— От судьбы не уйти, полудушник, — выпалил он. — Я — твоё будущее. Ты — моё прошлое. Другого не дано. Гляди же на меня, на великого воина, Яромира Ледореза! Гляди и знай, что тебя ждёт!
Он взмахнул посохом, и Яромир увидел… себя. Не старого, не юного, а такого, как сейчас.
Он стоял посреди пещеры, склонившись у хрустального гроба, что покачивался на златых цепях. В гробу лежала бледная — ни кровинки — …
— Снеженика! — сорвалось с губ, и тот, другой Яромир обернулся. Нахмурился. Но так никого и не увидел.
— Она люба тебе… — скрипел старик. Он сделался невидимым, но голос отчётливо звучал в голове. — И ты её погубишь.
В руке «другого» Яромира блеснул кинжал. Короткий замах, и сталь пробила девичью грудь.
Яр непроизвольно схватился за сердце, шумно втянул воздух и понял вдруг, что рука его ссохлась, одрябла и покрылась старческими пятнами. Пальцы скрючились, а ногти пожелтели.
— Нет! — прохрипел он изменившимся голосом.
Перед глазами всё плыло, сливалось, и мир тонул в белёсом тумане. Краски тускли, силуэты стремительно теряли чёткость и таяли. Всё становилось блёклым. Бесцветным. Пустым. Яр с ужасом осознал, что слепнет.
— Не противься, — шептал старикан. — Прими свой удел. Ты клялся глазами, помнишь? И нарушил клятву.
— Неправда, — выдавил Яр. Дышать стало трудно, в груди саднило, а к горлу подкатывал ком. — Я не причиню ей вреда. Никогда.
— Почему? Потому что любишь? Ха! Не смеши, полудушник. Вспомни своего дружка, Мария. Он был тебе названым братом, но ты убил его. Убил. И съел.
Яр стиснул зубы так, что чуть не раскрошил. Нет, уж. На этот крючок он больше не клюнет.
— Мария убила Пагуба, — твёрдо заявил он.
Видение тут же исчезло. Остался только голос. Надтреснутый и скрипучий, он гудел в сознании навязчивым эхом.
— Ты убьёшь её. Убьёшь свою женщину. Потеряешь глаза и лишишься рассудка. Этого не избежать. Смирись! Ты обречён на одиночество. Все, кто тебе дорог — погибнут. Один за другим. Но я буду ждать тебя. Ведь я — твоя свобода. Твоё безумие. Я — это ты!
Я — это ты!..
Возвращение в реальность вышибло дух. Яромир вынырнул из морока, точно из трясины, и часто задышал, жадно глотая воздух. Слепящая пелена спала, но картина, открывшаяся взору, оставляла желать лучшего.
Связанная Преслава по-прежнему маялась видениями. Магрибы стояли, вскинув руки, и бормотали что-то на неизвестном наречии, а Синегорка…
Двигаясь, точно сомнамбула, богатырша несла колдунам крынку, с великим трудом добытую в пещере Чудес. Сообразить, что воеводица околдована, труда не составило.
— Погань! — ругнулся Ледорез, вскочил и кинулся на бой-бабу.
Синегорка среагировала мгновенно. Увернулась, не позволив себя схватить, и встретила кулаком в челюсть. Удар намечался знатный — Яр был выше на полголовы, и мощный прилёт снизу обошёлся бы дорого, — но Яромир перехватил руку богатырши, и они сцепились. Заломать Синегорку — крупную, мощную, закалённую в кровавых битвах — дело непростое. Особенно, если не пускать в ход кулаки: калечить боевую подругу Ледорез не собирался, а потому попросту норовил подмять под себя и выдернуть из руки злополучный кувшин.
— Отдай крынку! — рявкнул он, но заколдованная богатырша не думала сдаваться.
Она вывернулась из стальных объятий и крепко зарядила коленом промеж ног. Яр, глухо зарычав, согнулся пополам, а Синегорка рванулась к магрибам. Но далеко не ушла: Ледорез ухватил её за косу и дёрнул на себя. Богатырша зашипела, вцепилась в его запястье и крутанулась, безотчётно приложив по уху тем, что держала в руке…
Лязг разбившегося сосуда прозвучал набатом. Всё, что произошло дальше, случилось одновременно.
Магрибы выпали из колдовского транса.
Синегорка взвыла, схватилась за голову и чуть не повалилась навзничь. Яромир насилу успел её подхватить.
Преслава распахнула глаза, рыпнулась встать, охнула — сообразила, что связана — и завозилась, освобождаясь от пут. Она это умела, Яр это знал.
А над черепками многострадальной крынки закружился водоворот чёрного дыма. Мощные толчки сотрясли хижину раз, второй, третий. По стенам побежали трещины, и крыша обвалилась, выпуская на волю тёмное неистовство.
Яромир никогда не видал дэвов и не имел понятия, как они выглядят. Но Енкур в своём «Бестиарии» описал лик пустынного демона. И, надо признать, весьма точно.
Великан, сотканный из угольного дыма. Лысый, могучий, круторогий, с пылающими провалами глаз и песчаным смерчем вместо ног, закованный в кандалы из туго переплетённых…
— Это что… волосы? — прищурился Марий.
— Косы поляницы, — ответил Яр, не заботясь, услышат его или нет.
Дэв расправил плечи и развёл руки. Между ладоней, потрескивая, засверкали молнии. Демон захохотал, и смех был подобен грому.
— Он собирается ударить! — выпалил Марий.
Яр видел это. И понимал — после такого удара от хижины останется только дымящаяся воронка, а от всех, кто в ней — горстка пепла. Но…
Пока на Дэве косы, его можно подчинить. Яромир это знал. И магрибы, похоже, тоже…
Колдуны взялись за руки, образовав живую цепь, и басовито забуробили, частя словами.
— Заклинание! — сообразил Яр.
Погань! Если магрибы доведут дело до конца, самый могущественный демон пустыни сделается их покорным слугой, и тогда…
Страшно даже представить, что они сотворят, имея такую власть!
— Их надо остановить! — крикнул Марий. — Иначе кранты!
— Знаю. — Ледорез усадил сомлевшую Синегорку и бережно прислонил к стене. — Пригляди за ней, — бросил товарищу и, выхватив кинжал, ринулся на магрибов.
Биться с чародеями всегда непросто. В Гильдии учили не обманываться отсутствием доспехов. Любой безоружный, облачённый в холщовую робу колдун мог уничтожить целый отряд мановением руки. В бойне у башен горстка некромантов дала жару лучшим воинам Гильдии, а маленькая девочка с косичками в одно мгновение обратила Яромира в одержимого жаждой плоти демона…
Надеяться, что сейчас будет проще, не приходилось, и Яр готовился к худшему. Магрибы запросто могли испепелить его, превратить в слизня или, не мудрствуя лукаво, снова закинуть в мир грёз и кошмаров.
Но…
Для этого им придётся прервать заклинание подчинения. На это Ледорез и рассчитывал.
Он прыгнул на колдунов, и они расцепили руки, чтобы отбросить его. Контрудар отшвырнул Яромира в стену. Да так, что хлипкая мазанка проломилась. Падая, Яр успел сгруппироваться, вскочил и… замер: песок под ногами забурлил, вздыбился, и наружу показались огромные клешни. Здоровущие — с телка трёхлетку — скорпиды выбирались на поверхность и хищно шевелили жвалами. Длинные суставчатые хвосты угрожающе изгибались над телами в хитиновых панцирях. Острые жала влажно блестели.
«Яд», — понял Яромир.
Вот же… погань!
Глава 27
Твари мерзко шипели, щёлкали клешнями и выбрасывали вперёд острые жала, точно копья.
После первых двух атак Яр затосковал по мечу из гномьей стали. После ещё нескольких — по щиту.
— Хорошо ещё, что они не слишком большие! — ободрил Марий, и немедленно захотелось его прибить. — Помнится, я где-то читал, такие вырастают до двух саженей в длину. Может, это детёныши?
«Если так, не хотелось бы встретить их мамашу», — угрюмо подумал Яр, кромсая клешни, жвала и хвосты направо и налево.
Магрибы добились своего. Грёбаные скорпиды окружили плотным кольцом, и раскидать их на раз-два не получалось — шанс прервать заклинание был безнадёжно упущен. Колдуны снова образовали цепь, и чародейская песнь полилась, заставляя очухавшегося было Дэва изогнуться в пароксизме страданий.
Демон издал вопль, полный бессильной злобы, а Яромир скрежетнул зубами. Дело дрянь. Сейчас они его подчинят, и пиши пропало: ясно же, на ком магрибы в первую очередь испытают сокрушительную мощь новой игрушки.
«Если помру, Снеженику не спасти, — размышлял Яромир, увёртываясь от щёлкающих клешней. — А Преславу с Синегоркой так вообще ждёт участь похуже смерти — станут куклами колдунов…»
Погань!
Зарычав, он пробил кинжалом очередной хитиновый доспех, и поверженный скорпид пронзительно запищал.
Меньше на одного. Но всё ещё слишком много…
На редкость шустрые, скорпиды мгновенно реагировали на малейшее движение и не давали приблизиться к хижине: норовили пронзить жалами, напитать ядом, цапнуть клещами. Ледорез бился, но драгоценные мгновенья утекали, как песок сквозь пальцы: ещё немного, и всё будет кончено — магрибы почти завершили ритуал: Яр понял это по грому в покрасневшем небе и полному ненависти вою демона.
И тут он увидел. Поймал взглядом взгляд. Синий, как летнее небо, он мелькнул за один удар сердца, а в следующее мгновение Преслава с воинственным кличем поляниц обрушилась на ближайшего к ней колдуна. Повисла на магрибе, предплечьем обхватив шею, и тот, захрипев, вцепился в руку княжны.
— Она разорвала цепь! — воскликнул Марий. Верный слову, он оставался подле Синегорки, которая так и не пришла в себя. — Ай да девица!
Яр напряг все силы. Преслава подарила ему мгновение. Такое, за которое потом до гробовой доски положено шнапсом поить и разносолами потчевать. И упускать его Яр не планировал. Но имелся нюанс.
Дэв.
Демон высвободился из оков заклинания и взвился вихрем чёрной ярости. Взревел. На ладонях засверкали молнии: Дэв готовился сокрушить тех, кто осмелился посягнуть на его свободу.
Мир вокруг потемнел, теряя краски, а время замедлило бег. Яромира бросило в жар, потом резко в холод.
— Преслава! — проорал он, отпихивая членистоногую тварь, норовившую пронзить его жалом. — Беги!
И княжна услышала. Рванулась прочь, но поздно: Дэв ударил. Яркая вспышка ослепила, и мощнейший взрыв сотряс землю, вздымая песок до самых небес.
Ударная волна отшвырнула Ледореза, словно тряпичную куклу. Он пролетел несколько ярдов и грохнулся, впечатавшись мордой в раскалённый такыр. Подняться получилось не сразу: перед глазами плыло, в ушах звенело, а ноги отказывались держать. С грехом пополам Яр всё-таки принял вертикальное положение. Скосоротившись, выдернул из бедра обломок острого жала. Весь в песке, кишках и слизи (скорпидов знатно разметало), шатаясь и заваливаясь на бок, он побрёл к ярящемуся демону.