить. Он смотрел на нее с… любопытством? Недоверием? Интересом? Она не могла определить. Но это застало ее врасплох. Ей не понравилось, как подскочило ее сердце. Она быстро опустила глаза на свою книгу. Что я собиралась спросить?
– Я тут подумал, – сказал он, спасая ее от какой-то глупости, – о том, что вы на днях сказали. Что у вас в городе и другие дела. Вы снова ездили в БИХОК?
Она занесла в книгу что-то еще, чтобы занять руки.
– Мне необязательно докладывать им столь часто.
Он посмотрел на нее. Понизив голос, спросил:
– Я знаю, что это не мое дело, но вы ведь не пытались снова найти его, правда?
Хюльда открыла рот. Закрыла. Захлопнула книгу.
– Думаю, завтрак готов…
– Вы же знаете, что здесь вы в безопасности…
– Это не вопрос моей безопасности, – прошептала она, посмотрев в сторону комнаты для завтраков. Она вздохнула и жестом пригласила мистера Фернсби пойти за ней. Если уж ему угодно допытываться, то можно это делать и там, где обоим будет удобно.
Сказать по совести, единственным человеком, кто знал об этом, была Мира, а Мира, скорее всего, снова отмахнулась бы от ее опасений. Потому что это были лишь они. Опасения. Необоснованные мысли. Но… ей нравилась уверенность. Она полагалась на доказательства. Как только она их достанет, она сможет, мысля логически, выпутаться из клубка своих страхов, и все снова будет в порядке.
Первое, что бросилось в глаза, когда Хюльда вошла в гостиную, – несколько стульев тонули в полу.
– Оуэйн! – жизнерадостно воскликнул мистер Фернсби. – Как ты сегодня?
Мебель перестала погружаться и мигнула желтым.
– Думаю, он довольно весел, – перевел он.
Стулья вновь поднялись на поверхность, и пол затвердел. Хюльда села на ближайший к ней стул и расправила юбки.
– Вероятно, от того, что его больше не вышвыривают из дома.
– Я никого из вас не вышвыриваю, – сказал Мерритт, заняв стул поближе к ней, между ними оставался лишь маленький столик. – Я уже прорабатываю следующий довод, чтобы убедить вас остаться.
Хюльда попыталась игнорировать бабочек, которые от этих слов принялись порхать у нее внутри, и на этот раз ей это вполне удалось. У нее уже был немалый опыт неверного толкования чужих слов, а учитывая, что она, в некотором роде, эмоционально предвзята в отношении своего клиента, она знала, что вероятность такого толкования велика. Кроме того, она прекрасно понимала, как мистер Фернсби к ней относится: он и сам это говорил – он к ней привык. Люди, само собой разумеется, любят комфорт и не любят перемен.