– На ярмарку, да?
Если отвечать приходилось мне, я говорила: «Вроде того». Финн не говорил ничего. А Ивар и Огго весело кричали в ответ, что да, конечно на ярмарку. На что я только вздыхала и окидывала нас взглядом. Вид у нас был совсем не праздничный. Тетя Бек вся сутулая и неряшливая – ни следа прежней опрятности. Утром я попыталась заплести ей косы, но получилось плохо, и отовсюду выбивались пряди. Что творилось с прической у меня самой, лучше и не думать, а платье у меня все засалилось. Новый красивый костюм Огго превратился в костюм старый и поношенный. Ивар, поскольку топал за повозкой, был по пояс в грязи. И даже потрепанная зеленая ряса Финна окончательно превратилась в никуда не годную тряпку. Ну и ладно, подумала я. Попробуй останься чистюлей, если попутешествуешь с наше. Но мне все равно было ужасно неловко.
Дорога обогнула холм, и перед нами на просторном зеленом лугу раскинулась ярмарка, а дальше виднелся город. А еще дальше синей полоской на горизонте я различила Галлис – по крайней мере, леса и горы. После этого я уже ни о чем не могла думать, кроме того, что вот там, совсем близко, родина моего отца, прекрасная, как в его рассказах. Так что на ярмарку мне совсем не хотелось отвлекаться.
И очень зря, потому что на первый взгляд там было весело. Много-много разноцветных шатров, много-много разных зверей – и еще больше народу. Прямо передо мной на лужайке устроили танцы и играла компания скрипачей. Мелодии были бодрые и быстрые и не кончались. Когда танцоры уставали, они просто выбегали с лужайки, хохоча и отдуваясь, а потом бросали медяки в разложенные на траве шапки скрипачей и шли к ближайшему шатру выпить. А скрипачи наяривали без устали и улыбались, и мы с Огго только дивились, как им удается так быстро двигать руками и перебирать пальцами.
– Ой, идем потанцуем! – воскликнул Ивар. – Айлин, деньги. Дай мне денег!
– И мне, – попросил Огго.
Поодаль стояла кучка хорошеньких девушек, которым явно не хватало кавалеров. Огго с Иваром уже двинулись в их сторону, но тут Огго остановился и вежливо спросил у Финна, не желает ли тот тоже пойти потанцевать.
Финн рассмеялся и покачал головой:
– Вряд ли это понравится Зеленослезке.
– Можете посадить его в повозку, – предложил было Огго, но тут тетя Бек вдруг вся вскинулась и сердито поглядела на танцоров.
– Какая гнусность! – воскликнула она. – Нелепые телодвижения под музыку. Барбари! – Это она теперь называла меня Барбари, потому что так звали маму. – Барбари, пойдем скорее отсюда. Если бабуля узнает, что мы были тут, она нас убьет! – И она полезла из повозки.
– Бек, сиди спокойно! – рявкнула я на нее. – Бабули здесь нет!
– Тогда поехали! – рявкнула она на меня. – Нам нельзя здесь быть. Вот бабуля узнает!..
Ослица Мо, похоже, разделяла тетушкино мнение. Уши у нее беспокойно подергивались, протестуя против музыки, и она всем своим видом показывала, что сейчас раскричится. А когда осел раскричится, больше ничего уже не слышно.
Я поскорее дернула поводья, и мы двинулись вперед.
– А что, бабушка и правда запрещала тебе танцевать? – спросила я.
– Само собой, запрещает! – ответила тетя Бек. – Это грешно и опасно. А еще и крайне недостойно! – добавила она, задумавшись ненадолго – по-новому, по-детски, непривычно.
Я, конечно, знала, что моя прабабка славилась как самая страшная зануда на Скарре, но раньше я думала, это потому, что она всегда ныла и жаловалась. Но запрещать танцевать! Ерунда какая-то.
– А петь она тоже запрещала?
– Еще бы! – сказала тетя Бек. – Петь противоестественно. Барбари, ты не можешь побыстрее? Давай уедем из этого гнусного места! – Она даже привстала от злости и нетерпения.
Было ясно, что, если я не увезу тетю Бек, она сбежит. Они с Мо не оставили мне выбора: веселье не для меня, придется уносить ноги.
Мо набирала скорость, а Финн семенил рядом, придерживая одной рукой Зеленослезку на плече.
– Что мы теперь будем делать, юная Премудрая?
Ну вот, теперь я юная Премудрая, подумала я. Ужасная ответственность за все. Я вытащила из кошелька горсть монет и сунула в пухлую руку Финна.
– Поделите на троих и погуляйте на ярмарке с Огго и Иваром. Я поеду в гавань и узнаю насчет парома. Встречаемся там через два часа.
Едва я это сказала, как Мо прямо-таки пустилась вскачь, и только тут до меня дошло, что ни у кого из нас нет никаких часов. Когда мы покатили по улицам на въезде в Черкпуль, я живо представляла себе, как сижу у моря, сижу, жду, а паром давно уплыл и следующий будет завтра. Ну тут уж ничего не поделаешь, так что я покатила дальше, а тетя Бек сидела в повозке у меня за спиной, будто кукла.
В Черкпуле любят порядок. На Бернике я успела от порядка отвыкнуть, а тут кругом были серые каменные дома и прямые тихие улицы. Дорогу в порт я нашла безо всякого труда. Там были ворота, через них текли люди, и по их виду было ясно, что они сошли с парома и направляются на ярмарку. Должна сказать, я так обрадовалась, когда увидела, как тихо плещутся морские волны о каменную набережную, что оцепенела и некоторое время только сидела, смотрела на них и на Галлис в голубой дали и не могла надышаться морским воздухом.
Человек у ворот, наверное, решил, что я потерялась.
– Вам здесь что-нибудь нужно, маленькая госпожа? – вежливо спросил он.
Я, кажется, подпрыгнула.
– А… – Я так и глядела на море. Оно было голубовато-зеленое. – Мне нужно занять места на пароме на Галлис для пятерых человек, ослицы и повозки. Скажите, пожалуйста, где это можно сделать?
– Да, конечно, – сказал он. Я увидела, что он невольно посмотрел, на что же я так загляделась. – Теперь-то эти корабли простаивают. С тех пор как появилась преграда, у нас нет торговли с Логрой.
Я почувствовала себя дурой. Прямо у меня перед носом стояла череда больших кораблей с высокими мачтами, а я их видела, но не видела, если вы понимаете, как это, пока таращилась на море вдали. А теперь когда я их заметила, то сразу поняла, что они все заброшенные, борта позеленели от плесени, а снастей почти не осталось.
– Вот я и удивилась, какие они прогнившие, – сказала я, чтобы скрыть свою глупость. – А раньше с Логрой много торговали?
– Корабли ходили днем и ночью, маленькая госпожа, – печально ответил он. – Десять лет назад корабли входили в порт дюжинами с каждым приливом и привозили все, что только можно себе представить. А преграда для нас – настоящее бедствие. У меня много знакомых, прекрасных моряков, которые так и остались без работы, хотя по большей части они теперь стали рыбаками. Хоть какой-то хлеб. Но теперь здесь не нужны ни лавочники, ни портовые грузчики. Совсем тихо стало.
– Как грустно, – сказала я.
– Верно, верно, – согласился он. А потом посмотрел в повозку и увидел тетю Бек. Любопытства ему было не занимать. – А что, вашей матушке нездоровится? Что-то она тихая, как Черкпуль в отлив.
– Это моя тетушка, – ответила я. – И у нее… ее постиг удар…
Я хотела сказать «удар судьбы», но привратник меня неправильно понял.
– А, удар, вот как! – сказал он. – У моего двоюродного брата так было. Здоров как бык – и вдруг вся правая сторона онемела, даже пальцем не пошевелить. И говорить разучился. Ты поэтому возишь с собой этого зверя? Тетушку охранять?
Я посмотрела, куда он глядит, – а оттуда на меня таращился Страхолюдина, весь на виду, до последней шерстинки.
– Да, – сказала я. – Вы не покажете, как пройти к парому?
Мне уже стало казаться, что я в жизни туда не попаду.
– Конечно-конечно! – тут же заторопился привратник. – Сейчас ворота открою.
Пока он открывал ворота, я узнала все про то, чем может, а чем не может двигать его двоюродный брат, а потом привратник пошел со мной в доки и показал паром. По пути он рассказал по меньшей мере шестерым встречным, что у меня в повозке несчастная дама, которую хватил удар, а теперь ей надо на Галлис. В итоге я битых два часа просидела в повозке, глядя на большой, похожий на баржу паром, а ко мне чередой подходили разные люди и рассказывали про своих отцов, матерей, дядюшек, родных и двоюродных братьев, сестер, тетушек и друзей, которых разбил удар, и что с ними от этого приключилось.
А что меня по-настоящему радовало, так это то, что почти все они рассказывали, как страдалец отправился на пароме на Галлис, нашел там целителя и совершенно поправился. Судя по всему, это была правда: я еще на Скарре слышала, что на Галлисе есть очень сильные волшебники. У меня затеплилась надежда, что кто-нибудь из них сможет снять чары госпожи Ломы. И вот я сидела, сжимая в руках большой бронзовый жетон – наш пропуск на паром, – кивала и горячо улыбалась каждому, кто со мной заговаривал, и потихоньку теряла терпение. Паром отправлялся через полчаса после полудня, а я прекрасно понимала, что Ивар и Огго ни за что не заставят себя вовремя уйти с ярмарки.
Однако у них получилось. Спасибо Финну. Они пришли, донельзя довольные, вскоре после полудня, когда пассажиры уже начали потихоньку грузиться на паром. Финн воспользовался тем, что он монах, и наклянчил кучу всего. Он притащил гору еды и браслет с подвесками, который, по его словам, должен был вылечить тетю Бек. И даже уговорил ее надеть браслет и сам застегнул его ей на запястье, хотя она твердила: «Я не буду его носить. Это непристойно».
Ивар помахал передо мной глиняной тарелкой с намалеванной на ней зеленой птицей. Он выиграл ее в бою на мечах и был в полном восторге от своей доблести.
– Десятерых побил! – повторял он. – Разделал под орех!
Но главной причиной ликования было даже не это: Ивар сходил к гадалке.
– В общем, я все-таки поеду с вами на Галлис, – заявил он, но почему, не пожелал рассказывать.
– А я думала, мы и так уже договорились, что ты едешь с нами, – сказала я.
– Ну, лично я еще сомневался, – ответил он. – Но твердо решил, когда услышал, что сказала гадалка.
По-моему, Огго тоже ходил к гадалке.
– Наплела с три короба, – отмахнулся он. А потом шепнул: – На самом деле Ивар победил, потому что остальные дрались из рук вон плохо, только ему не говори. Там даже я бы выиграл, просто не пошел.