Уже идя к выходу, я заметила еще одну странность: возле крайнего окна кирпичи были выложены неровно, в них имелись углубления, за которые можно было бы схватиться и, как по своеобразной лестнице, дотянуться до самого окна. Конечно же, я не могла не попробовать, ведь не просто так кто-то сделал здесь лестницу.
До окна добираться не пришлось. Едва только я заглянула в маленькую нишу под окном, как поняла, что лестница была сделана именно к ней. На стене ниши черными камешками прямо по кирпичам была выложена надпись: «Certa finis vitae mortalibus astat». Моих познаний хватило, чтобы опознать латынь, но не перевести. С трудом цепляясь за камни одной рукой, я вытащила из заднего кармана шортов телефон и сфотографировала стену. Потом поищу перевод в Интернете.
А после надписи я увидела и то, что лежало внутри ниши, в самом углу. Небольшая книжица в черном переплете, наверняка тоже кожаном. Схватив книжку, я спрыгнула вниз и тут же чихнула от поднятой вверх пыли. Нетерпеливо открыла книгу и почти сразу поняла, что это некролог. Сюда записывали, очевидно, тех, кого хоронили в усыпальнице. А значит, я, возможно, смогу опознать, кому чей гроб принадлежит! И узнать еще много интересного.
Прижимая некролог к груди, я поспешила выйти из мрачного пристанища мертвых в яркий солнечный мир живых, потому что чувствовала, что мне жизненно необходимо глотнуть свежего воздуха и согреться.
Глава 9
Пожалуй, сейчас был тот редкий случай, когда я страстно желала, чтобы Юлька отправилась отдыхать после обеда пораньше. Обычно мне нравилось ее общество, а когда мне нужна была тишина, она легко это понимала и оставляла меня в одиночестве, но сейчас как бы я объяснила, что хочу остаться одна? А пугать ее найденным некрологом пока не хотелось. Не то чтобы Юлька была такой уж нежной и впечатлительной барышней, но все-таки я чувствовала: надо сначала разобраться самой. Я и так уже огорошила ее тем фактом, что ее болезнь – не случайная мутация, а значит, ей всю жизнь придется переживать, что она может передать уродство своим детям. Если уж на то пошло, то мне тоже следовало бы об этом переживать, ведь наши отцы и деды не были больны, а Юлька родилась с аномалией, значит, я точно так же, как и они, могу передать этот дефектный ген своим детям. Но правда была в том, что я еще не отошла от крайне болезненного развода, поэтому о детях думала в последнюю очередь. Не думала и не хотела. Сейчас, по крайней мере.
Как бы то ни было, показывать Юльке некролог, не изучив его, я не собиралась, а потому расстроилась, поднявшись на порог и услышав голоса в гостиной. Спрятав книжицу в карман, я открыла дверь.
Оказалось, Юлька не только не спала еще, но и успела принять у себя гостя. Когда я вошла, ее кресло стояло посреди гостиной, а сама Юлька, кокетливо наклонив голову, рассказывала стоящему перед ней мужчине о том, как ей нравится наш новый дом. Мужчину я узнала сразу.
– Иван? – удивилась я, проходя внутрь.
Сосед тут же обернулся, вежливо улыбнулся мне. Сейчас он выглядел свежим и бодрым, а улыбка в мою сторону и вовсе не вязалась с тем видом, в котором он предстал передо мной вчера.
– Что вы здесь делаете?
Наверное, мой вопрос прозвучал не слишком вежливо, потому что Юлька прошептала:
– Эмма, как ты себя ведешь?
Будто это она старшая сестра, а не я.
– Проходил мимо и решил заглянуть к вам, – словно ничего не услышав, ответил Иван, продолжая все так же старательно улыбаться, но в его улыбке вежливость вдруг сменилась на иронию. – Проверить, как вы себя чувствуете.
Будто вчера это я крала перевязочные средства на ФАПе, а не он!
– Прекрасно, – заверила я, отвечая наконец на его улыбку своей, такой же иронично-ядовитой. – А вы? Как ваша рана?
Он был готов к такому повороту, даже в лице не изменился.
– О, пустяки! Поранился, когда колол дрова для камина. Уже все в порядке.
– Значит, вы уже знакомы? – наконец перебила меня Юлька.
– Иван – тот человек, что помог мне выбраться из болота, – пояснила я, по-прежнему глядя на соседа.
А тот продолжал улыбаться, как болванчик, и я вдруг поняла, что меня это злит. С чего бы, Эмилия?
– И вы в благодарность позвали меня на ужин, – напомнил несносный сосед, который начал меня раздражать.
Позвала, грешна. Но не думала же, что он припрется именно в тот день, когда мою кожу через тонкий карман обжигает найденный в часовне некролог!
– Сейчас обед, – заметила я, бросив красноречивый взгляд на часы.
Черт, даже до обеда еще целый час! Мне казалось, что в усыпальнице я провела гораздо больше времени.
– Вечером я занят, – развел руками Иван.
– И мы будем рады с вами пообедать! – прежде, чем я успела бы что-то сказать, заявила Юлька.
Ничего не попишешь. В конце концов, он спас мне жизнь, я ему обязана. Да и Юлька уже расщебеталась о том, что мы будем безумно рады компании соседа.
Наша помощница по хозяйству и по совместительству святой человек Вера заверила, что будет только рада приготовить обед для всех (а ее и Кирилла я, конечно же, тоже пригласила), и обещала накрыть стол через сорок минут. Этого времени мне хватило бы для изучения некролога хотя бы по верхам, но оставлять Ивана на попечении Юльки было некрасиво и опасно. Я ведь уже решила, что постараюсь держать сестру подальше от него. Вряд ли он причинит ей вред прямо сегодня, но втереться в доверие юной доверчивой дурочке – запросто. Честное слово, дальше этой необъяснимой тревоги я не могла придумать ничего, ни единого развития ситуации, во что страшное их знакомство может вылиться, но игнорировать свои ощущения не стала. Поэтому просто поднялась в комнату, переоделась в другую одежду (эта вся была перепачкана в пыли и паутине, странно, что никто не задал никаких вопросов по этому поводу), спрятала некролог под подушку и спустилась вниз.
Сорок минут до ужина пролетели крайне быстро. За это время мы втроем успели только прогуляться по той части сада, которую Кирилл уже привел в относительный порядок: по крайней мере, очистил все дорожки, чтобы Юлька могла по ним ездить, и обрезал те ветки, что нависали над тропинками и цеплялись за волосы и одежду.
О соседе за это время мы узнали мало. Только то, что он айтишник, приехал в нашу глушь, поскольку работает над каким-то важным проектом, где ему нужны свежие мозги и возможность много думать в тишине и покое. Я хоть и не айтишник, но понимала его желание, порой мне тоже требовалась такая обстановка. Зато о нас он узнал практически все, что хотел. От меня не укрылось, как ловко он задавал нужные вопросы, а моя болтливая сестрица выкладывала все: поведала и о моей профессии, и о моих успехах как в книжном бизнесе, так и в сериальном. Умудрилась даже заикнуться о моем разводе и творческом кризисе, от которого мы сбежали сюда, но тут уж мне пришлось ее перебить. Но гораздо больше, как мне показалось, Ивана интересовала сама Юлька. При любом удобном поводе он переводил разговор на нее, но Юлька не менее ловко возвращалась в русло реки под названием «Эмилия». Я знала, почему: как бы то ни было, Юлька стеснялась своего уродства, считала, что я гораздо счастливее, а потому – интереснее. В другое время я бы нашла как разуверить ее в этом, но сейчас готова была терпеть разговор о себе, только бы Иван не получил лишних сведений о моей сестре.
– Значит, вы хорошо разбираетесь в компьютерах? – перебила я Юльку, когда та уже почти упомянула имя моего мужа и его любовницы в одном предложении. – Может быть, сможете помочь нам с интернетом? Он тут отсутствует как класс, а иногда не помешал бы.
– Увы, – Иван развел руками. – Я не совсем по этой части, сам просил знакомых помочь. И то они несколько месяцев мучались, здесь с ним очень сложно. Значит, вы говорите, что решили остаться тут до конца лета?
Я разочарованно кивнула, но не могла не отметить, что тему своей работы Иван свернул как-то очень быстро, не стал даже вдаваться в подробности, почему именно он не может наладить интернет нам. Неужто на моем пути попался очередной сексист, считающий, что женщина никогда не разберется в машинах, науке и компьютерах, а потому нечего с ними о таком даже говорить? Вадим, мой муж, был из таких. Впрочем, как выяснилось, он вообще был редкостным дерьмом.
Вера накрыла стол в большой столовой, хотя чаще всего, к ее разочарованию, мы предпочитали есть на кухне. Я не понимала смысла беготни с тарелками и приборами, если можно спокойно поесть на кухне, Вера же считала, что столовую для того и придумали, чтобы ужинать там. Очевидно, боясь, что мы посрамим перед соседом фамилию Вышинских, она не стала ничего спрашивать, сама решила накрыть в столовой. И я была рада, что надела платье: пусть столовая выглядела потрепанной, но все еще сохраняла былое величие, и сидеть за длинным столом на стульях с высокими спинками в шортах казалось мне неуместным. Все равно как прийти в театр в джинсах. Вроде и не выгонят, но все вокруг в вечерних платьях, косятся на тебя неодобрительно и шепчутся за спиной. А если я чего-то и не выносила, так это сплетен о моей персоне.
Кирилл Ивана невзлюбил с первого взгляда, что, конечно, было объяснимо, если учесть, какое внимание сосед уделял Юльке. Неприязнь читалась в чуть прищуренных глазах Кирилла, в слишком резком рукопожатии, даже в том, как он поторопился встать за Юлькиной спиной, чтобы помочь ей подъехать к столу. Вроде как стул ей отодвинул. И эту неприязнь, похоже, заметил и Иван. Я видела чуть снисходительную улыбку на его лице, когда он тоже направился к Юльке, но, увидев опередившего его Кирилла, остановился и подошел к моему стулу, за спинку которого я уже взялась самостоятельно.
– Позвольте мне, – галантно предложил он, все с той же ухмылочкой глядя в сторону молодежи.
Я позволила. Пусть уж нехотя ухаживает за мной, чем за ней. И когда Иван уже убирал руки с моего стула, нечаянно коснувшись моего плеча через тонкую ткань платья, я снова провалилась в видение. Успела увидеть эту же столовую, но в ее лучшие времена, когда скатерти хрустели от крахмала, свечи отбрасывали на стены причудливые тени, на столе стояли букеты живых цветов, а женщины меняли наряды к ужину, и тут же вернулась. Даже испугаться не успела. Хорошо, что это видение было таким коротким, не знаю, как бы я объясняла, если бы выпала из реальности на дольше. Выдохнула тихонько и заметила недоуменный взгляд Ивана. Неужели он что-то понял? Однако ничего не спросил, молча занял свое место.