Лекарство можно купить только в том случае, если все они согласятся дать на него деньги. Но для этого каждый из них должен отказаться от чего-то. Может быть, от подарка внукам, или от бутылки виски, или от нового джемпера, или от хорошей книги, а может быть, даже от лишнего куска мяса к обеду. Теперь Вы понимаете, что я не репетировал, а стоял на сцене словно чурбан. У меня просто голова начала пухнуть от всех этих мыслей.
И вдруг я решил: давай-ка я не буду ничего им рассказывать, а просто прочту вслух Ваше письмо! Едва я это решил, как мне сразу стало легче.
Не знаю, как я дождался конца репетиции. После репетиции Старик подозвал к себе Алисон и показал ей, как надо пеленать ребенка, причем сделал это так, будто всю жизнь сам рожал и пеленал детей. Потом одноногий Майкл, осветитель, свалил свой треножник, и мы все полезли под крышу, чтобы ему помочь. Наконец и это кончилось. Тогда я попросил минуту внимания. И я прочел вслух Ваше письмо.
Дорогая миссис Трантинова, я уже говорил Вам, что в нашем театре работает всего двадцать шесть человек. Двадцать пять из них дали деньги на лекарство для Вашего русского парня. Отказался дать деньги только один. Кто это был, как Вы думаете? Вовсе не Патрик, который известен всем в театре как страшный скупердяй. Как ни странно, это оказался одноногий Майкл. Он сказал, что не даст денег, потому что не верит, что лекарство дойдет до этого русского парня. И стал бормотать что-то насчет железного занавеса и прочего.
Тогда наш Старик посмотрел на него и сказал, что из двух неприятностей — расстаться с деньгами или слушать болвана — он предпочитает первую. И он даст деньги за Майкла тоже.
Короче говоря, мы купили лекарство и уже отправили его самолетом. Если я начну Вам описывать, как мы его отправляли, для моего письма не хватит и десяти страниц.
Так или иначе, ящичек с лекарством улетел в Советский Союз. Думаю, что сейчас, когда Вы читаете мое письмо, посылка уже дошла до назначения.
Надеюсь, что лекарство поможет Вашему русскому сыну.
Искренне Ваш
Видите ли вы Иржину? Я пишу ей каждый день».
У ТЕБЯ ЕСТЬ СЕМЬЯ В ДОНБАССЕ
— Ты не спишь? — спросила Катя шепотом.
Дыхания Сережи не было слышно; только маленький Лешка ровно и мирно посапывал во сне.
— Нет, не сплю… — Сережа откашлялся.
— Понимаешь, я все-таки волнуюсь. Вдруг ей у нас не понравится?
— Понравится. Можешь быть спокойна.
— Но все-таки… У нас ведь такой маленький дом. И обстановка совсем простая. А она иностранка. Пятнадцать языков знает. С норвежской писательницей переписывается. Ты же говорил…
— Никакая она не иностранка. Простой человек, как мы с тобой.
— А с другой стороны… — сказала Катя мечтательно и вздохнула в темноте. — С другой стороны, я думаю: вот она приезжает, поднимается на крыльцо и сразу видит нашу терраску и Лешку! Я, Сережа, не пристрастная мать, я тебе прямо скажу: лучше Лешки нет ребенка на свете. А наша терраска? До того она славненькая, аккуратная, вся в винограде… Что-что, а насчет терраски я спокойна. Как ты думаешь, Сережа?
— Вот разбудишь Лешку, он тебе покажет терраску. Разгуляется, и не уложишь потом. Спи, Катя, спи… Ведь мне завтра рано на аэродром. Спи, маленькая.
Катя осторожно перевернулась на другой бок; было слышно, как она ткнула кулаком в подушку. Повертевшись еще немного, она наконец притихла. Спустя несколько минут Сергей услыхал, как жена задышала ровно и спокойно.
Теперь не спал он один.
Он лежал на спине, смотрел в темноту и думал, как завтра встретит на аэродроме Миладу. И при одной мысли об этом его охватывало такое волнение, что ему хотелось встать, закурить папиросу, выйти на улицу, ехать на аэродром сейчас же, немедленно…
Как выглядит Милада? Очень ли постарела за эти годы? Она писала ему часто, но вот наступала зима, и письма становились совсем другими: редкими, лаконичными, усталыми… Что-то происходило с нею каждую зиму, когда она оставалась совсем одна в большом доме, в безлюдных холодных комнатах, где лишь в спальне топилась маленькая, облицованная кафелем печка. Зимние ночи слишком длинны для человека, пережившего то, что пережила она.
Сергей читал эти письма, написанные знакомым крупным косым почерком, и представлял себе запорошенный снегом мертвый сад, ночную тишину в доме, задыхающееся бормотанье старенькой помпы в кухне, стакан с недопитым кофе, остывший на столике у кровати, бессонную лампу под абажуром… И ему становилось так тревожно, словно обо всем этом рассказывала ему, жалуясь, Милада, а не придумывал он сам, читая короткие, сдержанные строчки письма.
Но наступала весна, возвращалось тепло, становились длиннее дни, и Милада оживала, как оживает растение. Письма ее становились другими, — пространными, полными новых планов, новых рассказов и затей…
Уже несколько лет Сергей откладывал деньги, чтобы пригласить Миладу в гости. Собственно, для того, чтобы она приехала просто погостить, денег надо было не так уж много. Но он вспоминал, как однажды она обмолвилась, что ей хотелось бы побывать в Таджикистане, встретиться с местными врачами, сделать доклад о своем методе борьбы с пендинской язвой… «Пусть поедет в Таджикистан!» — решал он и откладывал деньги в конверт.
«Она так любит искусство…» — думал он спустя некоторое время. Сколько интересного и удивительного рассказывала ему Милада о дворцах и соборах Италии, о сокровищах Лувра, о магической красоте Парфенона… «Пусть поедет в Ленинград, побывает в Эрмитаже…» — решал он и засовывал деньги в другой конверт.
«Но ведь ей надо обязательно поехать в Москву!» — рассуждал Сергей позже, рассматривая свежий номер московского иллюстрированного журнала. «Как же так: быть у нас и не посмотреть спектакли Художественного театра, не побывать в Большом театре на балете?» — говорил он Кате, совершенно забыв о том, что сам-то ни разу всего этого не видел. И, аккуратно отсчитав деньги, клал их в третий конверт — на поездку Милады в Москву.
Неожиданно для Сергея ему дали на работе денежную премию. Он прибежал домой, не помня себя от радости. Практичная Катя, пока муж выкладывал на стол деньги, уже успела подсчитать, что она купит для дома, для Лешки.
— Пожалуй, еще останется тебе на новый костюм… — сказала она счастливо.
Сергей в изумлении уставился на нее.
— Ты с ума сошла, Катя! — сказал он. — Какой костюм? При чем тут костюм? Теперь она сможет поехать в Крым, — неужели ты сама не догадалась?
Сейчас, лежа в комнате, наполненной сонным дыханием, Сергей вспомнил этот день, вспомнил, какое растерянное, детски-жалобное лицо стало у Кати, и ожесточенно потер рукой подбородок. «Молодец все-таки Катерина! — подумал он. — Слова мне не сказала…»
Ох, Катя, Катенька, Катерина… Вот уже три года, как она стала его женой. Он вспомнил, как встретил ее первый раз.
Тогда он только начал работать на шахте «Калиновка», механиком авторемонтного завода.
Он пришел на автобазу, надо было срочно поехать за запасными частями. Не глядя, он сунул распоряжение в окошечко диспетчера.
— Ни одной машины сейчас нет, — сказал из окошечка простуженный мальчишеский голос.
— Опять нет? — рассердился Сергей. — Когда уже наведут у вас порядок?
Он заглянул в окошечко и увидел загорелое, круглое, почти детское лицо, курносый нос, большие зеленоватые глаза и две косички. Девушка улыбалась.
— Вам придется немного подождать, — сказала она вежливо.
— Работнички!.. — свирепо фыркнул Сергей.
Разве знает эта девица с косичками, какого труда ему стоило достать запасные части? Разве она понимает, что такое задержать ремонт грузовиков?
— Откуда вас таких берут? — продолжал он, все больше распаляясь. — По принципу «где бы ни работать, лишь бы не работать», что ли?
— Что? — переспросила девушка. Она уже не улыбалась, но лицо еще было вежливым.
— Ладно, — сказал Сергей мрачно. — Давайте документы обратно.
Он вернулся на завод и послал за запасными частями помощника. Но в первый же день, когда ему опять понадобилась машина, Сергей сам отправился на автобазу. Он был в новом костюме и новых башмаках, которые так скрипели, будто он на ходу шинковал капусту.
— Будьте добры… — сказал он каким-то чужим, искательным, противным ему самому голосом. — Я хотел бы попросить вас… — И похолодел, увидев, что из окошечка на него надвигается сердитое усатое лицо.
— Машин нет! — отрезал усач и захлопнул окно.
Вечером Сергей встретил Катю в парке культуры, у площадки, где играл оркестр. Он страшно испугался, что она его не узнает.
— Здравствуйте! — сказал он все тем же чужим голосом. — Хорошая погода, правда?
Но Катя его узнала. И оказалось, что именно этого надо было опасаться. Она его узнала и прошла мимо, вздернув свой курносый носик и еле кивнув ему головой.
…А теперь они женаты. Вот уже три года.
Когда родился Лешка, они переехали в маленький домик в шахтерском поселке. Это далековато от завода, но зато здесь садик, и можно ставить Лешину коляску под вишней. Во второй половине дома жил Коваленко, широкоплечий силач с огромными, как лопаты, кистями рук. Он был знаменитым забойщиком, известным на весь Донбасс.
Коваленко был человек добрый, тихий, стеснялся своей силы и известности и больше всего любил, придя домой после работы, надеть старую выгоревшую майку и возиться в садике.
Сережа с семейством занимал рядом с Коваленко две комнаты и маленькую, увитую диким виноградом терраску, на которой спал в жаркие дни.
Недавно во время отпуска к нему приезжала в гости Ольга. Она так и осталась жить в Свердловске. Замуж не вышла, объявила себя старой холостячкой и со страстью доказывала, что молодые супруги должны жить отдельно от родни и быть самостоятельными. Но глаза Ольги, когда она говорила это, были печальными и тревожными, и Сергей окончательно решил, что на следующий год заставит сестру переехать в Донбасс.