Сила материнской жалости, сила материнской мудрости ожили в ней, словно и не затягивал их никогда горький пепел. Растерянный ребенок позвал ее в ночи, и в ней откликнулся голос матери. Она и сама не знала, как родились в ней эти слова, которые она говорила Кате, гладя ее, прижимая к себе. И Катя поверила им, поверила всем существом, потому что сама ждала и хотела этих целительных слов. Ибо пришел и к ней тот трудный женский час, когда молодая неокрепшая душа жаждет мудрой и доброй поддержки.
Долго, очень долго сидели они рядом — две женщины, старая и молодая. А в это время двое мужчин — маленький и большой — спали за стеною крепким казацким сном. Сергей дышал тихо и ровно, а Лешка сердился во сне, и ноги у него были согнуты в коленях, словно он уснул на бегу.
…И вот наконец Милада снова одна в своей маленькой комнате.
Она погасила свет и легла. В запахе чистого белья, идущем от постели, в сухой степной прохладе, просачивающейся сквозь закрытые ставни, было столько тишины, что Милада глубоко вздохнула и закрыла глаза.
Она прижалась щекой к скользкой накрахмаленной наволочке и тут же уснула, точно провалилась из бесконечной теплой тьмы в другую бесконечную теплую тьму.
И только откуда-то издалека слабо и грустно ее звал неугасающий зов воспоминаний.
Милада проснулась рано утром, но дом уже был пуст.
Сережа и Катя ушли на работу. Лешка был в яслях. В кухне на столе оказалась крынка молока, сметана, творог и записка:
«Мы скоро вернемся. Если хотите погулять, ключ положите на ступеньку под коврик. Целую вас.
Милада вышла из дома.
Все казалось ей сегодня другим: и степная дорожка, и расписные дымы вдали, и полынный зной, которым дышала растрескавшаяся земля.
По давнему опыту путешествий Милада помнила, что каждый новый город начинаешь узнавать только тогда, когда побродишь по нему совсем одна. Все вокруг тебе незнакомо, и ты незнакома всем. Ничто не может сравниться с прелестью первых минут узнавания, первых встреч, когда, чувствуя себя Колумбом, бесстрашно открываешь новые площади, новые перекрестки и фонари, памятник, спрятавшийся в тени дерева, чужой, незнакомый двор, где играют дети, а матери, стоя на крыльце или перевесившись через балкон, толкуют о своих делах.
— Здравствуйте! — вдруг сказал кто-то за ее спиной.
Милада обернулась.
Позади стояла девочка в голубом платье в белую горошинку и красных босоножках. Нос у девочки лупился, как луковица. Волосы были так туго заплетены, что косички торчали, точно сделанные из проволоки. На вид ей было лет десять.
— Здравствуйте! — повторила она, уставившись на Миладу коричневыми большими глазами.
— Ты меня знаешь? — удивилась Милада.
— Знаю. — Девочка осторожно почесала одной ногой другую: колени у нее были искусаны комарами. — Вы к дяде Сереже приехали. А мы с ним рядом живем. Мы Коваленки.
— А почему я тебя не знаю?
— Зачем вам меня знать? Я маленькая. Меня знать ни к чему. Тетя, правда, что вы за границей живете?
— Я живу в Чехословакии.
— Вы здорово по-русски говорите, — похвалила девочка. — А с французами вы тоже можете разговаривать?
— Пожалуй, да.
— И с англичанами?
— Даже с американцами, — засмеялась Милада.
— С американцами? — удивилась девочка. — А вам и с ними приходится разговаривать?
— Среди них тоже много хороших людей. А с хорошими людьми всегда хочется поговорить.
— Понятно, — сказала девочка. — Хотите, тетя, я поведу вас во Дворец культуры? У меня там есть одна знакомая, Таиса Борисовна. Чего вы смеетесь?
— Нет, это я просто так. Что ж, пойдем!
— Только там сегодня кино не будет, — призналась девочка. — Вам ничего, если без кино?
— Ничего. А как тебя зовут?
— Зинаида, — солидно ответила девочка.
Когда они переходили улицу, Милада заметила, что позади, держась в отдалении, шагает мальчик лет восьми, в коротких штанах и майке, черный от загара, как жук, с выгоревшими соломенными волосами.
— Зинка… — тянул он уныло. — Не будь жадиной!
— Сам ты жадина! — сказала Зинка быстро, не оборачиваясь. — Когда у вас крольчата родились, ты меня позвал? Не позвал! Когда к вам летчик из Одессы приехал, ты меня позвал? Не позвал! А сейчас на нашу тетю хочешь смотреть. Иди отсюда!
— Зинка! — жалобно повторил мальчик, но Зинка даже не обернулась.
— Осторожно, тетечка! — чинно сказала она. — Тут автобус останавливается…
Они пересекли улицу, и Милада посмотрела назад: мальчик исчез. Но когда они подошли к Дворцу культуры — большому зданию с колоннами и множеством завитков, делающих его похожим на каменный грот из аквариума, — мальчик уже стоял у бокового входа.
— Ну, Зинка! — сказал он плачущим голосом.
— С утра пристает, — сказала Зинаида. — Как только вы, тетя, встали. А я не хочу его брать, если он такой человек! — И она уничтожающе посмотрела на восьмилетнего человека в коротких штанах.
Тот засопел.
— Послушай, — сказала Милада примиряюще. — А что, если мы все-таки возьмем его с собой?
Зинаида промолчала. Мальчик засопел еще громче.
— Ну, ну… — сказала Милада. — Пусть он пойдет с нами.
— Только помни, Петька, это в последний раз! — пригрозила девочка.
Петька шмыгнул перед ними в дверь и помчался вверх по лестнице, стуча сандалиями и пригнувшись, точно лез в гору. Через секунду он исчез.
Во Дворце культуры было пустынно и тихо. В фойе висели картины в золоченых рамах, написанные местными художниками-шахтерами. Сбоку была дверь с табличкой «Библиотека».
Когда они открыли дверь, Петя уже оказался там. Он стоял у столика библиотекаря. Увидев, что они вошли, мальчик сделал независимое и рассеянное лицо и отошел к витрине с книгами.
Навстречу Миладе поднялась Таиса Борисовна, здешний библиотекарь.
Это было розовощекое существо в очках, в спортивных тапочках и коротком платье с белым воротничком. На вид ей было лет семнадцать. Залившись румянцем, Таиса Борисовна пролепетала слова приветствия, а в заключение выпалила:
— Честь праце! — и, окончательно смутившись, села.
Услышав такие слова, девочка окаменела.
— Вы видите, тетечка, какой Петька человек? — сказала она, чуть не плача. — Ведь я первая вас сюда привела! А он уже все про вас рассказал!
Грозно глядя на Петьку, она двинулась на него. Они исчезли за витриной с книгами. Оттуда тотчас же послышались шорох и глухая возня, словно там дрались коты.
За столом с газетами сидел старичок в парусиновой куртке.
— Из Чехословакии, значит, приехали? — спросил он, глядя поверх очков, и Милада поняла, что Петя действительно не терял здесь времени зря.
— Да.
— Где же вы там живете?
— В Бернартове, недалеко от Табора.
— Не бывал, — сказал старичок, подумав. — Работаете или так, по хозяйству?
— Я врач. Сейчас на пенсии.
Старичок оживился и отложил газету.
— Все как у нас! — сказал он с интересом. — Не скучаете?
— Дел у меня много, но, если очень любишь свою работу, всегда трудно без нее…
— В точности как у меня! — подтвердил старичок. — Тут бы отдыхать, а все равно в шесть часов утра просыпаешься, как петух…
Они помолчали.
— Заходите к нам, — пригласил старичок. — Вишнями своими угостим, молочка парного попьете… Мы со старухой козье молоко пьем. Полезно для здоровья.
— У вас тоже коза? — удивилась Милада. — А у меня Белка. Очень умная, между прочим.
— Все они умные, чертовки, — задумчиво сказал старичок.
— Может быть, вы хотите познакомиться с библиотекой? — спросила Таиса Борисовна.
Она вышла из-за столика и стояла сейчас рядом с Миладой, явно сгорая от желания показать все свое хозяйство.
Милада посмотрела на круглые щеки библиотекаря, на детские простодушные глаза под стеклами очков.
— Вы, наверное, недавно кончили школу? — спросила она.
— Как вам сказать…
Таиса Борисовна вдруг снова засмущалась. Она сняла очки, протерла их, опять надела.
— Я окончила университет, — сказала Таиса Борисовна шепотом и залилась румянцем. — Только я говорю вам это по секрету.
— По секрету?
— Ну да. Я такая маленькая, что мне никто не дает больше восемнадцати лет. Мне просто повезло в этом смысле. А я окончила филологический в Ленинграде. Приехала сюда и попросилась на работу. Показала только школьный аттестат, и все. — Таиса Борисовна вздохнула. — Понимаете, мне хотелось попасть в Донбасс, поработать сначала в шахте, узнать по-настоящему жизнь — не из книг, не из газет… А оказалось, что на работу под землей девушек вообще не берут! Ну, мне и говорят: «Ты все-таки десять классов кончила, иди в библиотеку, помощницей к Марии Степановне. Только старайся». Я и стараюсь. Но вы никому не говорите об этом, пожалуйста!
Из-за полки с книгами по-прежнему доносились сердитый шепот и глухая возня.
— Хотите, я подарю вам платочки с видами Праги? — крикнула туда Милада. — И почтовые марки…
Шуршание сразу прекратилось, и ребята, красные и растрепанные, вышли из-за полки и чинно остановились возле Милады.
— Вечером у нас будет лекция: «Как слушать музыку», — сказала Таиса Борисовна. — А потом симфонический концерт. Надо, чтобы вы пришли. Обязательно приходите!
Пообещав вечером зайти, Милада вышла из Дворца культуры. Зина и Петя отправились вместе с ней.
После прохладной полутьмы Дворца культуры солнце слепило глаза. Дворничиха в белом платочке на голове поливала тротуар; за нею шурша полз толстый шланг, похожий на удава. Над тротуаром взметнулся блистающий водяной занавес, и тотчас же асфальт из серого стал масляно-черным и на нем затрепетали подвижные нежные тени листвы.
Зина и Петя вели гостью по городу. Они подошли к универмагу. Раскрасневшиеся счастливые молодожены грузили в машину дубовый шифоньер с зеркалом.
— Ты его споднизу бери! — кричал молодой муж, держа тяжелый шифоньер на весу и подавая его в кузов водителю. В зеркале боком, словно падая, отражались деревья, автобусы, прохожие, и вдруг взорвался ослепительный солнечный зайчик.