— Хорошо, Ваше Сиятельство, у меня тоже не так много свободного времени, — ответил я ему взаимностью, — позвольте узнать, кому здесь нужна моя помощь? И хотелось бы услышать хоть немного подробностей.
— Максим, я вынужден попросить тебя о принесении клятвы о неразглашении, — этой просьбой граф меня удивил, надо сказать, — на других условиях я сотрудничать не готов. Слишком важное дело для моего рода. Не могу допустить, чтобы кто-то посторонний судачил о моей проблеме.
— Это приемлемо, Ваша Светлость, — я отнёсся к его просьбе с пониманием, — только я, в свою очередь, вынужден буду обратиться к вам с такой же просьбой. Некоторые свои методы лечения я предпочёл бы сохранить в секрете.
— Каков наглец! — не удержался слуга, который до этого момента произвёл на меня впечатление очень сдержанного человека.
— Остынь, Валентин, — Бронский сменил меня оценивающим взглядом, и наконец произнёс: — хорошо, я, граф Николай Степанович Бронский, клянусь, что всё, что я сегодня услышу и увижу здесь, останется тайной, которую я унесу с собой в могилу!
Я благодарно склонил голову и тоже произнёс похожую клятву. После чего мы сели за стол друг напротив друга, и граф хотел начать рассказ, но я его бесцеремонно прервал.
— Простите, Ваша Светлость, но уважаемый Валентин не приносил клятвы, и я вынужден попросить его уйти.
Во взгляде Бронского читалось удивление, вероятно, не каждый день простолюдин диктовал ему свои условия, но он вынужден был со мной согласиться.
— Валентин, иди займись делами, мы тут сами справимся.
Слуга сердито посмотрел на меня, но возражать не посмел. Просто поклонился и молча покинул комнату.
— Теперь мы можем говорить? — абсолютно серьёзно спросил граф, на что я вежливо кивнул. — Тогда я перейду сразу к делу. Моя дочь больна, серьёзно больна. Я не стану говорить тебе, чем именно, хочу, чтобы ты сам поставил диагноз. Не сочти за прихоть, но у ты пока даже в гильдии лекарей не состоишь, так что я не могу просто так довериться абсолютно незнакомому человеку.
— Хорошо, Ваше Сиятельство, просьба разумная, я готов её исполнить, однако, хотелось бы заранее обговорить условия нашего сотрудничества, — я его прекрасно понимал. Одно то, что он был готов подпустить к дочке незнакомого молодого парня, уже говорили о его отчаянном положении, но лицо держать он был обязан.
— Я скажу тебе честно, Максим, я не особо верю в твой успех, потому что до тебя ей пытались помочь уже многие лекари, даже один без пяти минут архимаг, но они не смогли, — надо же, интересно, что же с ней такое приключилось, — за то, что оторвал тебя от дел, я в любом случае, независимо о результата, заплачу тебе компенсацию, скажем, тысяч пять, думаю этого будет достаточно. Если же случится чудо, и ты поставишь Викторию на ноги, проси, чего хочешь. И деньгами не обижу, и ты станешь самым желанным гостем в этом доме до конца моих дней. Сможешь рассчитывать на мою помощь в любом вопросе. Дочь — это единственный мой родной человек, и ради неё я готов на многое, если не на всё.
— Такие условия меня абсолютно устраивают, Ваша Светлость, — на подобную щедрость я даже и не рассчитывал, — сделаю всё, что в моих силах, пойдёмте, посмотрим на пациентку.
Мы поднялись на второй этаж и зашли в просторное помещение, где на роскошной кровати лежала молодая графиня, довольно симпатичная, кстати, подключенная к множеству медицинских приборов. Я с разрешения графа подошёл и положил ладонь ей на лоб. Через пару минут мне всё стало ясно.
— Магическая кома, значит, — поставил я диагноз, тяжело вздохнув.
В глазах Бронского проскользнуло удивление, смешанное с робкой надеждой.
— Ты так быстро определил? Видимо, не зря народ судачит о твоём чудесном даре, — он даже немного похвалил меня, надо же. — Ну и что скажешь? Как другие целители? Не лечится?
— Хм, — я почесал затылок, думая, как лучше выстроить свою речь. — Скажем так, теоретически я могу ей помочь, — граф тут же встрепенулся, надежда внутри него разгоралась всё сильнее и сильнее.
— Говори, что нужно, я всё достану, чем бы оно ни было. Любые аномальные ингредиенты, медицинские приборы, лекарства! — резко выпалил он, — Не молчи пожалуйста, Максим.
— Не гоните лошадей, Ваше Сиятельство, сначала выслушайте меня, а потом вы сами примете решение. Всё не так просто, — я почему-то даже и не подумал, что меня сегодня ждёт встреча со столь редким недугом. Признаться, я не быль готов к подобному. И дело не в том, что эту болезнь мне будет слишком сложно вылечить, нет, не сложнее, чем многие другие. Дело в последствиях.
— Говори, Максим, не тяни время, — Бронский буквально сгорал от нетерпения.
— Магическая кома — это очень непростая штука, я бы её даже болезнью не стал называть, в классическом понимании этого слова, — начать я решил издалека. — состоянии Виктории сейчас такое, потому что она не смогла совладать с собственным даром. Чаще всего такое происходит с дарами ментальных аспектов. Если инициированный слишком сильно увлекается магией в первые дни после её получения, то, в редких случаях, дар подобного рода может отреагировать неоднозначно. Он может, условно говоря, посчитать, что носитель готов к познанию и владению гораздо большим количеством магии, чем на самом деле. Отмечу, что подобное может произойти только с ментальными видами даров и крайне редко. Так вот, в такой ситуации дар активируется на полную, когда молодой маг к этому абсолютно не готов, и как бы подавляет собой волю и сознание владельца.
Граф слушал меня очень внимательно, на лице его читалась непрерывная мыслительная деятельность. Он пытался понять, чем это грозит его дочери.
— Чаще всего, человек в подобном положении не может сам побороть и укротить свой собственный дар, потому что ему просто не хватает сил и опыта. С другой же стороны, дар защищает хозяина от почти любого внешнего вмешательства, принимая его за угрозу. В результате, маг живёт какое-то время, потом его органы постепенно начинают отказывать, и он умирает, ну или можно его держать годами на препаратах и медицинских приборах, только подобная тактика лишь продлит агонию, но никак не поможет.
— И что ты предлагаешь? — Бронский выглядел чернее тучи, видимо, местные целители не говорили ему таких подробностей, потому что, скорее всего, сами их не знали.
— Я могу помочь, мой дар, скажем так, не совсем целительский, и я умею работать с подобными недугами, но…
— Любые деньги, Максим! Проси, что угодно! Я всё сделаю! — перебил меня граф, вскочив со стула.
— Дело не в этом, — я тяжело вздохнул, предстояло принять неприятное решение, причём и для меня тоже, но, похоже у меня нет выбора. Не могу же я оставить девочку в столь ужасном состоянии. — Во-первых, мне нужно знать, какой конкретно дар у Виктории.
— Это секрет рода, — ответил на автомате Бронский, а потом понял, что мы принесли клятвы, и сейчас явно не время скрывать подобные нюансы. — Разум. Только никто не должен знать об этом, Максим.
— Я понимаю, Ваше Сиятельство, — я вежливо кивнул, — не беспокойтесь на этот счёт. Разум — это хорошо, с ним будет проще договориться, на то он и разум, но сути это всё равно не меняет.
— Говори уже, я же понимаю, что ты к чему-то клонишь, — граф меня прочитал, — думаю, что бы ты не сказал, хуже уже не будет.
— Ну, это, смотря с какой стороны посмотреть, — я невольно усмехнулся, — ладно. В общем, дело обстоит следующим образом: как только я вмешаюсь в её состояние и отрегулирую, назовём это так, её дар, он будет считать меня более сильным, а значит главным. Будет тянуться ко мне и моему дару, захочет служить. Всю жизнь. Виктория станет испытывать приблизительно такие же чувства, она будет считать меня очень близким человеком и хотеть всегда находиться рядом. С одной стороны, это даже где-то хорошо, потому что я верну её организм в состояние на момент инициации, а значит у неё будет только три дня, чтобы история не повторилась, и я, думаю, смогу ей с этим помочь. Только вот в целом ситуацию этот не поменяет. Виктория будет связана со мной навсегда. И самое ужасное: если умру я, то через некоторое время умрёт и она. Её дар станет зависимым от моего и уничтожит носителя, если останется без подпитки на долгое время.
Николай Степанович молчал. Лишь пристально смотрел мне в глаза.
— Вы же знаете, что я не вру, так ведь? У вас же тоже есть зачатки дара разума, я это чувствую, — решил я ещё больше открыться ему, уж не знаю, почему я так поступил. Мог бы просто отказаться помогать девочке и уйти, получив пять тысяч. Но проклятая совесть не дала мне поступить подобным образом. — К тому же, я сам до конца не уверен, готов ли я взвалить на себя такую большую ответственность. Ладно бы, она была простолюдинкой, я бы включил её в свой отряд и оберегал, но она графиня из знатного и уважаемого рода, а я пока никто. Если честно, то я не знаю, как мне поступить, Ваша Светлость.
Бронский молчал довольно долго. Смотрел то на меня, то на дочку, переваривал вылившийся на него поток информации. Прошло минут пятнадцать, прежде чем он наконец-то высказался.
— Я понятия не имею, кто ты такой, Максим, но явно не простой восемнадцатилетний парень. Я не буду тебя спрашивать, пока не буду. Ты прав, я вижу, что ты говоришь правду, и ты мог бы скрыть всё это и тем самым обречь мою дочь на страдания и скорую смерть, при этом получив очень хорошую оплату. А это значит, что ты хороший человек. Человек ведь? — от такого вопроса я даже икнул, но не успел ничего ответить, как граф продолжил, — Ты был честен со мной, взамен, я отвечу тебе тем же. Мне чертовски не нравится то, что ты мне только что рассказал, но я не могу позволить единственной и любимой дочери умереть вот так. Пусть она будет связана с тобой, но она хотя бы будет жива и здорова. Если ты действительно можешь ей помочь, я прошу тебя, действуй. С последствиями будем разбираться потом. Кто знает, может, всё окажется не так страшно, как ты описал.
— Дайте мне слово, Ваша Светлость, что не попытаетесь запереть меня в подвале или ещё как-либо навреди