Ничего не происходило. Совсем. Не запульсировало, ожив, вампирское сердце. Не вспыхнули ядовитым пламенем скверны глазницы шаманского черепа. И срезанные косы Заряславы по-прежнему валялись путанным комом. Каверна оставалась холодной, тёмной и безжизненной, точно склеп.
Яромир вздохнул. Стало быть, крови не хватило. Ну, раз так…
Он достал кинжал из ножен и проверил пальцем — достаточно ли остёр.
В самый раз… Можно приниматься за дело: коли нужно больше крови, за ним не постоит.
Только сперва надобно попрощаться.
Яромир склонился над гробом. Скользнул взглядом по бледному лицу супружницы и прильнул к навеки остывшим губам долгим безответным поцелуем.
— Прости, — прошептал чуть слышно. Опустился на колени, мысленно прощевался с Марием, приставил нож к глотке, наскоро счёл в уме до десяти, и…
Свеча угасла.
— Нет!!!
На руку опустилась холодная длань. Пальцы разжались. Кинжал, лязгнув, упал на камни. Губы нашли губы, и Яр, всё ещё страшась открыть глаза, стиснул Снеженику в объятиях и целовал, целовал, целовал, а она отвечала так горячо, так жадно и отчаянно, будто им двоим отмерили лишь полмгновения.
— Ты… — хрипло шептал он, вдыхая, впитывая запах жасмина-чубушника. — Живая.
Снеженика плакала. Её лицо было мокрым от слёз, а на губах оставался солёный привкус. Она хотела что-то сказать, но лишь тихо всхлипнула, и Яр поцеловал её снова.
— Ура-а-а! — вскрикнул кто-то, и Яромир с ужасом обнаружил в пещере всех, кого давеча выпроводил.
Бахамут, Лютень, Когтеслав, Благомысл Светлопамятный, Гордея и, конечно же, Марий. Куда же без него.
— Я таки говорил, он сообразит! — торжественно выпалил Бахамут, а Когтеслав украдкой смахнул лапой скупую слезу. — Говорил! А вы не верили!
Яр усмехнулся. Экий засранец! Сам же, поди, первый и не верил.
— Лютень! — окликнул Бах. — Колдуй стол! Будем праздновать!
— Уж я наколдую! — радостно обещал полуволк, потирая руки. — Всем устрою пир души! Век помнить будете.
— Пойдёмте-пойдёмте! — заторопился Бахамут. — Вино стынет! Да и масло само себя на блин не намажет.
Яромир поднялся, подхватил Снеженику на руки… и тут же скривился от боли.
— Что? — взволновалась она, высвобождаясь из объятий. — Ты ранен?
— Пустяки. Царапина, — успокоил Яр. — Приложу кота, и всё как рукой снимет.
Когтеслав Долгоусович утверждающе муркнул и, торжественно распушив хвост, поспешил за Бахом и остальными.
— Какой глубокий порез! — охнула Снеженика, оглядывая рану. — Кто тебя так?
— Долгая история.
— Расскажешь?
Яр усмехнулся, с ужасом представляя, из какой дали придётся начинать.
— Возможно, позже.
— Хорошо, — кивнула Снеженика.
— Пойдём. — Яр сделал шаг, и всё поплыло. Пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть.
Погань.
— Ты слишком ослаб. — Снеженика нырнула под его руку. — Держись крепче, я перенесу тебя в замок.
Ледорез нахмурился.
— А тебе под силу?
Супружница украдкой обернулась на гроб, где так и остались лежать ключи-артефакты.
— Думаю… да, — сказала она, обхватила его за талию, коротко крикнула что-то на языке Последних, и мир взорвался искрами.
* * *
Лютень не соврал: пир удался на славу. Терпкие вина, пиво и сладкий мёд, кабанятина и оленина, зажаренные до хрустящей корочки каплуны, свежая форель, разделанная тонкими, чуть подсоленными пластами, кровяная колбаса, сало с чесноком, орехи, спелые ягоды, маринованные грибы… Чего только не было!
Бахамут упражнялся в красноречии, выкрикивая здравницу за здравницей, Лютень и Когтеслав пели дуэтом, Марий то и дело подпевал (хотя всё больше обнюхивал вяленую камбалу), маленькая Хавроша без удержу лопала сладости, запивая брусничным морсом, Благомысл и Гордея наворожили целый сонм разноцветных чародейских огоньков, заставили их плясать, и порядком подросший Барсик тут же принялся гонять светляков по чертогу…
Яромир и Снеженика уединились в самый разгар веселья.
Господарская опочивальня располагалась в особом крыле — проникнуть туда тайком да без спросу не смогла бы даже вездесущая Люсинка. Кровать впечатляла размерами, свечи мерцали, огонь в очаге уютно потрескивал, а над вместительной лоханью поднимался пар.
Яр хмыкнул. Предусмотрительно!
— Ты наколдовала всё это пока мы пировали? — вопросил, вскинув бровь.
— Нет, что ты, — мотнула головой супружница. — Пока шли.
Вот же!..
На другие расспросы Яромир тратить времени не стал. Успеется. А сейчас…
— Иди-ка сюда. — Он сгрёб жену в охапку. Вжал в стену. Впился в губы. Как они добрались до кровати, он бы не вспомнил даже под пытками.
* * *
Когда Яр обоснулся среди ночи, Снеженика стояла у раскрытого окна. Босая. Голая. К луне лицом, к Яромиру… спиной. Скользнул Яр взглядом по этой спине, по манящим ямочкам на крестце и сочным ягодицам, и понял: на сегодня с женой он ещё не закончил.
Тихонько выбрался из кровати, подошёл ближе, поцеловал в плечо, в шею, развернул, и…
… почерневший, изъеденный червями лик вперился в него безумным взглядом пустых глазниц, ощерился безгубым ртом.
Все, кто тебе дорог — мертвы!
Захлебнувшись криком, Яромир сел на постели. Насквозь потный, ошалелый и потерянный. Задышал рвано, жадно, часто.
— Тише. — Ладонь опустилась на плечо, и его передёрнуло: кошмар не отпускал. — Тише. Это я. — Прикосновение губ к разгорячённой коже. Знакомый запах. Голос. — Я…
Яр шумно выдохнул. Притянул Снеженику к себе, крепко обнял и уткнулся носом в грудь.
— Ты сильно истощён, — прошептала она. — Душа так и кровит.
Яромир не стал спорить. Высвободился из объятий, прошлёпал босыми ногами к столу и налил себе воды. Выпил. Налил снова, отошёл к окну и сделал вид, что любуются острыми верхушками елей.
Снеженика молчала. Он тоже молчал. Но всё время молчать не получится. Яр отчётливо это понимал, а потому решил не затягивать.
— Я не всё тебе рассказал, — проговорил, не отводя взгляда от посеребрённых луной холмовых просторов. — О своих скитаниях.
Ответом послужила тишина: Снеженика терпеливо ждала, когда он наконец решится. Это было непросто…
Яромир отставил кубок и вцепился в подоконник так, что пальцы побелели. Понурился. Слова подобрать не получалось.
— Я… делал вещи, которыми нельзя гордиться, — наконец выдавил он.
Не говоря ни слова, Снеженика подошла к нему и прильнула сзади. Легче от этого не стало: к горлу подкатил ком.
— Я убивал, — продолжил Яр, давясь фразами. — Калечил. Насиловал. Сношался, как животное, на потеху богатеев. Я…
— Я знаю тебя, Яромир Ледорез, — прошептала Снеженика. — Ты никогда не причинишь зла ради забавы. У тебя доброе сердце и чистая, хоть и измученная, душа. Ты долго носил в себе Пагубу. Ты был одержим тёмной силой, лишился памяти, попал в рабство, но теперь… Теперь всё в прошлом. Ты здесь. Со мной.
— И ты примешь меня, после всего… — Яромир сглотнул. — Простишь?
— А ты меня? — Она развернула его к себе. Заглянула в глаза.
— Давно простил. — Яр поцеловал её так нежно, как только мог, и крепко обнял. Вот бы никогда не отпускать! На сердце потеплело и сделалось легко, будто камень с души свалился.
Всё-таки прав был старина Бахамут: сила людей — в прощении…
Однако имелся ещё один важный вопрос, который требовал безотлагательного решения.
— Снеженика… — Яр чуть отстранился и взял в руки холодные ладошки жены. Выждал. Поймал взгляд. Собрался с духом и спросил: — Скажи честно, ты — дракон?
Глава 52
— Хорош, Яр, завязывай. — Марий уселся на стол прямо перед его носом. — Всё не так и плохо.
Яромир зыркнул на него исподлобья и хлебнул терпкой браги из бурдюка. Полумесяц, как водится, понял его без слов.
— Подумаешь, дракон! — протянул он. — У всех свои недостатки. Я, к примеру, мёртвый. А Когтеслав Долгоусович так вообще — кот!
— Она могла хотя бы намекнуть…
— Не могла, сам знаешь, — возразил Марий. — Потому и молчала. К тому же, ты и сам обо всём догадался.
— Догадался… — угрюмо отозвался Ледорез, вздохнул и вскинул голову. — Ну и как мне быть супружником… драконицы теперь, когда я развеял чары? Присоветуй, раз такой умный!
— Точно так, как и до этого, — спокойно изрёк Полумесяц. — Что, в сущности, изменилось? Снеженика, что, начала дышать огнём в постели? Покрылась чешуёй? Пыталась отгрызть тебе голову? Нет? Тогда и волноваться не о чем.
— Она — могущественное магическое создание. — Яр снова приложился к бурдюку. — А я — наймит.
Полумесяц вздохнул и покачал головой.
— Ты не наймит, Яр, — сказал он. — Ты — идиот.
Не получив никаких возражений, кроме хмурного взгляда, Марий продолжил.
— Она тебя любит, и это главное. А ты, чудила упёртый, любишь её. Давно и основательно. Так зачем надумывать какие-то страдания на ровном месте? Ты — здесь, Снеженика жива, цела и невредима, вы вместе. Всё остальное не имеет значения.
— Но…
— Хватит! — осадил Марий, не дав вставить и слова. — Ты принимал её трёхногим лосем, слизнем, нануком, костяной бабочкой, глазастой плесенью и Небо весть кем ещё! Примешь и драконом. Это всего лишь ипостась. Души она не меняет.
— Дело не в этом… — Яромир повесил нос, и Полумесяц мгновенно сообразил, что к чему.
— Ежели боишься, что теперь стал ей не нужен, то ты не просто идиот, а идиотина!
— Иди к бабаю! — огрызнулся Ледорез.
— Ну, вот, уже лучше! — просиял Марий. — Узнаю старого друга. А то распустил нюни, аки дролюшка. Только представь, будешь рассказывать внукам, как пежил дракона! Да об этом песни слагать начнут!
Яр вспыхнул. Вот же!..
Он запустил в покойника бурдюком, а тот зашёлся хохотом.
— Не помешал? — Постучав, Бахамут вежливо замер на пороге. Наизготове трепясток удерживал свёрнутый трубой лист пергамента. — Карта готова, господин мой сударь Хозяин! — сказав учтивость, карлик лукаво подмигнул. Но не Яромиру. Марию.