После уничтожения катаров французский король в ультимативной форме потребовал от Хайме Арагонского передать ему крепость Монреаль-де-Со. Король Арагона решительно отказал.
По другой версии, сундук с сокровищем и секретными свитками был зарыт в окрестностях церкви Санта-Колома. Озеро и церковь находились в то время на территории графства Фуа (современная Андорра), горы, скалы и многочисленные пещеры которой как нельзя больше подходят для создания тайника. Есть свидетельства и о захоронении священных реликвий катаров в кастильском монастыре Сан-Миллан де ла Когола.
Эти предположения не исключают друг друга. Многие потаенные и святые места равно годились для того, чтобы сохранить Святой Грааль от алчных рук инквизиторов.
Знал ли последний граф Тулузский, где укрыто катарское сокровище? Вправе ли мы предположить, что верховный суверен Окситании был осведомлен и о существовании, и о месте нахождения Грааля? Может быть, ему было сделано некое предложение, гарантирующее самостоятельность государства и наследование власти его потомками, если он поспособствует передаче реликвии Риму? И при первом намеке на то, что он готов использовать такую возможность, Хранители Грааля укрыли священное сокровище в месте, известном небольшому числу избранных лиц, в круг которых Раймунд не вошел? В последние годы жизни граф внезапно обрушил на еретиков жестокие кары, и, возможно, сделал это не только по принуждению. Раймунд находился под сильным моральным давлением духовенства и Франции. Неудачи, разочарования и унижения вызывали озлобление графа против упрямцев, чье противление церкви привело к катастрофе страну. Катары не могли доверять этому непредсказуемому человеку. Но народ продолжал его любить и испытывать преданность к последнему представителю династии, олицетворяющему их былые свободы.
Тем временем инквизиция удвоила рвение. Раймунд VII вел подспудную борьбу против договора в Мо, подтвержденного соглашением в Лорри. Именно в лице Раймунда, упрямого южанина, сосредоточился символ национального сопротивления. Но положение графа оказалось чрезвычайно сложно. Чтобы победить, ему надо было разъединить интересы французов и церкви. Людовик Святой принуждал графа Тулузского стать самому гонителем еретиков с риском оскорбить чувства своих подданных. Сын, как и отец, становился жертвой исторической ситуации.
Катары со времени Парижского договора 1229 г. создали еще более законспирированную организацию. С потерей Монсегюра она не исчезла, и многочисленные доказательства этого мы находим в протоколах инквизиции. Катарская церковь сохраняла подпольную активность, и инквизиторам не удавалось ее пресечь. И может быть, именно ее существование давало Раймунду силы сопротивляться давлению Парижа. Но мог же он воображать и просчитывать возможности!
В конце жизни, видя тщету надежд на рождение наследника и уже не уповая на продление в потомстве власти дома Сен-Жиль, Раймунд, по-видимому, разуверился во всемогуществе священной реликвии. А может быть, счел предательством исчезновение Грааля из обреченного замка и из его владений.
Граф занемог осенью 1248 г. О его болезни мало что известно — только то, что он испытывал полное истощение сил, неимоверную слабость.
Раймунд VII Сен-Жильский скончался 27 сентября 1249 г. в возрасте 52 лет, так и не оставив потомков мужского пола. Гийом Пюилоран пишет: «Господу было угодно, чтобы Раймунд, прежде чем исчезнуть навеки из мира сего, проехал по всем своим равнинным краям, дабы оплакал последнего графа Тулузского по прямой линии весь народ его земли». Он пожелал быть погребенным в монастыре Фонтевро — подле матери, Жанны Плантагенет, рядом с дедом и бабкой — Генрихом II Английским и Алиенорой Аквитансюой. Забальзамированное тело графа медленно переправили по воде из Милло, где он умер, через Альби и Рабастан в Тулузу. Оттуда по Гаронне он величественно проследовал в Ажене и, наконец, упокоился в Фонтевро. Хотя бы в этом он оказался счастливее своего отца, так и не нашедшего посмертного успокоения.
«Народ, растрогавшись душой, оплакивал в покойном некогда любимого государя и, забывая все его недостатки, помнил одно — что с ним вместе он хоронит свою независимость и свою национальность».
ПОСЛЕДНЯЯ ИЗ РОДА СЕН-ЖИЛЬ
Но род графов де Сен-Жиль еще не пресекся полностью; еще жила дочь последнего правителя Окситании Жанна Тулузская (1220—25.8.1271). Графство оставалось ее достоянием, ее приданым, которым в силу римских законов, действовавших в этой стране, она могла владеть самовластно. И еще оставались патриоты, которые жаждали всеобщего объединения вокруг трона природной государыни.
Жизнь Жанны — пример того, как судьба ломает человека. В пять лет ее выдали за четырехлетнего Гуго Лузиньяна, наследника графств Ла Марш и Ангулем. Девочку забрали у матери и передали в семью малолетнего супруга. Нетрудно предположить, что, отдавая Жанну Лузиньянам, граф надеялся, что воинственные пуатевинцы пожелают и сумеют защитить Священный Грааль от враждебных посягательств северян. Но вряд ли он раскрыл тайну Хранителей восьмилетнему ребенку.
Франция, во-первых, всеми силами противилась созданию на Юго-Западе мощной враждебной коалиции под английским протекторатом, что и символизировал этот династический брак, а во-вторых, недаром приложила немало сил, чтобы присоединить к королевскому домену богатое графство Тулузское.
Разгром мятежных графов, умело организованный королевой-матерью, позволил диктовать побежденным условия. В 1225 г. брак Жанны с Гуго Лузиньяном был расторгнут папой. Условия Парижского договора, навязанного Раймунду VII Бланкой Кастильской, требовали передать его единственную наследницу в королевский дом Франции. В договоре фарисейски указывалось, что, снисходя к униженным просьбам графа, король даст Жанне в мужья одного из братьев по своему усмотрению. Пока же девочка оставалась заложницей в Лувре.
На самом деле все было давно решено. Тулузской наследнице предназначался третий из выживших сыновей Людовика VIII и Бланки, принц Альфонс.
Девочка оказалась в плену французских лилий, и ее незнание обернулось для святыни благом. Быть может, неясные отголоски южных преданий время от времени приходили на ум тулузской наследнице, но королева Бланка сделала все, чтобы та забыла родину и стала истинной француженкой.
Надо признать, что о супруге Жанны известно удручающе мало — только даты рождения, смерти и отдельные упоминания в связи с важнейшими событиями эпохи. Однако, опираясь на эти скудные данные, можно попытаться воссоздать события тех давно прошедших лет.
Уже то, что этот сын получил имя в честь отца королевы, Альфонса VIII Кастильского, говорило об особом к нему отношении. В самом деле, этот слабый замкнутый ребенок был особенно любим Бланкой и отвечал ей неизменной привязанностью и преданностью. Он никогда не выходил из повиновения. Известно от Жана де Жуанвиля, летописца Крестовых походов Людовика Святого, что даже «король действовал всегда согласно советам доброй матушки»; что уж говорить об ее некоронованных сыновьях. Умнейшая женщина своего времени, Бланка пользовалась непререкаемым авторитетом и правила Францией единолично до самой кончины. Она ненавидела так упорно сопротивляющихся еретиков-альбигойцев и всей душой желала их гибели. Королева положила сделать своего болезненного Альфонса государем жаркого изобильного Юга. Если же Господь не даст ему потомства — эта перспектива также хладнокровно рассматривалась — богатые владения графов Тулузских перейдут королевскому дому Франции.
Десятилетней Жанне Тулузской при дворе королевы предстояло получить достойное воспитание и укрепиться в истинной вере — ведь она прибыла из опасной еретической страны. Надо полагать, что этим вопросом ее будущая свекровь озаботилась в первую очередь. Жанне следовало также сдружиться с будущим супругом. На это отводилось несколько лет, поскольку жених и невеста были еще детьми.
Девочка больше не видела ни своего отца, ни матери и воспитывалась под контролем королевы Бланки. Выдающаяся правительница умела внушать не только страх, но и преданность, и принцесса Тулузская скоро оказалась под обаянием этой сильной личности.
Скорее всего, Жанну строго охраняли. В те времена захват наследницы, олицетворяющей право владения землями и титулами, рассматривался как дело обыкновенное; некоторых знатных и богатых наследниц похищали по нескольку раз. Королева не доверяла своему кузену Раймунду — он был вполне способен на такой отчаянный шаг.
Получив девочку, он мог отдать ее своей родительской властью в жены нужному человеку и снова создать на Юге очаг сопротивления владычеству Капетингов.
Имеется очень мало сведений о жизни Жанны во Франции. По-видимому, сдерживаемая железной рукой свекрови, она не проявляла никакой самостоятельности, угнетенная не только мыслью об угрозе со стороны отца лишить ее наследства, но и всеобщим подозрением по отношению к ней как к дочери покровителя еретиков. В детстве такие вещи могут создать комплексы на всю оставшуюся жизнь.
Жанна осознавала свою значимость как благородной принцессы и богатейшей наследницы. Однако ей постоянно внушали страх новой женитьбы отца и рождения у него сына. Тогда она теряла почти все — приданое, значение и будущее, поскольку в новом качестве была неинтересна королевскому дому Франции. Такие перспективы не могли внушить девочке большую любовь к отцу, тогда как большинство авторов неизменно подчеркивают глубокую привязанность Раймунда к дочери. Наверное, граф, занятый войнами и политикой, уделял не слишком много человеческого тепла ребенку, но существование наследницы определяло его положение в феодальном обществе. Отсюда — заинтересованность и внимание к Жанне.
Когда был заключен брачный договор Жанны Тулузской и принца Альфонса, точно неизвестно. Как уже говорилось, Бланка Кастильская и Раймунд Тулузский были двоюродными братом и сестрой, так что степень родства между их детьми требовала от Рима специального разрешение на брак. Такое разрешение было получено в 1229 г. Как возможные даты свадьбы называются 1234 и 1241 гг. Первая дата представляется более правдоподобной: королевский дом был крайне заинтересован привязать тулузскую наследницу к короне. Возраст жениха и невесты — 14 лет — позволял осуществить брачные планы, а слабое здоровье принца могло служить причиной откладывания его супружеской жизни на неопределенное время. Стала притчей во языцех тяжелая ревность, которую испытывала королева Бланка, видя сближение Людовика IX с его супругой Маргаритой Прованской. Но Альфонс не обнаруживал к своей нареченной той ласковости и нежной привязанности, которые выводили из себя Бланку в отношениях старшего сына и его жены.