– Так все говорят. А на деле оглянуться не успеешь – а год уже прошёл! Вон мы с твоей мамой очухаться не успели, как получили дипломы и отправились зарабатывать себе на жизнь. А потом и на тебя. Помнишь, когда это было, Эмили?
– В тридцать втором, кажется.
Мама так и не оторвалась от журнала – тем удивительней, что ей всё-таки удалось назвать правильный год.
– Во, точно. А поженились ещё на третьем курсе. И всё почему? Да потому что к жизни надо подходить со всей ответственностью! Тем более когда у тебя появляется семья. Да что ты там такое читаешь?..
– Про живопись, – недовольно произнесла она, не жалея откладывать журнал.
– Ага, и это важно.
– Я, в отличие от тебя, хоть как-то просвещаюсь.
Журнальчик она всё-таки отложила – в сторону моей тарелки. Но только чтобы как следует поспорить.
– О, заметно-заметно. Особенно на своей работе. В бухгалтерии, – последнее было сказано с вычурным сарказмом и теперь разозлило её по-настоящему.
– Там хоть что-то можно прочесть. А в твоей шахте только пыль и грязь!
Ух, как я ненавижу такие моменты! Хочется уйти и не возвращаться – лишь бы не слушать извечных ругательств и недовольств по любому поводу.
Слава северным оленям, я уже допила чай и, дабы продемонстрировать глубокое равнодушие к затянувшейся беседе, взяла мамин журнал, чтобы полистать. Конечно, такая инфа заинтересовала бы лишь Айну… Но бегло-бегло просмотрев, я нашла нечто, что мне понравилось и даже в какой-то миг обескуражило. Картины военного художника Рика Уорена, выставляемые в Художественной галерее его имени. Причём много – аж целая подборка тех, что пропали при транспортировки из Оргениума. Лет этак двадцать пять назад.
– Да уж – офигеть просто… – произнесла я, увидев среди подборки нечто… в каком-то смысле сверхъестественное.
– Шейна, вот скажи, – ни с того ни с сего переключился на меня отец, – долго ты планируешь проработать в этом твоём ТНС-центре?
– Правильно говорить «НТС», – поправила я. На лице моём при этом не дрогнул ни один мускул. – А что такое?
– А то, что денег там платят не так много. Я на днях общался со своим другом. Роном, из маркшейдерской организации. Так он сказал, что запросто поможет тебе с работой.
– Это там, где надо батрачить по двенадцать часов за чертежами и отчётами?
– Зато денег платят в разы больше.
– Ага. Только трупу они не понадобятся…
Я решила покинуть кухню. Уже встала из-за стола, когда мистер Андерсен, мой горячо любимый папочка, окликнул меня ещё раз.
– Шейна, не увиливай! Ты не можешь вечно прохлаждаться на малобюджетных должностях. Время сейчас тяжёлое, и лишние деньги никогда не помешают.
Таааак. С. Меня. Хватит.
– Значит, ты предлагаешь пойти в первую попавшуюся кочегарку и крутиться в пыли и копоти только из-за хорошей прибыли??? – с вызовом бросила я.
– А что тут такого? Я ж работаю! Или ты считаешь, что лучше оставаться нищим только потому, что тебе нравится, скажем, писать стишки и рисовать картины?
– Например. Всё ж приятнее, чем рыться в антрацитовых углях этажом выше адских чертей, – ответила я, стараясь как можно обиднее скопировать его интонации.
Отец обычно не придавал внимания моим выходкам. Однако в это раз не выдержал и со всей силы стукнул кулаком по столу.
– Шейна! Довольно! Хватит вести себя как ребёнок! Давно пора повзрослеть и понять, что в нашей жизни главное. И не жить глупыми детскими фантазиями!
– Что?!! Фантазиями? Да у меня от рождения не было никакой мечты, никаких стремлений и увлечений! У меня не было ничего! А теперь вы ещё хотите поскорее сбагрить меня в другую часть города, лишь бы освободить комнату и забыть о дочери! – это стало последней каплей. В океане, нет, в луже той грязи, что они смеют называть моей жизнью! – Если бы не бабушка, уже бы сделали это!!!
Давно я не срывалась – аж целый месяц. А вот теперь потеряла контроль. Да, я уйду – не смогу просто сидеть в комнате и собирать свои вещи как ни в чём не бывало. Только от себя не убежишь – и горечь, что сегодня разъела меня до предела, никуда не денется.
– Шейна Андерсен, живо вернись! Ты никуда не уйдёшь! – отец хотел меня остановить. Вяло, конечно – если бы действительно беспокоился, давно бы это сделал. – Я запрещаю тебе!
– Лукас, что она делает? – мать вышла вслед за ним, застав меня надевающей меховую шапку на взъерошенные, грязно-льняные волосы. – Куда ты уходишь???
– Туда, где приведу мысли в порядок вне отделения душевнобольных!
– Шейна!
Отец было проявил решительность, уже даже собрался взять меня за руку, когда я выпалила:
– Устраивает работа? Нравится шахта? Вот и оставайся там до конца своих дней!
Презрев холод, я покинула подъезд тут же. Не хотелось даже косвенно оставаться в родных стенах. Вышла на холод – в самую глубину пронизывающей до костей полярной зимы. Без сумки, перчаток и малейшего понятия о том, куда мне идти…
Вот как всегда! Как всегда! Не могу я так… Не хочу жить этой жизнью! Эта девчонка, Шейна Андерсен – глупая, взбалмошная и каждый божий день ломающая свою судьбу… Разве это я? Неужели я действительно такая? Кто виноват в том, что мне так плохо? Кто виновен во всех бедах и переживаниях? Кто???
Конечно я.
Я сдерживала слёзы как могла. Хотя хотелось просто упасть на лёд и разреветься – как тогда, в институте. И почему я до сих пор живу? Испоганила себе жизнь и довольствуюсь жалкими крохами… Надо было мне замёрзнуть ещё там, на одинокой, забытой богом лавке возле улицы Зари.
В этот момент в моём доме резко погас свет. Какой там – на всей улице Совы! По крайней мере, фонари светились только со стороны университета, да и то едва ли освещали что-то вокруг.
– Этого ещё не хватало, – выругалась я сквозь подступающий к горлу комок боли и… рассмеялась.
Не, не над курьёзностью ситуации, даже не над этим днём. Над всей своей жизнью. В целом – с 8132-ого по 8150-ый год. Восемнадцать лет – подумать только! А до сих пор не научилась ничему…
Но надо было что-то решать. И я решила. В этот момент мои мысли устремились лишь к одному единственному человеку. Я пошла за ними – сквозь каменную, плотную и, как казалось, непробиваемую стену полярной тьмы. Печаль и сомнения бушевали во мне не хуже войны, о которой я читала сегодня целый день. Но я знала, куда мне идти. И шла. Ехала, брела, мимо фонарей, кафе, магазинчиков и жилых домов, защищавших крохотные очаги жизни от колючей зимней ночи. Дорога показалась мне вечностью – но в конце концов и она осталась позади.
– Шейна? – вопрос, раздавшийся сразу после того, как открылась железная дверь, меня нисколько не удивил.
Оливер стоял передо мной в лёгком свитере с оленями, брюках и смешных домашних тапочках. И никак не ожидал увидеть свою девушку в такой поздний час.
– Ты знаешь, что за картина висела сегодня в архиве? – задала я едва ли не самый неожиданный вопрос за всю свою жизнь. К нашему обоюдному удивлению. – Пропавший пейзаж Рика Уорена. «Истребители севера». Ценой… наверное, в сто тысяч фунтов…
Оливер промолчал, не зная, что ответить на мои слова. Да я и сама не представляла, что именно хотела услышать. И не хотела знать, если честно.
– Ясно, – наконец развеял он затянувшуюся паузу. – Ты приехала ко мне для того, чтобы рассказать об этом?
– Нет.
Конечно же нет. На такое я не способна. А вот на это…
Сдерживая до сих пор свои слёзы, я не сказала больше ни слова. За долю секунды преодолела барьер дверного проёма, отделявший меня от моего молодого человека, и впилась в его губы своими. Обняла, слившись в долгом, страстном и неимоверно горьком поцелуе. Мне было плохо, одиноко и смертельно больно. Хотелось выплеснуть наружу всё, что накопилось и больше не могло ждать своего часа. И я нашла облегчение, в его тёплых и крепких объятиях. Не помню, как мы закрыли дверь – да и закрыли ли вообще. Нам было не до этого. Я согласилась бы на всё, лишь бы не думать больше ни о чём на свете. Готова была навсегда расстаться с прошлым и всеми, кто там оставался, если потребуется.
Оливер снял с меня верхнюю одежду, неаккуратно побросав её прямо на пол. То же самое я сотворила с его свитером. А вскоре – и с брюками. Мне хотелось тепла, заботы, нежности. Всего того, о чём так легко забыть в нашем вечно бегущем и равнодушном ко всему городе. И он дал мне это. Оливер Уильямс, которого я встретила так внезапно, подарил мне то, о чём я умоляла столь долго. Своими сочными поцелуями, дыханием, кипятящими кровь прикосновениями – всем тем, о чём загнанная, потерявшаяся во времени и теперь уже голая девушка не могла прежде помыслить.
Впервые кто-то был так близок ко мне. Впервые я была готова отдаться новым чувствам настолько, что сумела наконец позабыть о своих проблемах. На короткий миг, едва ли заметный посреди этой долгой, почти вечной беспроглядной ночи. Но даже это стоило того.
Глава 4Взрыв
Сон. Смерч. Смута, смятения… и смерть. Уже в двадцатый раз я пролетала через водоворот лиц, совершенно мне не знакомых, и не могла сделать ничего, чтобы остановить это движение. Лица – злые и испуганные – мелькали всюду, заполняя бесконечность моего замутнённого сознания бурлящим потоком грубых масок. Чёрных, нечеловеческих, кричащих в темноте. Кричащих от… радости, приветствуя наступление долгожданной войны.
Очередной сон – ничего более. Блуждая по ночным улицам незнакомого города, я постаралась не задумываться ни о чём – просто брела, куда глаза глядят, мечтая лишь, чтобы всё поскорее кончилось. Ночные грёзы за последние дни уже порядком мне осточертели, и я устала переживать ещё и из-за них.
Однако что-то меня не отпускало. Заставляло идти – вдоль рядов каких-то блёклых домишек, из-под забитых ставен которых едва-едва пробивались слабые огоньки. Мимо витрин уличных палаток, разбитых и заваленных неразличимым в темноте хламом. Через толпы оголтелой молодёжи, скандирующей что-то странное, нечленораздельное, но видимо, очень для них важное. Странный город, похожий на локализацию какого-то старого ужастика начала тридцатых… К сожалению, название у него было вполне реальное – Монгис.