Надев скаф и набросив поверх него одежду, я спешу в сто одиннадцатый. Здесь уже шеф, юноша, двое парней из отдела Караваева.
— Ты готов? — спрашивает шеф.
— В общих чертах. Пусть еще раз расскажет, где находится дом Заратустры и как он выдает клонам свою личину.
— Как войдешь, налево… — ухмыляется юноша. Он уже немного отошел после шока, вызванного захватом и (судя по тому, что личину пришлось восстанавливать) разрушением его виртела, как дипломатично называют в протоколах убийство в вирте при задержании. Я точно так же ухмыляюсь в ответ.
— Конкретнее, пожалуйста. Если меня выбросят из Беловодья, тебе вход в вирт будет заказан — надолго или навсегда.
Юноша мрачнеет. Угроза серьезная и, самое главное, вполне реальная. Шеф наверняка уже объяснил ему насчет отсутствия некоторых ставших привычными прав, в том числе права молчать. Это тебе не реал, парниша!
— Телепорт выводит на большую поляну. Прямо перед кабиной камень, от него ведут три тропинки. На камне надпись: «Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — голову потеряешь, прямо пойдешь — ничего не найдешь». Идти нужно прямо. На дереве увидишь белку, она спросит человеческим голосом, куда путь держишь. Отвечать следует — в страну Беловодье. А зачем? — спросит белка. Правильный ответ — не твое беличье дело. Потом появится леший, потребует мзду. Нужно перебросить на его счет червонец. На опушке леса стоит дуб, вокруг него золотая цепь…
— И днем, и ночью кот ученый все бродит по цепи кругом… — подсказываю я.
— Откуда вы знаете? Что, уже были там? — подозрительно смотрит на меня юноша. Я немедленно копирую его взгляд. Неизвестно, на какую эмоцию настроен страж. Может, как, раз на подозрение.
— Классиков читал, — ухмыляюсь я.
— Кот потребует, чтобы ты рассказал ему сказку, про колобка, курочку Рябу или про лисичку и зайчика. Ты и это знаешь? — все так же подозрительно смотрит на меня юноша.
— Я даже сказку про Красную Шапочку знаю!
Юноша морщит лоб. Ему, с раннего детства воспитывавшемуся телевизором, а потом Интернетом и виртом, подобные вещи незнакомы. Наши усилия не пропали даром: изменилось, выражаясь языком местных многомудрых ученых, даже коллективное бессознательное обывателей. Изменились архетипы, и не изменились даже, а почти исчезли. Их, как и все остальное человеческое, слишком человеческое, постепенно вытеснил вирт.
Вот почему так важно этот самый вирт сохранить. Разрушься он — и архетипы очень быстро возродятся, обретут былую мощь. Попробуй тогда с обывателями сладить. Не дай Первый, вспомнят опять свой древний лозунг: «Сквозь тернии — к звездам»…
— Ну а потом появится дом. Такой странный, из круглых деревьев.
— Бревенчатый то есть? — подсказываю я юноше. Теперь на меня смотрит с уважением не только он, но и шеф. Потряс эрудицией.
— Может, и бревенчатый. Нужно подняться на крыльцо, потянуть за веревочку, дверь и откроется. В холле лежит странная палка, с одной стороны просто, а с другой поперечина с зубьями. Нужно пройти так, чтобы не наступить…
— На грабли. Эта палка называется — грабли. Только идиот может на нее наступить.
Парень краснеет.
— А тем более дважды, — уничтожаю я его морально.
— Я впервые ее видел, эту граблю, — оправдывается юноша. — И там плохое освещение.
— Что после сеней?
— Каких сеней?
— Ну, после холла?
— Большая светлая комната. Вдоль стен много сплошных таких стульев, с одним длинным сиденьем и одной спинкой на всех.
— В горнице вдоль стен стоят лавки. Дальше.
— Ну и вот. На лавках сидят люди и разговаривают. Один из них в личине Заратустры. Нужно сказать, что тебя прислали друзья и что ты хочешь стать одним из Заратустр. Тебе дадут его личину. Потом старший скажет, что они затеяли на этот раз. В личину встроен код отмены запретов Хартии.
— Будем надеяться, ты ничего не забыл. Личина готова? — обращаюсь я к техникам.
— Давно, — лениво отвечает один из них.
Техники нас, хранителей, недолюбливают. Считают, что им достается вся черновая работа, а нам, хранителям, — развлечения в вирте, за которые к тому же хорошо платят. И уж тем более они завидуют шерифу, который по службе принимает виртаин, а потом вместо судебного приговора получает благодарность от начальства.
Я отдаю команду подключиться к вирту, беззвучно произношу слова пароля, обеспечивающего мне доступ со сверхвозможностями, потом называю адрес страницы Беловодье.
— Приложите большой палец правой руки к сенсору, — требует страж страницы. Я делаю соответствующий жест, юноша прикладывает к консоли палец.
Действительно, я оказываюсь на краю поляны, перед камнем-указателем. Вдали, на краю поляны, виднеется развесистый дуб. Я, недолго думая, огибаю камень, выхожу на среднюю тропинку, делаю шаг, другой…
Две вороны несут над тропинкой плакат: «Зона, свободная от диктата Хартии».
О воронах юноша не говорил. Впрочем, в вирте все меняется с быстротой летящих ворон, так что он мог просто не знать.
С ближайшего цветка вспархивает бабочка. Но взмахивает крыльями она странно: не как бабочка, а скорее как большая птица. Размеры ее быстро увеличиваются. Бабочка трансформируется в попугая — большого, разноцветного и нахального. Попугай садится мне на плечо и сообщает:
— Единственное ограничение — твоя собственная совесть. Будешь мешать жить другим — тебя попросят переселиться в другое место. И дом здесь ты должен построить себе сам. Арра! — вскрикивает попугай так, словно его собираются бросить в суп, и улетает.
Цветы, растущие вдоль тропинки, начинают раскачивать головками — синими, желтыми, красными.
— Единственный закон — относись к другому так, как хочешь, чтобы он относился к тебе. Для хорошего человека достаточно… — хором шепчут они.
И об этом юноша не говорил.
Я прошел уже половину расстояния до дуба с цепью. Еще столько же, и…
— Это не он, не он, не он… — начинают волноваться цветы. Колокольчики жалобно звенят, ромашки отворачивают от меня свои прелестные головки. Тропинка изгибается, круто лезет в гору, хотя я только что шел по равнине. Дуб с уже различимым котом, звенящим золотой цепью, оказывается на вершине. С каждым шагом холм становится все круче. Чтобы не скатиться вниз, мне приходится, опустившись на четвереньки, цепляться за траву руками. Но тропинка, сказав «И-го-го!» и, кажется, подпрыгнув, сбрасывает меня, словно норовистая лошадь неумелого всадника.
Тропинка вышвыривает меня не только из страны Беловодье, но и вообще из вирта!
Я поднимаюсь с пола. В кабинете, естественно, уже пусто — никто не должен находиться в кабинете хранителя, который вышел в вирт! Так что моего позора никто не видел.
Но Кирилл и остальные не могли далеко уйти.
— Ребята, отбой! — огорчаю я всех, выглянув из двери в коридор. Действительно, мои коллеги еще даже не дошли до поворота, ведущего в сени… то есть в холл.
— Что такое? — спрашивает шеф.
— Видно, у них стоит какая-то хитрая система определения незваных гостей. Меня она вычислила.
Мы все возвращаемся в кабинет и занимаем прежние позиции. Техник включает полиграф.
— Ладно. Действуем по варианту номер два, — поразмыслив, меняет план действий шеф. Что же, это достаточно рационально — запустить в вирт самого юношу, напичкав его виртело закладками и выводя все, что он будет видеть и слышать в вирте, на монитор. Конечно, Заратустру-исходного так не поймаешь, но получить ценную информацию можно.
Горе-Заратустра явно рад моей неудаче.
— Спасибо за сотрудничество, — сквозь зубы цедит шеф. — У твоего кумира какая-то непробиваемая защита. Но мы до него доберемся, так и скажи ему, если случайно встретишь в вирте!
— А вы… Не лишите меня допуска? — не верит своему счастью юноша.
— Я ведь обещал: будешь с нами сотрудничать, степень наказания будет нулевой.
— То есть как это нулевой? А если у меня ничего не получилось лишь потому, что он не все рассказал? Отвечай, почему тропинка встала на дыбы? — строго спрашиваю я юношу.
— Что значит — на дыбы? — не понимает он. Техник, возящийся с дистанционным детектором лжи, чуть заметно опускает глаза. Парень действительно не знает, что такое «дыбы».
— Тропика превратилась в вертикальную стену и выбросила меня из вирта. Какое петушиное слово… Какой пароль нужно было ввести, чтобы она пропустила меня к дубу? — строго спрашиваю я.
— Не знаю, — растерянно улыбается парень. — Со мною такого не было.
Техник еще раз чуть заметно кивает. Юноша не лжет, с ним такого действительно не случалось.
— Оставь его, Логвин. Он честно сотрудничал с нами, пусть идет на все четыре стороны. Новое виртело получишь при выходе, личина прежняя, — сообщает Кирилл юноше. — Тебе даже не придется заново учиться ходить — мы проведем тебя по программе защиты свидетелей.
От счастья парень не знает, что сказать.
— Я бы его не отпустил, — возражаю я Кириллу. — Во всяком случае, лишил бы доступа. Навечно. Ты уверен, что он сейчас не помчится в вирт докладывать исходному Заратустре, что за ним охотится целый отдел Винтерпола?
— Не советую это делать, клон Заратустры! — говорит шеф юноше. — Мы все равно поймаем твоего приятеля, а вот у тебя могут быть неприятности.
— Не буду… Только не лишайте меня допуска! — скулит парень.
— Иди уже! — отпускает его Кирилл.
Едва юноша, получив разрешение на выход, исчезает из корпуса, мы возвращаемся в здание Управления. Новое виртело юноши начинено закладками, «жучками» и даже вирт-камерой, позволяющей видеть все, на что упадет его взгляд в вирте, на мониторе, установленном у наблюдателей. По дороге Кирилл отдает нужные распоряжения: все писать, ничего не пропускать, обо всем значительном докладывать. Естественно, в реале юношу тоже ведут.
— Думаю, реальная наружка ничего не даст. Если он и встретится с Заратустрой-раз, то только в вирте, — предполагаю я.
— Еще бы… После столь недвусмысленного указания — что ему еще остается делать? Но вдруг…