– А куда ты ходил? – спросила я.
– Потанцевал немного. Походил по торговым рядам, – сказал Огго. – Там показывали двухголового теленка и птицу вроде Зеленослезки, которая вроде как пела. И товары попадались совсем неплохие. Вот, например. Смотри. – Он вытащил радужный шарф, словно бы сплетенный из паутинки, и нежно обернул вокруг шеи тети Бек.
Тетя Бек поморгала, а потом, к моему удивлению, произнесла:
– Большое спасибо, юный господин.
Кажется, она не узнала Огго.
– А это тебе, – гордо и смущенно продолжил Огго. И протянул мне плоскую деревянную шкатулку.
– Ой, не надо было тратить на меня деньги… – Я открыла шкатулку. – Ой!
Там было ожерелье, сплетенное из меди с серебром, со вставленными повсюду большими зелеными камнями. Совершенно чудесное.
– Какая красота! – воскликнула я.
– И совсем недорого. – Огго порозовел. – Я смотрел, как мастерица его делала. Вот искусница! Ну и решил, что тебе же нужно как-то возместить, что ты не побывала на ярмарке.
– У меня никогда в жизни не было таких прекрасных украшений, – сказала я. – Спасибо, Огго. – И надела ожерелье.
Оно легло так удобно, будто я носила его с рождения. В нем я сразу почувствовала себя настоящей королевой.
А дальше пора было садиться на паром. Нам положили широкие сходни, потому что, кроме нас, было еще две повозки и пони с двуколкой, и все три поднялись на борт безо всякого труда. А Мо отказалась. Она уперлась всеми четырьмя копытами и окаменела. Ивар шлепнул ее по крупу, но это ничего не изменило. В конце концов нам с Огго пришлось пятиться впереди по обе стороны от нее и тащить ее под уздцы, а Финн и Ивар, неловко перегибаясь через оглобли, толкали ее сзади. И мы по шажочку поднялись на паром. Когда мы там очутились, моряки уже ворчали про ветер и отлив. Но Мо и правда не хотела идти. Это было для меня неожиданно. До сих пор Мо вела себя очень смирно.
Ослов часто называют глупыми, но на самом-то деле они довольно умны. Мо долго стояла и смотрела на море и на паром и сложила два и два. Наверняка она сообразила, что мы увозим ее с родины. В общем, когда моряки отдали концы, паруса наполнились ветром и паром, покачиваясь, вышел в пролив, остальные два осла и пони получили свои торбы и остались вполне довольны жизнью. А Мо отказалась от овса. Ее всю колотило. Потом она раскричалась. А ослиный крик, как я уже говорила, один из самых громких звуков природы. Он сначала будто рев, потом пронзительный визг на вдохе, а потом снова рев. Но хуже всего, что эти вопли полны печали. Бедняжка Мо кричала так, словно у нее разрывалось сердце.
– Заткните наконец своего осла! – ворчали остальные пассажиры.
– Ей правда грустно! – отвечала я.
Мы с Огго чего только не перепробовали, чтобы утешить ее. Трепали ей уши, гладили бока, шептали ласковые слова, но она все не унималась.
Наконец Финн, зажав уши, сказал:
– Она боится моря, вот что. Зеленослезка, успокой ее, пожалуйста.
– Можно попробовать, – ответил Зеленослезка.
Он вспорхнул с плеча Финна и пристроился у Мо на голове. Она трясла головой и хлопала ушами, но он не слезал. И стал втолковывать ей что-то тихо и мелодично. Без слов. Как будто на зверином языке. И вскоре Мо умолкла, чтобы послушать. Когда стало хорошо видно Галлис, залитый солнцем, Мо от речей Зеленослезки присмирела, почти как пони. А он не спеша двинулся по ее спине, продолжая ворковать, пока все мы глядели на Галлис.
Глава десятая
На Галлисе очень красиво. Мы это сразу поняли по голубым горам и солнечным лесистым ущельям, но, когда паром вошел в зеркальную гавань под сенью ближайшей голубой горы, ни у кого не было возможности как следует полюбоваться пейзажами. Разве что у тети Бек, хотя ее трясло и качало в повозке, которую мы все тянули и пихали. Мо не желала сходить с парома на берег. От этого было впору взвыть.
– Осел – он осел и есть! – рычал Ивар. – Можно я накручу ей хвост?
– Нет! – разом ответили мы с Огго.
– Она ослица с Берники, – сказала я. – И знает, что Галлис – это заграница.
– Ну если вам охота с ней нянчиться, я вам больше не помощник! – заявил Ивар и тут же размашистым шагом удалился по сходням.
Мы видели, как он уходит вверх по каменистой тропе, обвивавшей огромную гору. Мы с Огго переглянулись. К этому времени мы оба взмокли и разозлились.
– Не ссорьтесь! – призвал Финн, что взбесило меня ничуть не меньше. – Пусть Зеленослезка поведет Мо.
И он без особых церемоний спихнул птицу со спины Мо. Зеленослезка возмущенно завопил, а потом захлопал крыльями перед Мо. И уронил зеленое перо, которое Огго подобрал и заткнул за пояс на удачу. А Мо так и бросилась за Зеленослезкой. Повозка загремела по сходням, тетя Бек покачивалась в ней, а мы бежали следом.
Причала не было, просто каменная площадка с двумя тумбами, к которым и пришвартовался паром. Толпа с парома потекла по той же каменистой тропе, так что мы двинулись следом вокруг горы и вверх. Это напомнило мне Скарр. Наши гавани обычно тоже такие, кроме тех, где поблизости есть города. Разница в том, что Галлис красивый просто до умопомрачения. Тропа вела по дну огромного ущелья, под тенью великолепных деревьев, а слева низвергался с отвесных утесов белый водопад. Вдалеке, на уступе над водопадом, мы заметили фигуру человека в синих одеждах.
– Что он там делает? Это опасно! – сказала тетя Бек.
– Играет на арфе, тетушка, – ответила я. – И кажется, поет.
Музыка едва доносилась до нас сквозь шум водопада. И вот что самое странное: под эту песню вышло солнце и деревья стали золотисто-зеленые. Водопад засиял серебром, над водой повисли радуги, и скалы многоцветно засверкали.
– Я правильно понимаю? Он поет волшебную песнь, чтобы здесь стало еще красивее? – спросил Огго.
– Пожалуй, да, – пропыхтел Финн. Тропа была крутая. – О галлисских бардах рассказывают много чудесного.
Я тоже слышала о них много чудесного. На Скарре говорят, что нет на свете волшебства волшебнее, чем у бардов с Галлиса. Говорят, своими песнями они способны наколдовать что угодно, хотя мне помнится, что отец только рассмеялся, когда я спросила его об этом, – мол, хотелось бы, но, увы, нет. Однако что-то из этого наверняка правда, думала я, когда мы преодолели очередной поворот и ущелье и бард скрылись из виду.
– Он и правда бард, – сказала я. – Барды всегда в синем.
Тут мы очутились у каменного здания, а тропу преградили ворота. Зеленослезка снова завопил и сел на ворота, чем, похоже, напугал стражника, который вскинул толстую руку и прикрыл лицо.
По нашу сторону ворот стоял сердитый Ивар.
– Он меня не впускает! – сказал он мне. – Говорит, я чужестранец. Айлин, растолкуй ему, что к чему!
– У него нет причин оскорблять меня! – Стражник пятился от Зеленослезки, но при этом придерживал ворота. Он был высокий и к тому же плотного сложения, в серой одежде официального вида и с мечом на перевязи. – Я лишь исполняю свой долг. Мне сразу видно, что юный господин – не уроженец Галлиса, ведь у него клетчатый плед и так далее и к тому же он…
– Я же тебе говорил. Я скаррский принц! – сказал Ивар.
Услышав, что его назвали юным господином, он несколько смягчился, но еще не остыл.
– А я для того здесь и стою, чтобы пропустить этого юношу, как, впрочем, и любого из вас, только после того, как с вами побеседует жрец Оуэн, – продолжал стражник, как будто Ивар ничего и не говорил. – Я вижу, что все вы чужестранцы. Я уже прозвонил в колокол, и Оуэн, несомненно, будет здесь с минуты на минуту. Он сейчас занят: благословляет других путников с парома.
– А нам, выходит, ждать, да? – прорычал Ивар.
– Да, и причем терпеливо, – подтвердил стражник. – Прошу вас, отзовите птицу, если можно. Я не уверен, что она угодна богам.
– Угодна богам? – вскричал Финн. – Нет никого угоднее богам, чем Зеленослезка! Как видно, у Мо были основания не хотеть на Галлис!
– Кто из вас Мо? – уточнил стражник.
– Ослица! – ответил Финн. – Ослице претил каждый шаг на нашем пути…
– Вы что, тоже меня оскорбляете? – нахмурился стражник.
– Нет-нет! – торопливо замахал руками Финн. – Я монах и миротворец.
– Тогда заберите птицу, – сказал стражник.
Я почувствовала, что стремительно теряю присутствие духа. Я забыла, что еще мой отец всегда говорил про Галлис. Я помню, как он расхваливал красоты Галлиса и его чудесный климат, пока я не спросила у него, почему он решил перебраться на Скарр, раз Галлис такой прекрасный. На что он отвечал: «Айлин, на Галлисе шагу нельзя ступить без благословения жреца». И теперь я испугалась, что наше путешествие закончилось.
Финн позвал Зеленослезку, тот сел ему на плечо, и мы стали ждать жреца.
В конце концов к воротам, взметывая на ходу серыми одеждами, важно прошествовал Праведный Оуэн. Я сразу поняла, что он еще хуже верховного жреца Килканнона. Лицо у него было довольно полное, а роскошные усы даже пышнее, чем у стражника. Наверняка мешали есть. Он спрятал сложенные руки в рукава рясы и прислонился к воротам.
– Ну-ка, ну-ка, кто тут у нас? Пять чужестранцев и их скот.
Ничего себе скот, подумала я. В этот миг я почувствовала, как к моим ногам прижался невидимый Страхолюдина. От этого мне сразу полегчало.
– Праведный владыка, Зеленослезка не скот! – Таким возмущенным я Финна еще не видела. – Это Великая Птица…
– А ты кто такой? – презрительно прервал его Праведный Оуэн.
– Я Финн, – сказал Финн, – монах из ордена Богини с Берники, и у нас богоугодное дело…
– А вы, сударыня? – спросил Праведный Оуэн, снова перебив беднягу Финна. Он поглядел на сидевшую в повозке тетю Бек. – Это ведь ваше богоугодное дело? Вы главная?
Тетя Бек просто сидела и молчала.
Праведный Оуэн подождал, когда она заговорит, но она на него даже не посмотрела, и тогда он прищурился на нее:
– Слабоумная, что ли? Тогда кто тут главный?
– Я, – сказала я, не дав Ивару рта раскрыть.
Праведный Оуэн глазам своим не поверил. Жаль, что я такая низенькая.