А теперь я расскажу о вещах в кабинете. И опять все начинается с розария. В тот день, когда я его посадил, Тереза подарила мне кое-что – медальон с ее Первого Причастия. Она сказала мне, что так выражает свою благодарность за розарий и хочет, чтобы я всегда помнил, что она будет любить меня несмотря ни на что. Она заставила меня дать обещание постоянно носить его с собой. Он стал самой ценной для меня вещью. И я потерял его. В тот самый день, когда она умерла. Утром, когда я выходил из Падуи, он лежал у меня в кармане, но его там не оказалось, когда я вернулся. У меня возникло ощущение, будто последняя ниточка, которая нас связывала, порвалась. Я остановился, словно часы, у которых вышел завод. Я перестал жить и начал существовать. Я дышал, ел, пил и спал. Но лишь столько, сколько требовалось, не больше.
Именно Роберт привел меня в чувство.
– И что бы подумала Тереза? – спросил он.
И он был прав. В ней кипела жизнь, и ее у нее украли. Я все еще был жив, но предпочел жизнь, подобную смерти. Она бы пришла в ярость.
– И сильно бы расстроилась, – добавил Роберт.
Я начал гулять, выходить в город. Как-то раз я нашел перчатку – дамскую, темно-синюю, кожаную, на правую руку. Я принес ее домой и подписал. Так я положил начало коллекции потерянных вещей. Возможно, я надеялся, что если я сохраню потерянные вещи, которые нашел, то кто-то сохранит ту единственную вещь, которая в этом мире имела для меня значение, и однажды мне вернут ее, и я смогу сдержать обещание. Этого так и не произошло, но я не сдавался, не переставал собирать вещи, которые кто-то потерял. И эти крошечные кусочки жизней других людей вдохновили меня на новые рассказы и помогли мне опять начать писать.
Я понимаю, что большинство вещей не представляют собой никакой ценности и никто не захочет получить их обратно. Но если ты сможешь осчастливить хотя бы одного человека, починить одно разбитое сердце, вернув кому-то то, что он потерял, это было бы не просто так. Тебе, может быть, интересно, почему я хранил это в секрете и закрывал кабинет на ключ все эти годы. Я затрудняюсь это объяснить; возможно, я боялся, как бы кто-нибудь не подумал, что я глупый или даже немного сумасшедший. Итак, я даю тебе задание, Лора. Все, о чем я прошу тебя, – попытайся.
Надеюсь, что тебя устраивает твоя новая жизнь и ты найдешь, с кем ее разделить. Не забывай, Лора, что за стенами Падуи есть мир, который стоит того, чтобы время от времени его посещали.
И еще кое-что: через пустырь от дома живет девочка, которая часто сидит на скамейке. Кажется, она своего рода заблудшая душа. Я не раз порывался сделать для нее нечто большее, чем сказать несколько добрых слов, но, к сожалению, в наши дни сложно помочь юной леди, если ты мужчина в возрасте. Многие превратно истолковывают желание помочь. Может, ты смогла бы «подобрать» ее, предложить ей подружиться? Поступай, как считаешь нужным.
Храни тебя Господь.
С горячей любовью и благодарностью,
К тому времени, как Лора встала со стула в кабинете, ее конечности заледенели. За окном на черном небе висела прекрасная перламутровая луна. Лора попыталась согреться в кухне и поставила чайник на плиту, размышляя о просьбах Энтони. Она охотно рассеет его прах. Вернуть потерянные вещи будет сложнее. Эта ситуация напомнила ей, кем она на самом деле является. Родители Лоры погибли несколько лет назад, но она так и не смогла избавиться от ощущения, что она их подвела. Они такого никогда не говорили, но, если подумать, что такого она сделала, чтобы отплатить им за неисчерпаемую любовь и доверие? Что она сделала, чтобы заставить их гордиться ею? Она увильнула от учебы в университете, ее брак был сущей катастрофой, и она не подарила им ни одного внука. А кроме того, сидела и ела рыбу с картошкой в Корнуолле, когда мама умерла. И то, что у нее тогда впервые за пять лет был отпуск, не оправдание. Когда через полгода умер отец, Энтони частично заполнил возникшую в душе пустоту, и, может быть, задание, которое он ей дал, сможет помочь ей в каком-то смысле искупить вину? Наверное, это для нее была возможность хоть в чем-то преуспеть.
И еще была Солнышко. По крайней мере, в этом она опередила Энтони, но не могла поставить себе это в заслугу. Дружбу предложила Солнышко, притом что Лора сомневалась – и все еще сомневается, – принять ли ее предложение. Она вспоминала те моменты, когда видела Солнышко еще при жизни Энтони. И тогда она ничего не сделала. Ничего не сказала. Даже не здоровалась с девочкой. А Энтони, уже после своей смерти, сделал самое малое, что мог. Лора в очередной раз разочаровалась в себе, но решительно настроилась попытаться изменить ситуацию. Она взяла с собой чай наверх, в спальню, наполненную ароматом роз, которую выбрала для себя. Или, скорее, выбрала, чтобы разделить ее с Терезой. Потому что она все еще была тут. Ее вещи находились здесь. Конечно, не одежда, а туалетный столик, фотография ее и Энтони, которая по необъяснимым причинам опять лежала лицом вниз, и маленькие голубые часы. 11:55, опять остановились. Лора поставила чашку на столик и завела часы. Они снова начали тикать. Она легла на кровать, не закрывая штор, а за окном прекрасная луна укрыла розарий призрачным покрывалом из света и тени.
Глава 17
Юнис
1984 год
– На Рождество мы впускаем свет и прогоняем мрак…[26]
У миссис Дойл, которая как раз подавала мясной пирог косичкой и несколько порций «Тоттенхэмского» торта мужчине, стоявшему напротив Юнис, был прекрасный голос. Она сделала паузу, чтобы передохнуть и поздороваться с Юнис.
– Этот Боб Гелдинг – классный чувак: собрал популярных певцов, чтобы записать песню для бедняг в Эфио… – Чтобы выговорить слово полностью, миссис Дойл не хватило лексического запаса. – В пустыне.
Юнис улыбнулась:
– Он практически святой.
Миссис Дойл начала складывать пончики в пакет.
– Прошу заметить, – продолжила она, – что и Бой Джордж, и Мидж Юр, и прочие тоже могли бы позволить себе пожертвовать немного денег на благотворительность. И «Бананас» – прекрасные девушки, только, судя по всему, у них на всех нет ни одной расчески.
Шаги возвращающейся Юнис на лестнице не потревожили Дугласа. Серо-седая морда подергивалась, а передние лапы легонько вздрагивали: ему явно что-то снилось. «Но сон, по-видимому, приятный: уголки рта приподнялись в улыбке», – подумала Юнис. Бомбер наблюдал за ним, сидя за столом, как ребенок, который с волнением наблюдает из окна за тем, как тает сооруженный им снеговик. Она хотела успокоить его, но не могла найти подходящих слов. Дуглас старел. Его дни были сочтены, их оставалось все меньше и меньше. Он умрет, и сердца их будут разбиты. Но пока он был счастлив, живя в сытости и тепле, и, когда он проснется, его будет ждать пончик с кремом. Они перешли с варенья на крем (который на самом деле был вареньем и кремом), рассчитывая увеличить количество его плоти, которая загадочным образом таяла с каждым годом на старых косточках.
А вот что касается Бомбера, ситуация была противоположной. За те десять лет, что Юнис его знала, ему удалось обзавестись небольшим животиком, который немного смягчал контуры его стройного тела. Он любовно погладил живот, в сотый раз говоря:
– Пора бы нам перестать есть столько пончиков.
Эта реплика не несла никакой смысловой нагрузки, и Юнис ее просто игнорировала.
– Твои родители приезжают на этой неделе? – спросила она.
Юнис очень полюбила Грейс и Годфри и всегда с нетерпением ждала их визитов, которые, к сожалению, становились все реже и реже. Старость то и дело напоминала, что она безжалостная подруга. В особенности возраст сказался на Годфри: он не только дряхлел, но и терял твердость духа; его рассудок уже помутился, и здравомыслие незаметно, но неумолимо покидало его.
– Нет, не на этой. Они оба приболели. Запаслись топливом для плиты, солодовым виски и закрылись на замок. Чему тут удивляться?
Бомбер хмурился, глядя на рукопись, которая лежала на столе. Юнис забеспокоилась.
– Что случилось?
– Ну, их близкий друг погиб в Брайтоне при взрыве бомбы, и на прошлой неделе на станции метро – на их привычном маршруте – возник пожар. Я думаю, что они согласны со словами из старой песенки, которую так любят плюшевые мишки: «Дома безопаснее».
Бомбер сложил рукопись.
– Наверное, это к лучшему. Думаю, мама сочла бы своим долгом поговорить об этом.
Он швырнул Юнис рукопись, словно она была протухшей рыбой. Дуглас наконец зашевелился в своем углу. Открыв стареющие, потерявшие блеск глаза, он оценил обстановку. Не заметив никакой опасности, он нашел в себе силы повилять кончиком хвоста. Юнис поспешила к нему, чтобы поцеловать в еще теплый после сна лоб, и обрадовала его пончиком, предварительно разрезанным на кусочки в соответствии с его строгими требованиями. Но про «тухлую рыбу» она не забыла.
– Что это?
Бомбер театрально вздохнул.
– Называется «Умник и фанатик».
– Звучит интригующе.
– Ну, это если одним словом описать последнюю «книгу ужасную» моей дорогой сестры. В ней речь идет о пяти дочерях обанкротившегося футбольного тренера. Мать девушек решительно настроена выдать их замуж за поп-звезд, или за футболистов, или хоть за каких-нибудь богачей. Она ведет их на местный Охотничий бал, где старшую – Жанет – приглашает на танец особый гость – молодой и красивый владелец загородного отеля, которого зовут мистер Бинго. Ее сестра Иззи увлечена его загадочным другом, мистером Арси, – это всемирно известный концертирующий пианист. Но он считает, что приглашенные молодые фермеры немного перегибают палку своими выходками, и отказывается спеть с Иззи дуэтом в караоке. Она обзывает его выскочкой и уходит в ярости. Словом – чтобы не пересказывать длинную и удивительно знакомую историю, – самая младшая дочь сбегает в Маргит с второсортным футболистом, где они делают себе одинаковые наколки. Она залетает, он ее бросает, и она оказывается в съемной комнатушке в Пэкхеме. После громких разборо