руки лежали сверху. Бет расчесала ей волосы, которые рассыпались по подушке мягкими волнами. Ее погнутые очки лежали на прикроватном столике, и ничто не скрывало синяков на носу и под глазами. Край нижней губы опух.
Много синяков.
Сколько же их он не видел, и насколько страшными они были?
Ее глаза были закрыты, но, когда Мерритт сел на стул, поставленный Бет возле кровати, веки приподнялись. Шторы были не задернуты, так что утреннее солнце ясно освещало ее глаза, и оказалось, что они не карие и не зеленые, а ореховые, с темным кольцом, опоясывающим радужку.
Желудок Мерритта сжался, и не только от голода.
– Как вы себя чувствуете? – пробормотал он.
Ее губы дернулись кверху – добрый знак, – пока движение не натянуло тот воспаленный участок, и улыбка перешла в гримасу боли.
– В безопасности, – прошептала она.
От этих слов вверх по рукам и вниз по спине пробежала волна мурашек. Он потянулся к ее руке – Бет отмыла их дочиста – и сжал ее пальцы.
– Теперь в безопасности. Батист с первым светом поплыл за констеблем. Мне так жаль…
Она сжала его руку.
– Не жалейте. Я не хочу ненужных извинений.
– Нужны они вам или нет…
– Спасибо, – перебила она, снова закрывая глаза, хотя ее теплые пальцы все так же сжимали его. – Спасибо, что нашли меня.
Мерритт хихикнул, не зная толком почему.
– Спасибо, что закричали через камень.
Ее ресницы задрожали.
– Вы меня услышали?
Он кивнул. Сглотнул. Провел по ее указательному пальцу свои большим.
– Как думаете, кто… схватил вас?
На ее лбу выступили морщины. Она повернула голову, посмотрела в потолок.
– Сайлас Хогвуд.
По позвоночнику пронесся электрический червь, как будто Батист ударил по нему своим молотком для мяса.
– Разве он не в тюрьме? Он бы не приехал…
– Он должен быть мертв. – Свободной рукой она потерла лоб. – Это был он. Он… говорил со мной. Он пытался забрать мою магию.
Пальцы Мерритта на ее руке ослабли.
– Святый боже…
– Видимо, это куда более медленный процесс, чем я полагала. Он сказал… – Она поморщилась, но Мерритт не мог сказать точно, от воспоминаний или от боли. В любом случае выражение ее лица разбивало ему сердце. – Он сказал, что в этот раз я буду первой. Мне было плохо слышно, но… это он точно сказал.
Мерритт закусил щеку изнутри.
– Как думаете, что это значит?
– Могу вообразить дюжину жутких вещей. – Она попыталась сесть, не отпуская его руки, затем зашипела сквозь зубы и вновь упала на подушки.
Наполовину встав со стула, Мерритт сказал:
– Вам нужно отдыхать.
Она покачала головой:
– Это спина. Лежать вот так… больно.
Забрав у нее руку, Мерритт нагнулся над ней, чтобы взять еще одну подушку, затем обхватил ее за плечи, помогая сесть, и впервые заметил, как болят его мышцы после того, как он шесть акров нес ее на руках прошлой ночью. Она сжала зубы так сильно, что те заскрипели, но вместе они справились.
Хюльда выпустила долгий выдох, пошевеливший ее волосы.
– Требуется время. На то, что он делает… Я не знаю деталей. Множественные чары, чтобы вытянуть магию из человека и вобрать ее в себя. Он родился с идеальным сочетанием для этого. Если бы процесс был быстрым… меня бы здесь не было. По крайней мере, не живой. Он, наверное, думал, что нас никто не прервет…
Мерритт опустился на стул, затем придвинул его ближе к кровати, упершись коленями в матрас.
– Он смог ее забрать?
– Я не знаю. – Она посмотрела на свои ладони. Перевернула руки. – Не думаю… Но я, наверное, от некромантии чувствую такую усталость.
– Или от травм после избиения, – его голос помрачнел. Он отвел глаза от синяков, все еще не до конца проступивших на ее лице, потому что при виде их все внутри него закручивалось узлом. Он не должен был такого допускать.
Ее губы дрогнули.
– Или от этого.
На этот раз она потянулась к его руке, и Мерритт с радостью прижал ее пальцы к своей ладони. Не встречаясь с ним взглядом, она добавила:
– Если бы вы не пришли…
– Я хорошо стреляю. – Большим пальцем он поглаживал костяшки ее пальцев. – Вы даже не представляете, насколько свободнее себя чувствуешь, расстреливая соломенное пугало, – таким хобби он обзавелся, съехав от Флетчера. – И гораздо дешевле, чем профессиональный врач.
Она закатила глаза – хорошо; ее неприятие его юмора не повредилось.
– Это хорошо. Один выстрел не отпугнул бы его. Мистер Хогвуд… он бы отбивался. У него так много чар под кожей. Ужасных чар, причиняющих боль, но и лечащих чар тоже. Вы, видимо, задели жизненно важные органы.
Он немного подумал об этом. Было слишком темно, чтобы судить наверняка. Если бы я промахнулся… Что бы стало тогда с Хюльдой? А с ним самим?
Второй рукой он накрыл ладонь Хюльды.
– Вам нужно рассказать БИХОКу. Передадим отчет с дозорными.
– Расскажу. Или пусть этим займется мисс Тэйлор. – Она снова поморщилась.
– Я могу вызвать врача…
– Просто синяки, – успокоила она, ее глаза слипались. Они встретились взглядами. – Просто синяки, – повторила она уже тише.
Мерритт несколько секунд изучал ее черты, запоминая изгиб нижней челюсти и длину ресниц, пытаясь не рычать при виде отеков.
– А когда вы усталая, вы не звучите как словарь, – сказал он.
Она засмеялась, тут же поморщилась, накрыла свободной рукой разбитую губу.
– Простите. – Он почувствовал себя собакой с поджатым хвостом.
– Я не против, – сказала она, придя в себя.
Откинувшись на спинку стула, Мерритт нехотя выпустил ее пальцы.
– Я должен принести вам поесть. Потом вам нужно еще отдохнуть. – Он поднялся и отодвинул стул туда, где он стоял сначала.
– Мерритт.
Господи, как же ему нравилось, как звучит его имя на ее губах.
– М-м?
Она сжала руками складки на одеяле.
– Пока я не встаю, я, наверное, захочу что-нибудь почитать.
Его эго загарцевало.
– У меня есть три четверти замечательнейшей истории, если вам интересно.
Она очень осторожно улыбнулась, чтобы снова не сделать себе больно. Потом, прищурив глаза, посмотрела на свои очки на столике.
– Я… то есть если вы не возражаете…
– Вы хотите, чтобы я вам почитал? – предложил он, и под ее синяками проступил тончайший румянец. – Я могу на разные голоса.
Она хихикнула, снова прижав руку к губе, чтобы ее не натянуть.
– Мне бы очень этого хотелось.
Кивнув, он выскользнул из комнаты. Сперва завтрак, потом чтение. И он был совершенно не против этим заняться.
В эту минуту он был готов сделать все, что она попросит.
Известия о Сайласе Хогвуде были спешно отосланы в Англию, а домочадцы и местные власти обшарили остров, хотя единственной существенной находкой оказалась сумка Хюльды. Через неделю после ужасающего происшествия Хюльда достаточно оправилась, чтобы вернуться к нормальной жизни. Она оделась, выбрав корсет на шнуровке, а не из китового уса, заколола волосы и старательно выпрямила проволоку своих очков. Нужно будет подобрать новую пару в следующий раз, как она поедет в город, а это уже завтра, поскольку Мира прислала с ветряным голубем полное паники сообщение в ответ на телеграмму мисс Тэйлор о нападении. Хюльда уверила ее, что она в порядке и как можно скорее переговорит с ней лично. А пока ей придется игнорировать царапины, покрывающие линзы ее очков. Ее зрение было недостаточно хорошим, чтобы выходить вовсе без них.
Хюльда боялась, что ее слово не будет иметь никакого веса в неизбежном споре с начальницей касательно продленного пребывания в Уимбрел Хаусе. Но, несмотря на случившееся, она все еще очень хотела остаться, теперь даже сильнее, чем прежде.
Приглушенный удар донесся до нее через окно. Отодвинув в сторону занавеску, она увидела, как Мерритт ставит узкое полено на чурбак, затем замахивается топором и разрубает его надвое. Ради этого упражнения он собрал волосы сзади. Расколов второе полено, он отложил топор и потряс руками. Вынул занозу из ладони. Его рубашка была расстегнута и намокла от пота. Невидимая за занавеской, Хюльда не спешила отворачиваться. Хотя чем дольше она смотрела, тем сильнее что-то сжималось у нее в животе, как будто корсет затягивался сам по себе.
«Уже слишком поздно, – подумала она, прикусив изнутри уже зажившую губу. – Не получится убедить себя, что ничего нет». Она слишком глубоко увязла. Все эти дни она провела в постели, укутанная в одеяла, в безопасности, но на самом деле она падала. Падала на такую глубину, которую нельзя измерить, – и падала все глубже всякий раз, когда Мерритт приходил проведать ее, всякий раз, когда он читал ей, всякий раз, когда приносил ей поднос с едой, не давая это сделать Бет. Всякий раз, когда он держал ее за руку…
Хюльда судорожно вздохнула. Она была влюблена в него. Она знала его чуть дольше месяца, но она любила его.
И она думала с отчаянной, жгучей надеждой, что и он, возможно, тоже ее любит.
Сцепив руки, она вспомнила его прикосновение. Его палец, нежно обводящий ее костяшки. Было так страшно предполагать подобное, несмотря на доказательства… но она так этого хотела. Неужели неправильно желать чего-то, лишь одного, чего не купишь в магазине или не получишь с хорошим резюме? Неужели она недостаточно долго ждала? Неужели не выплатила свой долг обществу, глядя на то, как все ее друзья, родные и знакомые получают именно то, чего она всегда хотела, но пыталась убедить себя в обратном?
О, ей было больно. Это была странная, ни на что не похожая боль.
Отпустив занавеску, Хюльда вновь проверила прическу в зеркале, пощипала себя за щеки, подхватила шаль и вышла в дом, тихо закрыв за собой дверь. Ковер всколыхнулся, как океан в ветренный день, и пошел возле ее ног ярко-желтыми пятнами.
Она рассмеялась:
– Здравствуй, Оуэйн. Я тоже рада тебя видеть.
Насколько она знала, во время ее выздоровления дух к ней в комнату не являлся. Интересно, он сам боялся ее потревожить, или это Мерритт велел ему дать ей отдохнуть?