Джорджия достала веревку и песок, чтобы наметить линии, попросила Сэл помочь, и они вдвоем обозначили первый отрезок. Тем временем вернулись Мэтт и Терри. Они вошли через ворота, смеясь и размахивая руками, и было видно, что они прекрасно провели время.
Джорджия покачала головой.
— Оба сошли с ума, — констатировала она с улыбкой. — Повеселились?
— Здорово, — признался Терри с горящими глазами. — Летать действительно легко. Я некоторое время управлял самолетом. Отлично.
— Ты, должно быть, сбрендил.
— Нет, замечательно. Мы слетали к Филикстоу и Гарвичу, пролетели вдоль побережья, — возбужденно рассказывал Терри.
— Используя мое время, — заметила она строго.
— Его возместит сверхурочная работа, которой я занимаюсь из любви к делу, верно?
Ей пришлось улыбнуться.
— Хмм. И все же, Терри, не могли бы вы с Сэл пойти и закончить чертежи для миссис Бейкер, чтобы больше о ней не думать? Тогда мы сможем сосредоточить свое внимание на Челси, если здесь все выглядит хорошо.
Терри, недовольно ворча, ушел, а Мэтт, неуверенно поглядев на нее, неожиданно спросил:
— Что ты делаешь сегодня вечером?
— Размечаю партер. Делаю следующий чертеж для Челси. Стираю.
— Ты позволишь мне приготовить для тебя обед?
— У меня дети.
— Миссис Ходжес побудет с ними.
— А вдруг она не сможет?
— Сможет. Я спрашивал.
— До того, как спросил меня? — Ей не удалось рассердиться. После Челси она долго по-настоящему не видела его и скучала по нему. — А что ты приготовишь?
— Лобстера. Мне сегодня подарили одного. Хочу подать его с горчичным майонезом и салатом. И может, на ужин будет приготовленный миссис Ходжес шоколадный торт со взбитыми сливками, — лукаво добавил он, зная, что шоколад ее слабость.
— Уговорил, — согласилась она с улыбкой, — только при условии, что ты разрешишь мне оплатить миссис Ходжес ее время.
— Заметано, — согласился он — слишком быстро, чтобы можно было поверить.
— Во сколько?
— В восемь.
Тогда есть еще время, чтобы уложить детей в кроватки, почитать им и пожелать спокойной ночи. Она кивнула:
— Хорошо. Спасибо. Увидимся в восемь. — Уходя, она обернулась и спросила: — А переодеваться надо?
Он рассмеялся тихим озорным смехом.
— Что ж, хорошая мысль. А тебе хочется? Вопрос напомнил ей о скудости ее гардероба после пожара.
— Это сложновато, — сказала она. — Чистые джинсы и джемпер — вот, пожалуй, и все, если не считать платья для Челси.
У него потемнели глаза.
— Было бы прекрасно вновь увидеть тебя в нем, но, если не хочешь, можешь не переодеваться.
— Так и быть, переоденусь, — бросила она с сухим смешком и ушла, а он стоял, прислонившись к дверной рамс, и на губах у него играла озорная улыбка.
Еда была вкусная. Он прекрасно приготовил лобстера, а миссис Ходжес испекла изумительный шоколадный торт с клубникой и взбитыми сливками. Ели на кухне, в углу спал Мэрфи, а на холодильнике мурлыкал Скэлли. Джорджия поглощала все, не думая о фигуре, она проголодалась после долгого дня на воздухе, а когда закончила, откинулась на стуле и улыбнулась.
— Здорово. Очень вкусно. Спасибо тебе. Он улыбнулся.
— Спасибо тебе. Приятно смотреть, когда женщина с удовольствием ест, а не просто ковыряет пищу. Я не терплю этого.
— Со мной такого не бывает. Я всегда собираюсь сесть на диету завтра.
— Зачем это делать? У тебя прекрасная фигура. Она почувствовала, что краснеет.
— Не говори глупостей, — пробормотала она.
— Какие глупости? Я вполне серьезен. Ты красивая, Джорджия, теплая, и забавная, и яркая — настоящее очарованье.
Краска еще больше залила ее щеки.
— Ты уж слишком... — тихо заметила она. — Может быть, я и забавная, но все остальное...
— И любишь спорить. Почему последнее слово всегда должно быть за тобой? — Он протянул ей руку: — Пойдем в гостиную. Я поставлю кофе, а пока ждем, можем потанцевать.
— Потанцевать? — переспросила Джорджия, шагая следом с бьющимся сердцем.
— Да, потанцевать. Он говорил серьезно.
Нет, она не могла танцевать с ним, особенно сегодня вечером, когда он такой веселый и расслабленный. Слишком опасно: можно легко поддаться его обаянию...
Мэтт включил только настольные лампы, прикоснулся к пульту управления — и комната наполнилась музыкой. Романтической, чарующей музыкой — музыкой любви.
Джорджия вдруг почувствовала себя в большой опасности...
— Иди сюда, — тихо позвал он, и она без звука растворилась в его объятиях. Спорить не было больше сил.
Она освободила свою голову от всех мыслей и постаралась насладиться танцем.
Их тела так слились, что предугадывался каждый шаг. Казалось, они плывут вместе, и она уже не знала, где кончается ее тело и начинается его. Они были одним целым, покачиваясь под страстную музыку, разделенные лишь тонким слоем одежды.
Джорджия почувствовала, как его губы коснулись ее лба. Она подняла голову, и его губы прошлись по ее подбородку и остановились на нежной коже горла.
— Такая красивая, — прошептал он у ее шеи, отогнул ворот платья, расстегнув пуговицу, и покрыл легкими горячими поцелуями кремовые холмики грудей.
Она тихонько постанывала, он поднял голову и снова прижал ее к себе. Они больше не двигались, просто стояли вместе, слушая чувственные песни и давая охватившему их пламени немного утихнуть. Наконец он слегка отстранился, и она поняла, что музыка закончилась, а она слушает неровный ритм его сердца.
— Кофе? — пробормотал Мэтт, и Джорджия кивнула, не желая отпускать его даже ненадолго.
Она пошла с ним в кухню, чтобы взять поднос, а потом они вернулись в гостиную и сели на один из огромных удобных старых диванов, стоящих вокруг камина.
— Черный или со сливками? — спросил он.
— Со сливками. — Она взяла чашку из английского фарфора, украшенную розами, и сделала оценивающий глоток. Было очень вкусно: под холодными сливками сильнее чувствовалась крепость кофе, которая наполняла теплом. — Ты налил туда спиртного, — мягко укорила она, и он озорно улыбнулся, излучая опасность, но одновременно напоминая невинного мальчика, и ей очень захотелось отбросить сдержанность и позволить событиям развиваться своим чередом.
— О чем задумалась?
Джорджия принужденно рассмеялась.
— Ни за что не догадаешься, — ответила она и сделала еще глоток. Ирландское виски, подлитое в кофе, обожгло горло.
— Это, наверное, были серьезные мысли, — заметил он тоже со смехом, и она почувствовала, как румянец опалил щеки.
— А ты не хотел бы узнать?
— Конечно. Иди сюда, а то ты очень далеко. Она поставила чашку и придвинулась ближе. Он обнял ее за плечи и прижал к себе. Голову он откинул на спинку дивана, а ноги положил на кофейный столик и легко вздохнул.
— Прекрасно, — лениво молвил он. — Чувствую себя как Скэлли: хорошо покормили, приласкали – и всем доволен.
— Остается надеяться, что собака не загонит тебя на крышу сарая, — заметила Джорджия.
Под ее ухом задрожала от смеха его грудь.
— Ты очень красивая, — тихо произнес Мэтт и пошевелился, так что ее плечи прислонились к спинке дивана, а сам он склонился над нею со странным выражением лица.
Задумчивым и грустным, но уж точно страстным.
Джорджия дотронулась до его щеки и притянула его лицо к своему.
Она решила сдаться...
Она так естественно смотрелась в его кровати и была еще более красивой, чем он представлял себе...
На ласки она не просто отвечала, а становилась необузданной, щедрой и откровенной. Его тело напряглось при этой мысли, и он повернулся от окна, чтобы снова посмотреть на нее.
Жаль было будить ее, но миссис Ходжес, наверное, надо идти домой — скоро наступит полночь. Он тихо оделся, отгоняя мысль о том, что стоит ему лишь прикоснуться к ее губам, и он окажется рядом с нею в постели и у него не будет сил сопротивляться ее притяжению.
— Джорджия, проснись, дорогая. Пора идти домой.
Ее глаза лениво открылись, и она долго смотрела на него, потом улыбнулась, и взгляд стал мягким от воспоминаний.
— Я подумала, что это был сон. Он тихо засмеялся.
— Еще какой сон!
— Мне уже снился подобный, — призналась она, — но не такой хороший. Наяву было лучше.
— Знакомое чувство. — Он стянул простыни и стал разглядывать ее: мягкую кремовую грудь, темные розовые соски и ямку пупка. — Какая ты! — пробормотал он. — Изумительная. Черт, я не хочу, чтобы ты уходила.
Она протянула руку и провела по его губам тонким, огрубевшим от работы пальчиком.
— Поцелуй меня еще раз, — прошептала она. Уже было далеко за полночь, когда он отвел ее домой.
Джорджия поцеловала его на прощание в щеку, потому что рядом была миссис Ходжес и в восхищении ожидала сцены расставания.
Джорджия спросила ее о детях, расплатилась и, закрыв дверь, прислонилась к ней и обхватила себя руками. Она не имела представления, как все между ними будет: бурно, страстно, нежно, поземному просто... и словно над ними летали ангелы...
Ой, она сходит с ума, уже даже стала мыслить поэтическими образами!
Люблю его, с ужасом подумала Джорджия и закусила губу. Теперь ей ясно, что она любила его и раньше, а сейчас, когда лучше его узнала, любит еще больше.
Она вошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало и едва не расхохоталась.
По всему облику было видно, что ее крепко и по-настоящему любили. Губы распухли от поцелуев, волосы разлохматились, а глаза... В них появилось блаженство, а взгляд стал томный и довольный.
Она потрогала свои губы, ощущая оставшееся на них тепло от поцелуев. О, Мэтт, с нежностью подумала она, а когда нырнула в кровать, ей до боли захотелось, чтобы он оказался рядом. Чувствовал ли он то же самое?
Она увидит его завтра, всего через восемь часов. Ей показалось, что пройдет вечность.
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Днем Джорджия работала над своими чертежами или в саду, и каждый день Мэтт находил повод провести с нею наедине час или два. Иногда они просто завтракали в саду. В другой раз, когда могли урвать побольше времени, поднимались наверх, закрывали дверь в его спальне и наслаждались обретенной близостью.