— Да у тебя за душой ни гроша, окромя того, что на тебе надето! — всколыхнулся гребец Егоза. — Мы всё на Лисьем острове спустили, а здеся ты последним жемчугом расплатился!
— Справлюсь, не впервой, — отмахнулся Ледорез. — А вы отныне сами определяйте свою судьбу. Можете воротиться домой, к семьям. А ежели охота, отправляйтесь бороздить моря с Бером: когг оставляю вам.
Все семеро переглянулись. Похоже, большинство не верило ушам.
— Неужто даже откупа не взыщешь? — с сомнением вопросил коротышка-кок по прозвищу Лапоть.
Ледорез окинул строгим взором всех и сразу. За полмесяца скитаний по морям они сплотились, забурели и стали настоящей командой. Бер, Лапоть, многомудрый Улар, долговязый тарханец Менглей, угрюмый силач Дикобраз, златокудрый лерийский красавец Арталаст, неугомонный весельчак Егоза, знающий тысячу баек… Бок о бок они шли сквозь туманы, ловили парусом лихие ветра и боролись со штилем, дружно налегая на вёсла. Делили друг с другом невзгоды и радости, чёрствый хлеб и хмельной ром. Мастерили снасти, удили рыбу и осваивали морские премудрости. Да, они стали командой… и доставили своего капитана к родным берегам. Ледорез глядел на них и понимал: их пути больше не пересекутся. Никогда. Поэтому лучшее, что он мог сделать для морских побратимов — даровать свободу.
— Я всё сказал, — отрезал он твёрдо. — И решения не изменю.
Молчание продлилось несколько долгих мгновений: сердце успело трижды ударить о рёбра.
— За лучшего из капитанов! — вскочив, проорал Егоза и вскинул чарку.
— Великое Солнце да хранит его дни! — поддержал тарханец-смотрящий.
— Слава светлому йаарлу!
— Здравствуй тысячу зим, добрый господин!
Чарки стучали одна о другую. Бывшие невольники пили, закусывали и наперебой желали здравия, удачи и славы. У Яромира пылали уши. Благо, никто, кроме Мария, этого не замечал.
На закате они расстались. Яромир долго смотрел, как паруса когга уходят в закат и от чистого сердца желал парням удачи, какой бы путь они не избрали. А у него имелся свой. И он намеревался пройти его до последнего шага…
* * *
Приморский городок близ Красного залива ожидаемо звался Красными Бродами и стоял там, где Закатная река, разбившись на десяток рукавов, сливалась с морем Лихих ветров. Город был мал: харчевня, две улицы, постоялый двор у самых ворот да пристань с доками. Поговаривали, когда-то Броды процветали и едва не сделались столицей, но постоянные набеги песеголовцев и атаки неугомонных ушкуйников так и не дали городку подняться: Броды превратились в перевалочный пункт, откуда торговые галеры стремились вверх по течению — в красавец Златобор. Туда устремился и Яр. Вышел к большаку и бодро зашагал на север. Идти предстояло долго, шесть десятков вёрст, но по доброй погоде и в хорошей компании шагать одно удовольствие: день-другой, и ты на месте.
Леса вокруг полыхали: золото, бронза, ядрёный багрянец и рыжая медь. Осень в здешних краях не скупилась на краски, особенно сейчас, в канун Листопадова дня, и Яр наслаждался лихим многоцветьем. Только теперь он понял, как сильно скучал. Скучал по кудрявым берёзам, осинам с резными листами, дубам-колдунам и соснам, высотой до неба. Тосковал по прохладному ветру и запаху костров. По высокому небу, оврагам, быстрым ручьям и прозрачным, точно русалочьи слёзы, озёрам. Он шагал, и казалось, сама земля шепчет: «Ты дома. Ты дома теперь. И ничего худого не случится, ведь ты там, где должен быть!», и сердце заходилось от непонятного щемящего счастья.
* * *
Дуб стоял близ путевого столба. Раскинул тяжёлые руки-ветви, впился толстыми корнями в разомлевшую от дождей землю. Высокий, могучий, древний, как само Небо, он чернел в сгустившихся сумерках. Над раскидистой кроной с гаем кружило вороньё.
Яромир прошёл бы мимо, если бы не одно «но»: на узловатых сучьях болтались, выпучив незрячие зенки, порядком посиневшие висельники. Марий насчитал пятерых. У каждого на груди красовалась табличка.
— «Небомерзкий колдун», — вслух прочёл Полумесяц и нахмурился. — Что за?..
Яромир смерил всю пятерку мрачным взором. Не походили они на колдунов. Совсем. Обычные смерды: косматые, бородатые, в залатанных одеждах. Такие растят хлеба, за скотиной ходят да Небу на дожди молятся. Подозрительно…
— Может, похороним? — предложил Марий.
— Нет, — коротко ответил Яр, наткнулся на осуждающий взгляд товарища и пояснил: — Не мы вешали — не нам снимать. Пошли.
Марий пробухтел под нос пару ругательств и нехотя двинулся следом, продолжая ворчать, но Ледорез пропустил упрёки мимо ушей. Незачем лезть, когда сути не знаешь. Мало ли, вдруг и впрямь колдуны? Обернулись смердами, бродили по селеньям и творили чёрные дела. Всякое бывает.
Так он думал ровно до следующего дуба. На нём, в отличие от предыдущего, среди повешенных обнаружилось две полнотелых молодухи и девчушка зим девяти в изорванном платьице.
Яромир скрежетнул зубами. Погань!
Марий выразительно посмотрел на него матом. Да таким ядрёным, что уши полыхнули.
— Опять скажешь, не наше дело? — Сердито бросил призрак и кивнул на несчастную девчушку. — Эта, поди, самая злостная колдунша из всех!
Ледорез наградил товарища замогильным взглядом, и Полумесяц тут же умерил пыл.
— Прости, — изрёк примирительно. — Забыл.
— Проехали, — буркнул Яр.
Белокурая девочка с косичками навечно обосновалась в его кошмарах, но это не значит, что все без исключения малявки являют собой зло воплоти.
— Ну так что, снимешь их? — Полумесяц мотнул головой в сторону висельников.
Яромир вознамерился ответить, даже рот открыл, но осёкся на полуслове: за изгородью у поворота мелькнула тень. Тень не таилась, приблизилась и обрела вполне конкретные очертания коренастого мужичонки с проплешиной на макушке и длинной тонкой розгой в руке. Одет мужичок был просто: холщовая рубаха, короткий зипун, порты, онучи да лапти. Рядом, брякая колокольцем, мекала белая пучеглазая коза.
«Селянин», — смекнул Яр и убрал ладонь с рукояти кинжала, что висел за спиной в поясных ножнах.
— Добре, пане, — молвил селянин.
— Мир тебе, — ответствовал Яр, учтиво поклонившись.
Поклон явно согрел незнакомцу сердце, и мужичок добродушно улыбнулся.
— Впервой в наших краях? — спросил он.
— Домой воротаюсь, — соврал Яромир. — За морями службу служил.
— А дом-то где?
— В Колосьях, — брякнул Яр первое, что пришло на ум.
— Далече… — протянул селянин. — А долго ль служил за морями?
— Годину с лишком.
Селянин впечатлённо присвистнул, а Яромир вознамерился прояснить непонятное.
— За что их повесили? — спросил, кивнув на болтающихся в петлях бедолаг.
— Знамо, за что, — селянин принял важный вид. — За колдунство небопротивное!
— И… эту маленькую? — уточнил Яр.
— Её особливо.
— Чего ж она сотворила?
Селянин подался вперёд, сузил глаза и понизил голос:
— Веткой на песке знаки ведьмовские выводила!
— Серьёзное преступление, — ответствовал Яр и переглянулся с Марием. Призрак сделался мрачнее тучи, тёмные завитки упали на белый лоб, а ноздри гневно раздувались.
— Ребёнок. Просто. Рисовал, — выцедил Полумесяц, чеканя каждое слово.
— А то! — Селянин осенил себя защитным знаменьем. — Благо, мачеха ейная вовремя подметила да спохватилась: стражей небесных вызвала, чтобы покарали нечистую. Такие уж они, Хозяйкины прихвостни, так и норовят под мирских заделаться!
— Хозяйкины? — нахмурился Ледорез.
— Ага. Ейные. — Селянин снова коснулся лба и груди и, видимо для верности, трижды плюнул через левое плечо. — Она, поскудная, зиму с лишком как Пресветлого князя нашего, защитника всеблагого, Хотенея проклятием прокляла. Порчу наслала, да сглаз, да всё сразу. Сама в Седых Холмах укрылася, а прихвостней своих — колдунов да чудодеев треклятых — во все края направила: людинов губить!
Яромир помрачнел. Вот, значит, как! Хотеней решился применить излюбленный приём.
— Вполне в его духе, — поддакнул Марий, всё ещё не сводя взгляда с несчастной девочки.
— Слава Небу, Хотеней велел приспешников хозяйских ловить да вешать. Всех, без исключеньев!
— И кто же их ловит? — полюбопытствовал Яр.
— Как, кто? Стражи небесные. Токмо они нынче и хранят наш мир!
— Ясно, — вымолвил Яромир и снова поклонился. — Благодарствую, мил человек, за добрую беседу. Пора мне в дорогу.
— Ступай, служивый, — поклонился селянин в ответ. — Да торопися: до Колосьев далече, а час уже поздний — по ночам токмо Хозяйкины прихвостни по большакам и шастают.
— Учту, — сказал Яр и, отсалютовав на прощание, двинулся в путь. Мрачные мысли шуршали в голове опавшей листвой. Небесная стража, значит… Ну-ну.
— Похоже, есть смысл разжиться оружием, — сказал Марий, когда они отошли достаточно далеко.
— Похоже на то, — коротко бросил Яр и на ближайшей развилке уверенно свернул направо, в сторону постоялого двора.
Глава 42
Ледорез взгромоздился на стул и сложил на столешнице пудовые кулаки. Зыркнул исподлобья.
— Пива и койку.
Дородная шинкарка смерила его цепким оценивающим взглядом и мгновенно сделала необходимые выводы.
— Серебряк, — бросила коротко, с ленцой протирая плошки.
Яр был готов к такому повороту.
— Дров наколю, — сказал он.
Шинкарка усмехнулась.
— Добре. — Отставила одну плошку и тут же принялась за другую. — А ежели в поленницу по уму разложишь, ушным спотчую.
Посул вышел более чем заманчивым.
— Идёт, — сказал Яромир и, меньше, чем через полсвечи, уплетал сочное, жирное, ароматное, щедро сдобренное растопленным маслом ушное ложка за ложкой: не работать же на голодное брюхо, в самом-то деле.
Постояльцев было немного: троица приличного вида торговых гостей — судя по долгополым, подбитым бобром зипунам, с Западных окраин, — угрюмый скиталец с усталым лицом, да четверо бравых ребят с плечами в сажень. Они заинтересовали особенно, и Яр, попивая горькое пиво из тёмного солода, украдкой поглядывал на компанию.