Нет, что-то тут не чисто. В чём же секрет?
Следов рядом с зарослями Вепрь не обнаружил, сколько не искал. Только зря время потратил. Потом попытался раздвинуть колючие ветви. Укололся и пришлось отсасывать яд. Попробовал обойти густую поросль, но она упёрлась в отвесные склоны.
Погань!
Он стоял, чесал в затылке, хмурился и прикидывал варианты, когда услыхал истошные, полные отчаяния вопли.
— Ы-а-а-а-а! Ы-а-а-а-а!!!
Вепрь аж подпрыгнул. Выхватил меч и… понял: орёт верблюд.
Горбатая скотина угодила лапищей в засохший колодец — таких по всей тарханской равнине пруд пруди — и ухитрилась застрять.
— Придётся выручать товарища, — беззлобно усмехнулся Призрак. — Как-никак, он тебя на своём горбу пёр.
Вепрь выплюнул пару ругательств и побрёл к зверюге. Нога зацепилась основательно, пришлось постараться, чтобы вызволить беднягу. Благо, горбатый сообразил, что ему помогают, и особо не рыпался.
Но под мозолистой верблюжьей ступнёй оказался вовсе не колодец. Там оказалась…
Твою ж ковригу!
— Мелкий… — глухо пробормотал ошарашенный Призрак. Ломкая, заморённая жарой почва крошилась и сыпалась, точно песочная коврижка, обнажая прореху, сквозь которую виднелись каменные своды. — Да там же подземный ход! Ай, да верблюд! Ай, да сукин сын!
Недолго думая, Вепрь руками раскопал дыру, чтобы можно было втиснуться, и спрыгнул вниз. На голову полетели комья засохшей земли вперемешку с песком и камнями.
Пещера оказалась на удивление широкой, длинной и такой тёмной, что приходилось двигаться ощупью. Ясное дело, здешние обитатели преодолевали его с факелами, но такой роскоши у Вепря при себе не имелось. Хорошо хоть, дорога проторенная, нахоженная. А судя по тому, что он угодил сапогом в свежую конскую лепёху, проезжали здесь совсем недавно.
Интересно, где спрятан вход? Впрочем, неважно. Сейчас гораздо важнее добраться до выхода.
Наконец, впереди показался проблеск света. Тонюсенькая полоска: луч восходящего солнца просочился в щель промеж плотно сколоченных досок.
Вепрь вжался в стену и прислушался. Выход охраняли двое.
Говорили на тарханском. Быстро, бегло, с прибаутками и каким-то совершенно немыслимым акцентом, поэтому различить удалось лишь отдельные слова.
Завтра. Ждать. Гонец. Условия. Засранец. Держать месяц. Резать глотку.
Этого хватило. Не требовалось быть знатоком наречий, чтобы понять: каган в серьёзной опасности.
Погань!
Вепрь прильнул к щели и попытался рассмотреть убежище пустынников. Получилось плохо: молодецкая спина часового закрывала весь обзор. Вот же…
Вепрь бесшумно извлёк кинжал из ножен.
— Ты ведь не попрёшь на пролом? — шепнул Призрак.
Ответом послужил тяжёлый взгляд. За кого этот тип его принимает? За идиота?
Вепрь отступил глубже, в самую темень. Подождал, чтобы глаза как следует привыкли, нашарил мелкую каменюку и запустил в деревянную дверь.
Часовые вмиг заткнулись. Один кивнул другому, отпёр засов и всмотрелся в чернильную мглу пещеры. Глядел долго. Внимательно. А потом бросил напарнику что-то на своём тарабарском и шагнул под высокие каменные своды.
Вепрь затаился. Притих.
Пустынник обнажил короткий широкий меч с изогнутым лезвием и, осторожно ступая, прошёл несколько ярдов. Удостоверился, что пещера пустая, развернулся, чтобы уйти, и…
Вепрь напал сзади. Ухватил, крепко зажав рот ладонью, и ударил в сердце. Бил наверняка, как учили. Так, чтобы жертва даже пикнуть не успела.
Пустынник обмяк, Вепрь осторожно прислонил его к стене и… схватился за голову: боль прострелила от лба до затылка. Пришлось закусить губу, чтобы не взвыть.
Бил, как учили… Как учили… Учили…
Вот же… погань!
Удар. Удар. Ещё удар. Лезвие впивается в деревяшку. Снова, и снова, и снова… но наставник недоволен.
— Сопляки! — орёт, что есть мочи. Даже ливень пасует перед басовитым рёвом. — Вы не способны даже курицу зарезать! Отложить кинжалы! Разбиться на пары!
Чернявый встаёт напротив и подмигивает. Мокрый насквозь, он всё равно выглядит довольным и на редкость бодрым. После непрерывной — от рассвета до заката — тренировки под проливным дождём это особенно странно. Вот же…
— Ну, что, Мелкий. Кто будет первым? Ты или я?
Он не отвечает. Кидается. Чернявому хватает полмгновения, чтобы заломать его, «заколоть» и опрокинуть в грязь.
Наставник кивает, сложив на груди могучие руки.
— Уже что-то, — похвала выходит сухой и чёрствой, как плесневелая корка. — Подними его и повторите дюжину раз. И, Полумесяц, если надумаешь играть в поддавки, отправлю чистить конюшни. Обоих. Ясно вам, засранцы?
— Хей, мелкий. Мелкий… Ты как? — Призрак хотел потормошить его за плечо, но ничего не вышло, и он отнял руку. — Порядок?
— П-порядок… — выцедил Вепрь, проморгавшись. Хорошо хоть не отключился, а то каждое мгновение на счету. Он вскинул голову, поглядел на Призрака и выдал: — Тебя кличут Полумесяцем.
— От те нате, — хохотнул Призрак. — Вспомнил! Слушай, кроме шуток, надо вызнать, что это за пойло такое у Енкура.
— Пойло здесь ни при чём. — Вепрь стащил шемаг с покойника и кое-как замотал себе рожу. — Я слышал голос. Он велел…
— Проснуться, помню.
— Не только. — Вепрь скользнул взглядом по мечу убитого. Взять — не взять? Решил не брать. Второй ятаган тоже лучше оставить: ни к чему он. А вот запасной кинжал это дело. — Я должен вспомнить имя. Тогда верну память.
Призрак кивнул.
— Память важнее всего.
Вепрь осёкся. Вперился взглядом в невидимого.
— Ты мне это уже говорил.
— Возможно.
— Обсудим позже. — Вепрь снял с пояса пустынника кинжал и сунул за голенище. — Сперва вызволим кагана.
— Не возражаю, — улыбнулся Призрак. Как там его? Полумесяц… Ну надо же. Что за странное прозвание!
В чужой робе, с закрытым шемагом лицом Вепрь выбрался из пещеры. Второй часовой не сразу смекнул, что к чему, и заветное мгновение было выиграно: пудовый кулак вырубил растерявшегося стража тихо, чётко и без лишней суеты. Путь был открыт.
Вепрь шёл не торопясь, зорко подмечая, что и как. Лагерь кишел пустынниками. Сверху, на уступах, дежурили арбалетчики. Всадники чистили коней. Главари громко и жадно делили добычу. Рядовые боевики азартно метали кости, расположившись под выцветшими полосатыми тентами. Чуть поодаль болтались подвешенные над землёй клети. Первая пустовала, во второй жарился на солнце пожелтевший скелет — Призрак решил, его оставили исключительно для устрашения пленников, — в третьей сидел, скукожившись, Сиятельный каган Таймур Тархан. Вепрь не видел лица парня, но подозревал, что синие глаза правителя остаются сухими — мальчишка не из тех, кто станет лить слёзы.
Маскировка удалась на славу — никем не замеченный, Вепрь подобрался к клетям и, приблизившись к прутьям, шепнул:
— Ключи.
— От твоего красноречия, Мелкий, кони дохнут, — сердито шикнул Призрак-Полумесяц.
Таймур встрепенулся, подобрался и уставился с непониманием.
— У кого ключи от клетки, — повторил Вепрь и приспустил платок, открывая лицо.
— Ты⁈ — глаза вытаращил зенки и разинул рот. — Но… как? И ты… говоришь! Ну у тебя и выговор! Прямо как у матушки!
— Ключи!
— Кажется, их забрал Енкур…
Вепрь мысленно матюгнулся. Кажется ему. Точно нужно знать!
— Где он?
— Там, в скале, — указал мальчонка кивком. — С самым главным главарём.
Погань! Час от часу не легче.
Вариантов имелось немного. Первый — отыскать Енкура и каким-то макаром спереть ключи. И второй — расхреначить клеть на глазах полусотни вооружённых до зубов пустынников.
Вывод напрашивался сам.
— Жди, — велел Вепрь.
Глава 13
Отыскать нужную пещеру оказалось непросто: переходы в скалах петляли, как в лабиринте, и всюду сновали пустынники. Благо, большинство не обращало на Вепря никакого внимания: одетый точь-в-точь, как они, он сделался невидимкой. Но расслабляться не приходилось: любой мимолётный вопрос или оклик мог стать приговором — наречия боевиков Вепрь почти не понимал.
В первой же пещере, куда он сунулся, обнаружились незапертые сундуки, доверху набитые серебром и самоцветами. Во второй — такой низкой, что пришлось согнуться в три погибели — валялись затупленные, покрытые ржавчиной мечи и дырявые доспехи, полупустые колчаны и пробитые палицами шлемы — кровавая дань поверженных врагов. В третьей кто-то зычно храпел. В четвёртой бурлил котелок и приторно воняло грибным чаем. Пятой оказалась уже разведанная первая, и Вепрь выматерился, сообразив, что заплутал.
Погань!
Он зашёл, откуда вышел, и уже собирался начать путь сызнова, но приметил пустынника и вжался в стену: не хватало ещё, чтобы его застали рыскающим среди драгоценных запасов — лишние проблемы сейчас ни к чему.
Пустынник шагал, тихонько насвистывая, и тащил закупоренный кувшин и две чаши. Две на редкость богато украшенных чаши. Серебряные, с золотой каёмкой и массивными резными ножками.
Вепрь нахмурился. Вряд ли рядовой пустынник стал бы пить из таких. Парадная посуда для особых гостей, уж таков обычай. А значит…
Бесшумной тенью он выскользнул из укрытия и двинул следом. Пустынник рассекал по каменным коридорам с завидной уверенностью и в конце концов вышел к просторной пещере. Только войти туда Вепрь ему не позволил. Перехватил на подходе, зажал рот, втащил в угол и с хрустом свернул шею.
— Твои люди — совершеннейшие дикари, — изрёк Енкур, когда закутанный в шемаг Вепрь неуклюже наполнил его кубок. Говорил Служитель на новотарханском, и понять его не составляло труда. — Впрочем, ты и сам не лучше. Вот скажи, к чему держать мальчишку в клетке? Как никак, он — каган.
Его собеседник — широкоскулый здоровяк с оливковой кожей и глазами узкими, точно щели — усмехнулся. В оскале блеснул золотой зуб.
— Пока ещё каган, — пробасил он, особенно выделив злосчастное «пока». — Ты умён, старый Енкур, но многого не знаешь. Клеть ломает волю. День-два на жаре, и за глоток воды он мне сапоги вылижет. А заодно и тебе. Подлей-ка ещё! — рявкнул, обращаясь уже