Молодые. Крепкие. Рослые. С наглыми рожами и подстриженными на модный лад бородками. Ржут, аки кони, а на поясах — мечи. Навершия оголовий в виде ока скованы.
— Думаешь, Небесная стража? — нахмурился Марий.
— Не иначе, — тихо ответствовал Яр.
— Какого ляда они здесь забыли? — пробормотал Полумесяц. — До большака с полверсты.
— Мир хранят, — с издёвкой фыркнул Яромир и, наклонив миску, выхлебал бульон от ушного.
Колоть он отправился под утро. До рассвета, ещё затемно. Уложил на колоду первую чурку, поплевал на ладони, взялся за колун, и дело пошло: полешки так и отскакивали одно за другим. Яромир вспотел, аки пёс, и стянул сырую рубаху. Промозглый осенний ветер студил разгорячённую кожу, путал взмокшие волосы и уносил прочь летящие из-под колуна щепы.
Славное доброе дело.
Но не только за ради поленьев Ледорез выбрался на двор ни свет ни заря: он наблюдал.
Первым поссать вышел окраинный купец. Шагал он бодро и выглядел трезвым, свежим и отдохнувшим. Насвистывал даже. Выспался, видать. Справив нужду, торговец сполоснул рожу в бочке, отплевался и спешно юркнул обратно в харчевню. На колющего дрова Яромира он не обратил ни малейшего внимания.
Потом, много позже, на дворе показался угрюмый скиталец. Он глядел на Ледореза долго и многомудро, будто что-то хотел сказать, но так и не сказал; а насмотревшись вдоволь, глубже натянул капюшон дорожного плаща и двинул к большаку, тяжело опираясь на длинный посох.
С первыми петухами выскочила на крыльцо шинкарка. Выплеснула помои, дала поросям объедков и наградила Ледореза улыбкой и крынкой тёплого парного молока.
Тот, кого Яромир ждал, появился, когда ленивый осенний рассвет едва-едва лизнул небо, прочертив у горизонта длинные тонкие красные полосы.
Бравый мо́лодец заметно пошатывался. Ноги его заплетались, морда горела, а перегаром несло так, что даже Марий сморщился. Добравшись до угла, небесный страж вознамерился опорожниться.
Ледорез беззвучно подобрался ближе, встал за спиной и сложил на груди руки. Отвлекать парня от важного занятия не стал: решил обождать, а то мало ли…
Молодец стряхнул последние капли, затянул тесёмки, оправился и, развернувшись, дёрнулся от неожиданности.
— Совсем сдурел, окаянный? — заплетая языком, упрекнул он. — А ну поди прочь!
Яромир не сдвинулся с места.
— Мне нужна твоя кольчуга, — отчеканил гробовым голосом.
— Ч-чего-о? — протянул здоровяк, набычившись.
— Кольчуга, — повторил Яр. — А ещё меч и лошадь.
— И плащ, — добавил Марий и, зевнув, поёжился, — а то по утрам чёт как-то зябко.
— И плащ.
Мо́лодец нахмурился и медленно моргнул, переваривая услышанное. Переварил.
— Ах, ты, пёс смердящий! — пророкотал, хватаясь за меч. — Да я тебя на куски пору…
Больше ничего сказать он не успел, как не успел и обнажить клинка: упал, сражённый коротким и точным ударом в челюсть.
Яромир подхватил здоровяка под мышки, оттащил к амбару и раздел под заунывное мычание коров. Стянул сапоги мягкой кожи и с удивлением обнаружил, что они тоже пришлись в пору. Повезло! Облачившись в шерстяную тунику и стёганку, Яр напялил кольчугу (она оказалась чуть коротковата), опоясался чужими ножнами и проверил, справно ли ходит меч. Клинок был хорош. Конечно, не гномья сталь, но видно — кузнец постарался на славу: холодные блики плясали вдоль дола обоюдоострого лезвия, рукоять удобно ложилась в ладонь, а сработанная под углом крестовина позволяла легко крутить клинок так и эдак.
— Ну как? — спросил Марий.
— Сойдёт. — Яр отправил меч в ножны. — Пойдём искать лошадь.
На конюшне возникли затруднения.
Выяснить, какая именно коняга принадлежала незадачливому небесному стражнику, не представлялось возможным. Зато купеческих коней Яр определил без труда: особая порода — окраинный рысак — отличалась затейной, серой в яблоках, мастью. Их трогать Ледорез не стал, как оставил без внимания невзрачного рыжего мерина и старую кобылку с шерстью цвета пыли. Эти, вне всякого сомнения, являлись собственностью хлебосольной шинкарни. А вот четыре жеребца — могучие, под стать хозяевам — сбили с толку: какой из них тот самый? Яр не знал. Поэтому, не мудрствуя лукаво, оседлал того, который больше глянулся. Тёмно-гнедой черногривый красавец фыркнул, смерив Яра угольным взглядом, и сердито дёрнул ухом.
— Ничего. — Яромир потрепал его по холке и сунул ногу в стремя. — Привыкнешь.
Сразу за воротами Ледорез пустил коня в галоп. Он не знал, сколько времени пройдёт, прежде чем Небесные стражи пустятся в погоню, а рисковать не хотелось: куда как проще оторваться и запутать следы. Яр привстал в стременах, и жеребец лихо перемахнул через изгородь на всём скаку. Большак остался позади, а впереди замаячил густой ельник, полный быстрых лесных ручьёв.
* * *
Яромир запомнил Златобор другим. Совсем другим. Величественный, яркий, златоглавый да белокаменный, он поражал столичным размахом и гудел, точно улей. Шум, гам, толчея, суматоха и вечная спешка — таков был красавец-Златобор.
Сейчас же город молчал, погружённый в зловещую гулкую тишину, и только вороньё с гаем кружило над теремами. Яр двинул бы в объезд, если б не дорожил временем: путь сквозь Совиные Дебри увеселительной прогулкой не назвать, а переправу через Перевал — так тем более. Златобор же — град столичный. Здесь большой торг, площадь, широкие мостовые из крепких досок и две добрые пристани по обе стороны Закатной. Туда Яромир и нацелился: лодок у причала извечно пруд-пруди, и найти попутную проще простого. К тому же, теперь у него имелись деньги: золотые филины Перелесья обнаружились в мошне поверженного небесного стража. Так что… При монетах, мече, на горячем караковом скакуне да в плаще с меховой опушкой Яромир вполне мог сойти за знатного боярича, на что и уповал. Ради поддержания образа даже умылся в ручье и кое-как разгрёб пальцами сальные лохмы.
— Красавец! — подколол Марий, за что был обласкан злобным взглядом и пригоршней ледяной воды.
За ворота Яромир попал не сразу — караульные долго упирались, расспрашивали, разглядывали и вообще не проявляли должного гостеприимства: то подорожную требовали, то какую-то грамоту, подтверждающую, что не чародей, то поручительства княжьего с печатью Ордена Всезрящего Ока. В конце концов, утомлённый беседой Ледорез бросил на обочину решающий аргумент — золотого филина. Схватка, которая за этим последовала, неожиданно позабавила. Экие скопидомы! Разнял караульных старшой. Разнял, обругал, пристыдил, наградив парой оплеух, и отобрал монету. Попробовал на зуб, сунул за пазуху и тут же сердито зыркнул на молча сидевшего в седле Яромира.
— Проезжай и не шали боле, — строго изрёк он и велел своим отпереть ворота.
Так Яромир оказался в стольном граде, из которого бежал целую вечность назад, прихватив с собой шаманский череп.
— Интересно, какой бы шум поднялся, узнай они, что впустили самого́Кощея Бессмертного? — философски вопросил Марий, обернувшись.
— Никакой, — уверенно заявил Яр.
— Почему это?
— У них нынче другие заботы. — Кивком Яромир указал в сторону площади, где на косых крестах висели женщины в изорванных одеждах.
Мёртвые. Прибитые гвоздями. Изуродованные. Исполосованные хлыстом.
Кто-то особенно добрый отсёк им уши, выколол глаза и начертал кинжалом на лбах слово. Всего одно.
«ВЕДЬМА»
Глава 43
Яромир глядел на распятых, стиснув зубы чуть ли не до хруста. И, чем дольше смотрел, тем сильнее хотелось свернуть Хотенею шею.
Чёртов безумец! Совсем, видать, умом тронулся, раз творит такое.
— Любо-дорого поглядеть, а? — задорно вопросил рослый румяный парень.
Ледорез давно его заприметил и сделал нужные выводы: лихой, молодой, дерзкий, во хмелю, на поясе меч знакомой ковки, за спиной тяжёлый синий плащ.
Небесный страж.
Яр смерил его хмурым взглядом, но парень даже бровью не повёл. Крепко подогретый шнапсом, а потому совершенно беспечный, он явно жаждал почесать языком.
— Ты ведь один из нас, верно? — парень кивнул на меч в ножнах и красноречиво икнул.
Яромир не ответил. Не кивнул даже. Он вознамерился дать коню шенкеля и свернуть в ближайший проулок, но Марий остановил:
— Погоди. Послушаем, что скажет.
Яромир скрежетнул зубами, но остался на месте. Как ни крути, пьяный трёп иной раз полезней разведки.
— Сучки долго морочили всем голову, — бойко изрёк румяный весельчак. Видать, не сомневался, что толкует с сотоварищем. — Вон та, блондиночка, убеждала всех, будто невиновна и требовала честного суда, представляешь? Экая паскудница! А той рыжей мы с парнями титьки отрезали. Ха!
Яромир стиснул поводья, чтоб ненароком не смазать ублюдку по довольной роже. Стервец всё говорил и говорил, бахвалясь подвигами, а потом вдруг выпалил:
— А у тебя сколько?
Вопрос сбил с панталыки, и Ледорез озадаченно нахмурился. Парень заторопился разъяснить:
— Ну, ведьм сколько споймал? Много?
— Не считал, — выцедил Яромир.
— У нас в Златоборе за каждую филина дают, а их тут пруд пруди. Куда не плюнь — всюду ведьмы. Озолотимся, брат!
«Не брат ты мне, гнида златожопая», — хотел сказать Яр, но Марий цыкнул и велел смолчать. И правильно: поддатого стража всё больше разбирало на откровения.
— Ты, я вижу, мужик толковый! — заявил он и отхлебнул из бурдюка. Ядрёный запах шнапса ударил в ноздри. — Такие в Ордене ох как нужны! Наш старшой не угомонится, пока самую главную не споймает. К ней… ик… и подбирается.
— В Ордене? — озадаченно пробормотал Марий.
— Главную ведьму? — насторожился Ледорез.
Парень качнулся вперёд, прижал к губам указательный палец и шикнул, брызнув слюной.
— Хозяйку Холмовую, — заговорщически прошептал он, воняя перегаром. — Это она, паскудница, князя Пресветлого околдовала. Порчу наслала: красоты лишила и уродство навела! А опосля приспешникам своим велела народ мирской губить. Но мы — небесные стражи Всезрящего Ока (он приосанился и ударил себя кулаком в грудь) — такого не допустим! Всех переловим! Всю нелюдь истребим! Во имя Святого Неба! Во имя Всезрящего Ока!