Приют Святого Хьюберта стал популярным заведением сравнительно недавно, всего лишь с 1880-х годов, когда пара лондонских врачей перекупила его и вложила немало денег в то, что можно было считать комфортными условиями жизни. После модернизации заведение приобрело репутацию настолько эксклюзивного, что о его существовании почти никто не помнил. Лэмберт сумел узнать дорогу к нему от владельца паба. Дорога лежала через реку Тим и на юго-запад, через лесистые холмы, к настоящей крепости в лесу.
При перестройке монастыря вокруг его территории была сооружена внушительная каменная стена. Единственные ворота — монументальное стальное сооружение в псевдоготическом стиле — были снабжены объявлением «Посетители не допускаются». Судя по размеру объявления, высоте ворот и остроте зубцов наверху, владельцы подходили к делу серьезно.
Лэмберт не сомневался в том, что судебное постановление откроет эти ворота, но судебные постановления, даже если их добивается граф Бриджуотер, требуют времени. Лэмберт не мог ждать. Так что он записал все, что ему удалось узнать, адресовал письмо графу Бриджуотеру и отправил его из паба в замок, воспользовавшись услугами хозяйского сына.
А потом, снова пройдя до приюта, он влез на стену в укромном месте и спрыгнул в лес по другую ее сторону. При приземлении кольт «Миротворец» ударил его по ребрам. Лэмберт переложил пистолет в более надежное место и целую минуту стоял неподвижно, наблюдая и прислушиваясь Он оказался в ухоженном лесу. Земля у него под ногами была мягкой и податливой благодаря подушке из давно опавшей листвы. Пахло приятно: смесью листьев и земли. Ощущение тоже было приятным. Лэмберт не доверял этому чувству. У него над головой деревья переплетали ветви арочными перекрытиями. Небо над этими естественными арками было перламутровым: высокая облачность меняла цвета в свете меркнущего дня.
Небольшой подлесок не мешал ходьбе; видимо, травоядные животные прореживали самые густые заросли. Лэмберт сказал себе, что, скорее всего, он достаточно скоро узнает, что это за животные. Ветер был таким слабым, что у деревьев шевелились только верхние ветки, так что шелест листвы не смешивался со щебетом птиц. Беззвучное шевеление ветвей наверху усилило чувство тревоги.
Лэмберт напомнил себе, что если бы это место было похоже на газоны Гласкасла, то любое заклинание против незваных гостей подействовало бы, как только он спрыгнул со стены. Поскольку ничего не произошло, он мог безопасно двигаться дальше. Скорее всего, Лэмберт сделал осторожный шаг от стены. По-прежнему ничего не происходило. Он старался ступать как можно тише, но каждый шаг в тишине казался громким. Если он, оставив стену позади, пойдет вниз по склону так, чтобы садящееся солнце было справа, он наверняка будет двигаться по направлению к монастырю. Достаточно густой лес закрывал обзор во все стороны. Пройдя пятьдесят ярдов, Лэмберт оглянулся — и уже не увидел даже стены.
Впервые после приезда в Англию он оказался в неприрученных дебрях, безграничном пространстве, отданном природе. Если не считать объеденных кустов (Лэмберт решил, что тут паслись олени, чей помет он видел на ходу), эта местность выглядела такой же, какой могла быть много веков тому назад. Возможно, по этим же самым местам ходили монахи обители Святого Хьюберта. И если это было так, то Лэмберт только жалел, что они не потрудились оставить после себя тропу.
Лэмберту понадобилось довольно много времени, чтобы увериться в том, что он прошел слишком далеко. Угол склона едва заметно изменился. Наклон падавших сквозь деревья лучей заострился: солнце опустилось совсем низко. Однако никакого монастыря не было видно. Не было даже стены на дальней стороне леса. Был только лес. Он не мог растянуться на целые мили. Однако именно такое впечатление возникало.
Лэмберт вышел на прогалину, где дубы и ясени расступились настолько, что хорошо просматривалось небо. Кое-где на краю поляны росли буки — серебряные колонны среди полумрака. Солнце зашло, опускались сумерки. Вскоре станет совсем темно. Однако если он правильно оценил расстояние и направление, то должен был бы уже давно дойти до дальней стены. Лэмберт оглядел поляну, очень надеясь, что ошибся с расстоянием и направлением и ходил кругами. Он достал компас — и от того, что показывал прибор, волосы у него на затылке встали дыбом. Либо он сошел с ума, либо законы природы перестали работать. Как бы ни поворачивал он устройство, стрелка упрямо указывала на букву «С»: север.
За одним из буков, в самой густой тени, раздался звук шагов: больше одной пары ног шаркали по высокой траве. Приютская охрана? Лэмберт попятился и нашел подходящий бук, за которым можно было спрятаться от приближающихся шагов. Неподвижно застыв, он привалился к гладкому стволу, чтобы ждать и наблюдать.
На прогалину вышли двое мужчин, совсем молодые, настолько, что, казалось, им непривычны официальные костюмы, в которые они облачены. Что-то в том, как они вышли из леса, словно были его владельцами, сказало Лэмберту: эти молодые люди принадлежат к привилегированным слоям общества. Облик их показался ему странно знакомым: брюки широкого покроя, который был в моде среди младшекурсников Гласкасла, и соломенные шляпы-канотье, как раз такие, какие в это время года надевали студенты Гласкасла.
Более высокий обратился к своему спутнику, и его выговор и интонации убедили Лэмберта в том, что он видит двух младшекурсников Гласкасла. Внезапно его осенило: да это Херрик и Уильямс, стручок и картофелина, которые пришли искать Фелла в его комнаты в колледже два дня тому назад.
Стручок сказал:
— Сезон туманов и старинных страхов, вот это что. Опять мы здесь, пропади все пропадом.
Похоже, картофелину это не смутило.
— Ладно. Тут ты прав. Теперь твоя очередь выбирать направление.
— Большое спасибо. Осталось только одно направление. Мы попробовали восток, запад и юг.
— Значит, остается север. Поскольку верх и низ будут нереальными.
Когда они подошли ближе, Лэмберт бесшумно встал на их пути.
— Прошу прощения. Вы не скажете мне, я не опоздал ко времени для посещений?
Оба молодых человека сохранили внешнее спокойствие, но Лэмберт истолковал их внезапно распрямившиеся спины как знак удивления.
— Да, наверное, — сказал Херрик, стручок, невольно оглянувшись через плечо.
— Мы как раз собрались уходить, — добавил картофелина-Уильямс.
— Так вы не местные жители? — мягко спросил Лэмберт. Он гадал, сколько времени уйдет у юных овощей на то, чтобы вспомнить, что они уже с ним встречались. — А я подумал, что вы отсюда.
— Мы-то нет, — ответил Уильямс.
Он тронулся было в восточном направлении, но оглянулся, заметив, что его спутник продолжает рассматривать Лэмберта.
— Я вас знаю, да? — спросил Херрик. — Вы тот американец. Вы живете с Сабидусом… то есть с мистером Феллом. Вы его еще не нашли?
— Пока нет. А вы?
— Что вы здесь делаете? — вопросил Херрик. — Кто вас привез? Мистер Лэмберт, так вас зовут, верно? Какую игру вы ведете? Кто вас сюда послал?
— Никто, — спокойно ответил Лэмберт. — Я сам себя привез.
— Полно, полно. Давай не будем задавать вопросы, на которые сами не захотим отвечать, — сказал своему спутнику Уильямс. Обращаясь к Лэмберту, он добавил: — Надеюсь, вы простите нас за использование псевдонимов. Нам строго запрещено находиться вне территории университета — даже в перерыве между триместрами, так что мы предпочли бы не использовать своих настоящих имен. Вообще мы бы предпочли, чтобы вы забыли о нашей встрече. Но поскольку на такое рассчитывать не приходится, мы были бы очень вам признательны, если бы вы называли меня Полидором, а моего любознательного друга — Кадвалом.[15] При нормальных обстоятельствах. С ненормальными обстоятельствами будем разбираться, когда в них попадем.
Уильямс-картофелина, пожелавший, чтобы его называли Полидором, протянул руку, и Лэмберт ее пожал. Херрик, стручок фасоли, теперь ставший Кадвалом, последовал его примеру, и секунду трое молодых людей рассматривали друг друга с подозрением.
— Я здесь потому, что меня заинтересовал монастырь Святого Хьюберта, — сказал Лэмберт. — Я просто любознательный американец, желающий лично познакомиться с жизнью Старого Света. А теперь ваша очередь. Что вы двое здесь делаете?
— Мы здесь потому, что не можем найти дорогу к выходу. — Откровенность Полидора располагала к себе. — Мы решили, что будет очень просто перелезть через стену, найти нашего научного руководителя и внушить ему подобающее чувство долга. Это было вчера, но кажется, что мы пробыли здесь уже год.
— Мы отказались от своего плана уже довольно давно, — добавил Кадвал. — Если мистер Фелл и находится здесь, то мы его найти не можем. Мы пытаемся выйти к главным воротам с полудня. И в настоящий момент этот план тоже выглядит не слишком реальным.
— А почему вы решили, что Фелл здесь? — спросил Лэмберт.
— Для нас он мистер Фелл, — заявил щепетильный Полидор.
— Пусть мы пока не члены колледжа Трудов Праведных, — сказал Кадвал с терпеливостью, которая граничила с грубостью, — но мы студенты Гласкасла. У нас свои обычаи.
— Знаете, мне вот что интересно. Это обучение магии делает людей заносчивыми или самодовольство — непременное условие для того, чтобы попасть в Гласкасл? Не трудитесь отвечать, — поспешно добавил Лэмберт, заметив, что Полидор, похоже, серьезно задумался над этим вопросом. — Просто скажите мне прямо: что вы замыслили?
— Мы приехали, чтобы найти мистера Фелла, — сказал Кадвал. — У нас не получилось.
— И теперь мы отступаем, — признался Полидор. — Упорядоченно. Горделиво. Но отступаем, определенно отступаем.
Кадвал возмущенно заявил:
— Мистер Фелл — наш научный руководитель. Мы несколько месяцев писали для него работы, но с января он полностью нас игнорирует. Весной он попросту прятался от нас в своем кабинете, и это было очень неприятно. Мы перестали следовать правилам. Наконец решились поймать мистера Фелла у него в комнатах — и тут выяснили, что он вообще сбежал. Побег — это совершенно неприемлемо. Мы освободились от дежурства в хоре, чтобы разыскать его и заставить опомниться. В противном случае мы собирались отвести мистера Фелла к ректору, чтобы тот снял его с должности.