рез кивнул. Каган продолжил.
— Все её… кхм… питомцы будут распроданы, а чертог разрушен: со дня на день я возьму жену и не хочу оставлять… гнездо разврата… — мальчонка помедлил. Вздохнул. Яр заметил, что глаза у него красные. Наверное, плакал или не спал всю ночь. Скорее всего и то и другое. — Ну а ты… Станешь моим телохранителем, наставником в ратных делах и новым советником, заместо Енкура.
Яромир медленно моргнул. Вот же!.. Марий закатился хохотом. Преслава продолжала сидеть, как сидела — она явно не знала тарханского и не понимала ни слова.
Таймур молчал. Видать, ждал реакции. Пришлось говорить.
— Я воин, — сказал он. — Не политик. А ты, каган, у меня в долгу.
— Знаю.
— И обещался выполнить любое моё желание.
— Помню.
— Освободи меня.
Таймур нахмурился. Просьба явно пришлась не к душе.
— Я предложил свободу сразу, как мы вернулись в Шатры, — напомнил он. — Ты отказался.
— Всё так, — кивнул Яромир. — Но теперь мне свобода нужна. Позарез.
— Что же переменилось? — не унимался юный каган.
Яр вздохнул. Ну, что ж. Сгорел сарай — гори и хата.
— Моя женщина в беде, — выдал без обиняков.
— У тебя есть женщина?
— Да. — Ледорез понурился. — И я ей нужен.
— Это она? — парень кивнул на Преславу.
— Нет.
Каган задумался и задумался всерьёз. Он медлил с ответом целую вечность: молчание затянулось так, что Преслава нервно заёрзала. Яр нашарил её ладонь и легонько сжал, успокаивая.
Наконец, Таймур заговорил.
— Хорошо, — сказал чуть слышно. — Раз так, я тебя не держу. Отправляйся на рассвете. Можешь взять в стойлах любого коня.
Яр кивнул. Он уже знал, какого именно жеребца выберет: Енкуров воронок давно запал в сердце.
— Благодарствую.
— Что-то ещё?
— Девушка, — он взглядом указал на Преславу, и та сжалась. — Подари её мне.
— Забирай, — равнодушно изрёк Таймур. — Матушкины игрушки мне ни к чему.
Ледорез постарался изобразить нечто, напоминающее улыбку. Каган улыбнулся в ответ.
— Прощай, Вепрь. Мне будет не хватать наших тренировок. — Он развернулся, чтобы уйти.
— Постой, — окликнул Яромир. — Твоя мать… Не торопись с решениями. Пустынники могли оклеветать её.
Мальчик грустно усмехнулся и качнул головой.
— Ты и впрямь не политик, Вепрь, — сказал он. — Пустынники здесь ни при чём. Я бы никогда не отправил родную мать в башню из-за пустого поклёпа. Матушка затеяла опасную игру и проиграла. Она созналась во всём на допросе.
— Всё равно не торопись. — Яр хорошо знал, как тарханские палачи умеют допрашивать. — Всё-таки — мать.
Каган помолчал, кивнул и вышел. Преслава тут же всполошилась. В васильковых глазах смешались надежда и страх.
— Что? Что он сказал? — она вцепилась ему в руку.
— Сказал, что мы свободны, — изрёк Яромир.
Большего ей знать не требовалось.
* * *
Спать Яромир не планировал. Не собирался даже. Дождался, пока Преслава, свернувшись калачиком, мерно засопит, и выскользнул из опочивальни. Он точно знал, что и где надо искать. Знал, потому как уже мельком видел, только значения не придал: постельному рабу ни к чему сведения о древних артефактах. А вот господарю Седых холмов такие знания очень даже пригодятся. Особенно, если помогут спасти Снеженику. В том, что она в опасности, сомневаться не приходилось. А значит — медлить нельзя. Он и так уже порядком задержался: потерял целый год. Год! Тринадцать долгих лун… За такой срок могло случиться всё, что угодно.
Яромир бесшумно пробирался по тропинкам гаремных садов. Острый месяц горделиво смотрел с небес, ленивый бриз нёс с реки прохладу, и воздух пах далёкими грозами. Где-то там, далеко-далеко за морем, дом. Место, где любят и ждут, несмотря ни на что.
Яр нырнул в заросли ночной магнолии и вынырнул аккурат за беседкой близ Енкуровых покоев. Он торопился. И на то имелись причины…
Память вернулась сразу и вся. Резко, быстро, беспощадно. В момент, когда Преслава назвала его имя, Яромир словно очнулся от долгого сна и теперь всё, о чём думалось — спасение Снеженики. Ясно же, если Бахамут сподобился выйти на поляниц и просить Синегорку о помощи — дело дрянь. Снеженика умирает. И спасти её может только одно. Благо, Яромир хорошо знал, что именно…
Ключи. Чёртовы ключи, сдерживающие колдовскую силу!
У Снеженики имелось два из четырёх. Первый достался вкупе со взбалмошной рыжей упырицей, чьи сочные снежно-белые груди могли лишить покоя и сна даже монаха. Второй ключ — зловещий шаманский череп — Яромир раздобыл той колючей зимой, когда…
Он вздрогнул. Перед глазами встала бойня на заснеженном погосте. Маленькая девочка с косичками. Снеженика. Смертоносные завихрения магии, рёв мертвяков и чудищ, звонкая песнь стали, Горыня, Лютень…
Погань!
Ледорез стиснул кулак до хруста и глухо выматерился. Грудь сдавило тисками, и сердце ухнулось о рёбра тяжёлым камнем. Что он натворил…
Снеженика едва не погибла, выручая его, а он… Он…
Неожиданный порыв ветра заставил поёжиться. Потянуло подвальной гнилью, сыростью и тленом. Луна скрылась за тучами, а звёзды обернулись сотнями жёлтых глаз с вертикальными зрачками. Они следили, щурились, моргали, звали…
Тебе не место среди живых! — прошелестело в густых мангровых кронах. — Твоя душа сгнила!
Сгнила! Сгнила! Сгнила!!! Ты мёртв! Ты наш теперь… Один из нас. Ты — чудовище!
Да. Так и есть. Так и есть…
В тёмных глубинах беседки шевельнулось, булькнув, нечто бесформенное, и Яр сглотнул. Напрягся. Холодный липкий пот заструился по спине. Стало трудно дышать.
Сейчас… Сейчас появится эта тварь, выпростает свои скользкие лапищи, и…
Из тени выступил Марий. Бледный и встревоженный.
— Перестань! — строго шикнул он. — Не кори себя. Особенно сейчас, когда под рукой нет сердцекамня.
Яр хмуро глянул на покойника. Кажется, настало время откровений.
— Там, в Гиблостепях… — хрипло выцедил он. — Я убивал людей. Много. Мужчин, женщин, детей, стариков. Всех подряд, без разбору и повода. Жрал плоть. Запивал кровью…
— Ты был во власти Пагубы и не ведал, что творишь!
Слабое утешение.
Ледорез понурился.
— Я…
— Ты не достоин жизни! — услужливо подсказали голоса.
— Я не достоин жизни… — покорно повторил Яромир.
— Ты чудовище! — душная полночь отразилась от небес гулким эхом: — Чудовище… чудовище… чудовище…
— Я — чудовище…
В голове зашумело, а ноги сделались ватными. Захотелось уснуть и никогда не проснуться.
Он покачнулся.
— Херовище! — рявкнул Полумесяц, резко выдёргивая из сгущающегося забытья. — Залепить бы тебе по роже, да рук нет!
Ледорез шумно вдохнул и часто заморгал, не слишком соображая, что к чему. Что за?..
Марий встал перед ним и грозно смерил взглядом.
— Слушай сюда, мелкий, — сказал жёстко. — Засунь терзания в задницу, да поглубже. Если Пагуба одолеет, мне тебя нипочем не вытащить: я не твоя чудо-жёнушка. Ты изрубишь тут всех к чертям, а потом и сожрёшь — с тебя станется. Хочешь этого? Нет? Тогда будь любезен, намотай сопли на кулак и выручи тех, кто нуждается, а уж потом ной, сколько влезет: слова не скажу!
С полмгновения они молча глядели друг на друга. Первым тишину нарушил Яр.
— Пошли, — коротко бросил он. Прыгнул, ухватился за край, подтянулся и оказался на крыше беседки, в паре ярдов от неплотно закрытого окна.
Полумесяц хмыкнул.
— На здоровье, — пробурчал под нос и двинулся следом.
Библиотека Сиятельного кагана — истинная сокровищница. Её запирали на все замки и тщательно охраняли, ибо великие знания не для простых смертных. К счастью, покойный Енкур предпочитал работать по ночам — днём ему хватало других забот. В его опочивальне за ширмой имелась потайная дверь — прямой путь в библиотеку. «Дабы никого лишний раз не беспокоить», как говаривал сам Служитель. Енкур обмолвился о секретном переходе всего раз, когда долго и нудно вещал о своём монументальном труде — Кратком Бестиарии земель познанных и непознанных. Работая над очередным томом, Служитель упросил Сиятельную каганэ выделить покои, сообщающиеся с библиотекой, чтобы в любой момент можно было погрузиться в исследования. Айра не возражала и исполнила просьбу верного (как она думала) раба.
Яромир тогда слушал вполуха, но на ус намотал. И вот — пригодилось.
Дверь обнаружилась там, где ожидалось. Но чтобы открыть её пришлось потрудиться. Ни тебе ручки, ни замка, ни скважины. Ничего! Ледорез толкал, надавливал, шарил ладонями, пытался подковырнуть и даже снять с петель.
Бесполезно.
— Может, магия? — предположил Марий. — Енкур мнил себя чародеем.
— Мнил, — отозвался Ледорез, продолжая терзать несчастную дверь. — Но не был.
— Есть такое дело, — кивнул Полумесяц. — Но он мог заплатить за услугу и зачаровать дверь свитком.
— Если так, мы в дерьме, — резюмировал Яр.
— Похоже на то.
— Погань!
Ледорез в сердцах вдарил по мудрёному светильнику, торчащему из стены. На редкость искусно сработанный, он представлял собой дракона, сидящего на зубчатой башне.
Нет, дверь не открылась (хотя было бы славно). Зато, тихо скрипнув, открылась драконова пасть.
— Гляди-ка, — Марий кивнул на бойницу. — Тут что-то нацарапано.
Яр прищурился. Всмотрелся внимательно, но разобрать хитромудрую вязь так и не сумел.
Вун дур мур…кур… пха… пхе… Тарабарщина!
Полумесяцу повезло больше.
— Похоже на древнетарханский, — со знанием дела изрёк он. — Забытое наречие. Мёртвый язык пустыни.
— Перевести сможешь?
— Издеваешься? — Марий вскинул бровь, но тут же добавил: — Ладно. Попробую.
Он бормотал что-то, растягивая слоги так и эдак, морщил от натуги лоб и цокал языком.
— Ну? Что там? — не утерпел Яр.
— Вроде, что-то про еду.
Яромир с сомнением поглядел на товарища.
— Про еду? Точно?
— Кажется, точно, — с завидной уверенностью кивнул Полумесяц. — Надо вскормить дракона.