– Значит, только после смерти Энтони эта дама начала делать мелкие пакости?
– Да. И это странно. Я предполагала, что она все это время ждала его на небе или еще где-то, танцуя фокстрот или крася ногти…
Фредди покачал пальцем из стороны в сторону, порицая недоброжелательный тон, который прокрался в ее голос.
– Знаю, знаю, я ужасная, – засмеялась Лора. – Но я не понимаю, что ей еще нужно? Она должна быть счастлива, снова обретя его. А она тут ошивается, ведет себя неподобающим образом, словно какая-то рассерженная дива. Мертвая.
Фредди накрыл ее руку своей и сжал.
– Знаю, это сбивает с толку. Она, бесспорно, та еще штучка.
– Ну а мертвым это вообще не пристало, – подхватила Лора.
Фредди усмехнулся.
– Я думаю, вы бы поладили. Судя по тому, что Энтони мне о ней рассказывал, вы похожи больше, чем ты думаешь.
– Вы с ним говорили о Терезе?
– Да, иногда. Он стал чаще вспоминать о ней незадолго до своей смерти.
Он допил чай и налил себе еще.
– Но, может быть, мы что-то упускаем. Мы предполагаем, что, только потому, что Энтони умер и мы рассеяли его прах в том же месте, где он рассеял прах Терезы, они должны быть вместе. Но разве дело в прахе? Разве он – это не просто «останки», то, что осталось после смерти человека? И Энтони, и Тереза мертвы, но, возможно, они не вместе, и именно в этом кроется проблема. Если бы мы с тобой поехали в Лондон по отдельности и не договорились о месте встречи, какова вероятность того, что мы бы друг друга нашли? И давай признаем, где бы они ни были, это место несоизмеримо больше Лондона. Кроме того, не надо забывать обо всех погибших людях, которые пребывают там с тех пор, хм, как люди начали умирать.
Фредди откинулся на спинку стула, довольный собой и своим объяснением. Лора вздохнула и уныло плюхнулась на стул.
– Так ты думаешь, что Терезе теперь еще хуже, чем было до того, как он умер, потому что раньше она, по крайней мере, знала, где он находился? Потрясающе! Выходит, есть вероятность, что она еще долго будет нас терзать? Или вообще не отвяжется от нас никогда. Черт!
Фредди поднялся и встал сзади нее, положив руки ей на плечи.
– Бедная Тереза. Думаю, тебе стоило бы отнести пластинку в зимний сад.
Он поцеловал ее в макушку и пошел поработать в саду. А Лора почувствовала себя виноватой. Это все, наверное, чепуха, ну а если предположить, что не чепуха? Сейчас у нее есть Фредди, но что, если спустя столько времени Тереза и Энтони так и не воссоединились?
Бедная Тереза!
Лора встала и поднялась в кабинет. Она достала пластинку из ящика и отнесла ее в зимний сад, где положила на столике возле граммофона. Взяв в руки фотографию Терезы, она посмотрела на нее – уже размытое изображение за треснутым стеклом. Пожалуй, впервые она увидела за снимком человека. Пусть Фредди и считает, что они похожи, но Лора ясно видела их различия. Она уже прожила на пятнадцать лет больше, чем Тереза, но она не сомневалась, что короткая жизнь Терезы была куда более тяжелой, яркой и насыщенной, чем ее собственная. Как жаль!
Лора легонько провела кончиками пальцев по лицу за ужасной мозаикой. Что сказала Сара? «Пора завязывать с прятками и дать неприятностям ответный пинок».
– Я тебя починю, – пообещала она Терезе.
Она взяла в руки пластинку и поставила ее на вертушку.
– Веди себя хорошо, – сказала она комнате. – Я пытаюсь быть на твоей стороне.
Глава 35
Юнис
1994 год
Юнис никогда не забудет запаха нагретых солнцем роз, втекающего через открытое окно, когда она сидела рядом с Бомбером и Грейс и наблюдала за тем, как умирает Годфри. Его время почти вышло. Измученное тело работало вхолостую; его дыхание было настолько неглубоким, что даже не смогло бы заставить затрепетать крылья бабочки. Страх, гнев и замешательство, которые изнуряли его в последние годы жизни, наконец прекратили тиранить Годфри, оставили его в покое. Грейс и Бомбер наконец-то смогли подержать его за руку, и Бэби Джейн притулилась к нему: ее голова покоилась на его груди. Они давно оставили попытки завести разговор, чтобы заполнить пространство между умирающим и самой смертью. Время от времени медсестра тихонько стучала в дверь, чтобы предложить чай. Вместе с чаем она вносила молчаливое сочувствие в эту финальную сцену; свидетельницей подобных ей она была уже много раз.
Юнис поднялась и подошла к окну. На улице день проходил без них. Люди прогуливалась по парку или дремали на лавочках в тени, несколько детей играли в догонялки, носились друг за другом по лужайке, визжа от удовольствия. Где-то на одном из высоких деревьев импровизировал дрозд, соперничая с метрономическим пощелкиванием оросителя. «Сейчас было бы самое время», – подумала она. Ускользнуть наверх в прекрасный английский летний полдень. Похоже, Грейс была того же мнения. Она откинулась на спинку кресла, протяжно вздохнув, – заявление об отставке. Держа Годфри за руку, она с трудом поднялась на ноги; ноющие суставы с трудом разгибались после долгого сидения. Она поцеловала Годфри в губы и хрупкой, но уверенной рукой погладила его по волосам.
– Пришло время, дорогой. Пора уходить.
Годфри едва заметно пошевелился. Полупрозрачные веки затрепетали, и его уставшая грудь совершила последний прерывистый вдох. Он скончался. Никто не двигался, кроме Бэби Джейн. Собачонка встала и с безмерной лаской обнюхала каждый миллиметр лица Годфри. Наконец, очевидно, удовлетворенная тем, что ее друг ушел в мир иной, она спрыгнула на пол, отряхнулась и села у ног Бомбера, умоляюще глядя на него. На ее мордочке четко читалось: «А теперь мне очень надо в туалет».
Через час они сидели в «Комнате для членов семьи» и в который раз пили чай. Это помещение было местом, где сотрудники «Причудливого дома» присматривали за людьми, когда те покидали только что умершего. Стены здесь были бледно-желтого цвета, и свет, просачивающийся сквозь муслиновые шторы, которые, словно вуаль, скрывали от любопытных глаз скорбящих, был мягким. Комната с обтянутыми плюшем диванами, свежими цветами и коробками салфеток должна была смягчать остроту неприкрытой скорби.
Обронив нескольких слезинок, Грейс взяла себя в руки и была готова говорить. На самом деле она давно потеряла мужчину, за которого когда-то вышла замуж, и сейчас, когда он умер, она наконец-то могла начать горевать. Бомбер был бледен, но старался держать себя в руках, смахивая слезы, которые то и дело невольно скатывались по его лицу. Перед тем как они вышли из комнаты, Бомбер последний раз поцеловал отца в щеку. Затем он снял с пальца Годфри обручальное кольцо, впервые с тех пор, как Грейс его надела целую вечность назад. Золотое кольцо было поцарапано и истерто, его форма немного изменилась; духовное завещание долгому и прочному браку, в котором любовь редко проявлялась в словах, но в действиях – каждый день. Бомбер отдал кольцо матери, и та надела его на свой средний палец, не проронив ни слова. Потом он позвонил Порше.
– А сейчас, сын, пока мы ждем твою сестру, я хочу тебе кое-что сказать. Ты, наверное, не хочешь, чтобы я об этом говорила, но я твоя мать, и я выскажусь.
Юнис понятия не имела, что сейчас будет, но решила на всякий случай выйти и оставить их наедине.
– Нет, нет, дорогая. Уверена, Бомбер не будет против, если ты это услышишь, и я бы даже хотела, чтобы ты меня в этом поддержала, если ты не против.
Заинтригованная, Юнис села на диван. Бэби Джейн, которая сидела на диване рядом с Бомбером, забралась к нему на колени, будто бы предлагая моральную поддержку.
– Итак, приступим. – Грейс взяла руку сына в свою, сжала ее и легонько потрясла.
– Дорогой, еще когда ты был маленьким мальчиком, я знала, что, став парнем, ты не женишься и не подаришь мне внуков. Думаю, твой отец это тоже знал, но мы, конечно, никогда об этом не говорили. Так вот. Я хочу, чтобы ты знал, что меня это вообще не волнует. Я всегда гордилась тем, что у меня такой сын, и, если ты счастлив и ведешь себя прилично, все остальное не имеет значения.
Щеки Бомбера сильно порозовели, и Юнис не могла понять, виноваты в этом его слезы или слова Грейс. Ее глубоко взволновало проявление чувств Грейс, и она сдержала смешок – так по-британски она это делала: пыталась сказать, не говоря того, что на самом деле имела в виду.
– На прошлой неделе Джоселин вытащила меня в кино. Она хотела хоть ненадолго отвлечь меня от мыслей о твоем отце. – Голос ее дрогнул, но, сглотнув, она продолжила. – Мы не обратили внимания на то, какой фильм шел, мы просто купили билеты, мятные конфеты, вошли в зал и сели.
Бэби Джейн заерзала на коленях у Бомбера, устраиваясь поудобнее. Разговор затягивался, на что она не рассчитывала.
– Фильм, который мы смотрели, называется «Филадельфия», там играет прекрасный Том Хэнкс, жена Пола Ньюмана и этот испанский парень.
Она явно какое-то время обдумывала следующую фразу.
– Фильм был не очень веселый, – наконец сказала она.
Грейс замолчала, надеясь, что сказанного достаточно, но озадаченное выражение лица Бомбера вынудило ее продолжить. Она вздохнула.
– Я просто хочу, чтобы ты пообещал мне, что будешь осторожен. Если ты найдешь особенного друга или – очевидно, эта мысль только что пришла ей в голову – если ты его уже нашел, просто пообещай мне, что не подхватишь вшей.
Юнис сильно прикусила губу, но Бомбер не смог сдержать улыбки.
– Это называется ВИЧ, ма.
Но Грейс его будто не слышала. Она очень хотела услышать его обещание.
– Я просто не выдержу, если потеряю и тебя.
Бомбер пообещал:
– Ей-богу! Не сойти мне с этого места!
Глава 36
– Это не я, честно, – сказала Солнышко.
Они вошли в кабинет, чтобы выложить описание еще некоторых предметов на веб-сайт, и обнаружили любимую перьевую ручку Энтони посреди черной чернильной лужицы в центре стола. Это была очень красивая ручка фирмы «Conway Stewart», и Солнышко часто ею восхищалась, нежно поглаживая ее черно-алую поверхность, после чего возвращала ее обратно в ящик.