Только сейчас им было совсем не до неё – пару раз бабульку даже чуть не послали куда подальше. К моему удивлению, вовремя остановились и замолчали, оценив её почтенный возраст.
Я же не собиралась ни с кем вступать в диалоги. И без того было тошно – ехала незнамо куда, в надежде сделать неизвестно что… Из головы не выходили те слова, что я наговорила вчера отцу. Знаю, глупо винить себя за то, что от тебя не зависит. Тем более за этот взрыв. Но я винила. Да-да, в этом вся моя натура. Проезжая вдоль улицы Мира, мимо кинотеатров и прочих строений мрачного замкового стиля, светящихся в темноте полярной ночи, я с укором ругала себя за грубость. За то, что ушла вчера, наговорив невесть что. За то, что не проснулась раньше. Да, ещё и за то, что не придала значения своему сну, который вдруг оказался пророческим. Взрыв – в прошлом и настоящем. Совпадение? Не, не думаю… Скептик во мне умер недель этак пять назад.
Горная башня – высокая, тёмная и острая как исполинская игла – показалась на нашем пути и тотчас скрылась, оставляя позади и свой едва освещённый угольно-чёрный шпиль, и сам Агелидинг. А впереди нас ждали скалистые вершины Восточных гор. Живописное, порой невероятно красивое место – особенно летом. Далёкие пики, покрытые изморозью и вековыми снеговыми шапками, горные долины поближе – с десятками цветущих лугов, чистейших голубых озёр и стремительных ручьёв, зимой не менее чарующих. Жаль, но сейчас любоваться ими я не могла и не хотела. Поля вокруг принимали вид весьма техногенный, вдалеке показались силуэты местных терриконов[7], говоря лишь об одном: подработанные территории[8] уже близко.
– Кто-нибудь знает, долго ли ещё? – женщина рядом со мной обратилась к людям, стоящим прямо напротив, но те ей не ответили.
Их больше волновали судьбы друзей и родственников, а кто-то так вообще мог ехать по работе и лишь раздражаться от такого наплыва пассажиров.
– Ещё пятнадцать минут. Если дорогу не перекрыли, – на её вопрос пришлось ответить мне.
– А я смогу найти шахту «В»? На территорию пропускают? – пассажирка уцепилась за единственного человека, кто обратил на неё внимание – за такую же потерянную в этой толпе личность, как она. – Мне хотя бы назовут список тех, кто пострадал?
– Я не знаю. Сейчас туда могут вообще не пускать никого из посторонних.
– У меня там брат! Я должна знать, что он жив и здоров! Понимаете…
Едва сдерживая слёзы, собеседница зачем-то достала из сумки старый потрёпанный кошелёк и показала мне фотокарточку на развороте.
– Вот он. Вы его не знаете?
– Нет, простите. Последний раз я была там в далёком детстве.
– Точно??? Его зовут Марк Боствик. Работает горномонтажником, уже восемь лет.
Я удостоверила её в том, что никогда ничего о нём не слышала, и женщина притихла, продолжая с дрожью в руках рассматривать фотографию. Наверное, мне всё-таки стоило её успокоить – но я не смогла найти для этого ни сил, ни слов. Или просто не захотела, в очередной раз победив в себе собственную совесть. Как бы то ни было, за окном стали показываться первые признаки цивилизации, и я решила сосредоточить внимание на них.
Строения, намекавшие на своё присутствие лишь светом в своих окнах, меня не интересовали, а вот машины и скопления людей – да. Таковых становилось больше с каждым километром – то просто грузовики с каким-то оборудованием, то пожарные машины, двигавшиеся параллельно нам по Технической дороге. Ещё пять минут, и автобус резко затормозил напротив остановки, предпоследней в нашем маршруте.
– Дорога перекрыта, – оповестил всех водитель через громкоговоритель. – Все покидаем салон.
Как и ожидалось, тут же возник гомон неодобрения.
– И что вы предлагаете? Прорвать оцепление? Это не мои проблемы – одну остановку можно пройти и пешком.
Да, пешком – по занесённым снегом улицам посёлка в жёсткий мороз и сквозь непроглядный мрак… Ну что ж.
Протискиваться сквозь массу недовольных пассажиров я не стала. Дождавшись, пока те закончат препирательства с водителем и кондуктором, а затем покинут салон, я спокойно вышла на улицу и впервые за долгое время полной грудью вдохнула свежий воздух. Ну как свежий – всё-таки рядом располагалось полдесятка угольных шахт…
Шахтёрский посёлок служил лишь для того, чтобы вовремя обеспечивать персонал предметами первой необходимости. Продуктовые палатки, аптеки, госпиталь, где оказывали скорую медицинскую помощь – вот, в общем, и всё, чем это место могло похвастаться. Во всём остальном даже бабушкина Милиэна была в сто раз лучше этой дыры.
Но сегодня улицы кишели людьми не хуже, чем в столице. Рабочие, спасатели, врачи, простые обыватели, приехавшие поглазеть на трагедию – кого только здесь не было. Даже телевидение: молодой репортёр в лёгкой крутке уже стоял напротив главных ворот, готовясь к съёмке и перечитывая текст на помятой бумажке. Наверное, заучивая его наизусть.
Пожалуй, начну с него.
Я приблизилась к съёмочной группе как можно незаметнее (не хотелось, чтобы меня сразу прогнали оттуда взашей), протиснулась между оператором и каким-то помощником и спросила у первого, кто меня заметил:
– Вы готовите репортаж, да?
– Чего? – грузный мужик, устанавливавший на камере какие-то вспомогательные штуки, не сразу понял, что к нему кто-то обратился. Но потом всё-таки догадался, что я – живой человек, а не картинка. – Да, готовим. С минуты на минуту будем снимать.
– Уже что-то известно? – задала я пространный вопрос, чтобы лишний раз не казаться навязчивой.
– Ничего пока не известно, – буркнул он, но молодой репортёр тут же сменил своего коллегу на посту «ответчика».
– Доброго дня, – улыбнулся он. – Причин взрыва пока никто не знает. Говорят, что внизу произошёл резкий выброс метана, а проводка в том месте могла барахлить. Но опять же – доводы.
– Ясно, – я взглянула на молодого человека, совсем ещё юного для работы на канале «Новости-24», и невольно пожалела его. В лёгкой одежде, да ещё без шапки, на таком морозе продрогнуть легче лёгкого. – А что насчёт жертв? Их много?
– Уже пятнадцать. Часть людей всё ещё там, внизу. К ним пытаются подобраться через вспомогательный ствол, но, кажется, пока безрезультатно. СЧС боится нового обрушения.
Не слишком обнадёживающая информация…
– А списки пострадавших у вас есть?
Я решила идти ва-банк и задать самый главный вопрос.
– Есть, но не у нас. Сами понимаете, паника сейчас никому не нужна. Имена на всеобщее обозрение не выставляют. Если у вас там были родственники, можете позвонить по горячей линии.
– Если бы она ещё работала как надо… Ладно, всё равно спасибо.
Парень попрощался и вернулся за зубрёжку. Оператор же проводил меня крайне неодобрительным взглядом – кажется, я ему с самого начала не понравилась… Но мне уж точно было наплевать на какого-то незнакомого мужлана.
Ворота на территорию шахты № 1-В удалось найти сразу же. В кой-то веки пригодились детские воспоминания, особенно если учитывать, что с тех пор тут мало что изменилось. Только вот народу там оказалось ещё больше – как минимум, несколько сотен. В такой толпе мне уж точно не удалось бы протолкнуться…
Я пристально оценила обстановку, бросая взгляд по разным направлениям и решая, как поступить далее. Бригада спасателей, стоящих рядом с КПП, привлекла внимание сразу же – судя по всему, с минуты на минуту они собирались пройти на территорию шахтного управления, в данный момент согласовывая что-то с охранниками. Недолго думая, я поспешила к ним: проскочила мимо нескольких карет скорой помощи, едва не разорвала свой пуховик об ржавый фонарный столб, вынырнувший из ниоткуда, и, наконец, добежала до бригады. Как раз в последний момент.
– Подождите! Подождите! Подождите…
Понадобилось крикнуть три раза, прежде чем они меня заметили. Один из членов СЧС – Службы чрезвычайных ситуаций – остановил своих коллег и вопросительно взглянул на неприметную девушку, странным образом решившую обратиться к ним за помощью.
– В чём дело?
– Я… только хотела спросить у вас о списках пострадавших. Не подскажете, где я могу взглянуть на них?
Мужчина, высокий и невероятно крупный по сравнению со своими коллегами, взглянул на меня оценивающим взглядом и добавил:
– Девушка, существует определённый порядок. СЧС работой с родственниками не занимается, а со списками лучше обращайтесь на горячую линию.
– Горячая линия недоступна! Поймите… Мне необходимо знать, жив мой отец или нет. И я понятия не имею, к кому обратиться! Вы должны мне хоть как-то помочь!
Спасатель стоял почти неподвижно и молча меня слушал. При этом на его лице не дрогнул ни единый мускул. И лишь когда я закончила, он произнёс:
– Я понимаю ваше положение. Но ничем не могу помочь.
– Хотя бы проведите меня туда!..
– И уж тем более в этом. Обратитесь лучше к психологу – он во-о-он там. Вам помогут. А у нас – совсем другая работа.
Указав на дальнюю карету скорой помощи, мужчина вернулся к своим коллегам и направился в сторону ворот. Попытаться проскочить незаметно рядом с ними и речи не шло. Но и возвращаться в общую массу я не собиралась – ведь гораздо большего можно добиться, находясь в стороне от остальных.
Спасатели всё прибывали и прибывали. Медики, дежурившие тут чуть ли не на каждом углу, так же не сидели без дела: нескончаемый поток пострадавших то и дело пополнялся новыми лицами. Одни из них шли сами, других несли на носилках, стараясь при этом ненароком не столкнуться с каким-нибудь сотрудником СЧС или ещё кем-то. Хорошо ещё, что не им не приходилось блуждать в полумраке: фонари и прочие вспомогательные источники света работали на износ. Однако всё это действо происходило здесь, у ворот. На территорию же вход посторонним был запрещён строго-настрого.
– Вам нужна помощь? – спросил вдруг какой-то врач (судя по зимней униформе), из ниоткуда появившийся точно передо мной.