Лесун. Вера говорила, что хозяин леса может принимать вид деревьев, обычно очень старых, толстых, поросших мхом, и переходить с места на место.
Ну вот, Эмилия, ты уже всерьез начинаешь об этом рассуждать.
Я не успела удивиться изменениям в собственном мировоззрении, как увидела еще кое-что: шевельнулся розовый куст у самой террасы, словно кто-то невидимый задел его. Впрочем, не невидимый: секунду спустя на дорожке показался большой волк. С высоты второго этажа он показался мне меньше, чем тогда, на болоте. А может быть, дело было не в расстоянии, а в том, что сейчас я была в безопасности, не боялась нападения, а потому и он пугал меня не так сильно. Не зря же говорят, что у страха глаза велики.
Однако его присутствие в нашем дворе мне не понравилось. Вера относила ему объедки за пределы парка, вот пусть и ходит там! Нечего приближаться к дому.
Волк, словно почувствовав мой взгляд, остановился и обернулся. С такого расстояния не могла рассмотреть точно, но мне показалось, что он посмотрел прямо на меня.
Я торопливо задернула шторы и отошла от окна. Завтра же поговорю с Верой о том, что с волком надо что-то решать. Я не против того, что она его кормит, но пусть делает это не рядом с нашим домом. Еще начнет считать эту территорию своей. Не знаю, работает ли такое правило у волков или только у собак, но выяснять я не собиралась. Я-то, может, и убегу, а что будет делать Юлька, если встретит его на тропинке?
Глава 11
Ночью я спала беспокойно. Мне снилось, что брожу одна по лесу, снова утопаю в болоте. Что за мной гонится волк, а когда нагоняет и прыгает на меня, я проваливаюсь в мрачный склеп, но, когда пытаюсь выбраться, понимаю, что заперта в металлическом гробу, обвязанном цепями. Эти сны не были видениями, я уже научилась различать их. Просто на меня свалилось так много информации, в которой я никак не могла разобраться, что мозг, как устаревший компьютер, то и дело зависал, путался в файлах и глючил.
Я проснулась на рассвете, мокрая от пота, запутавшаяся не только в одеяле, но и в простыне. Это ж как надо было крутится, чтобы вытащить ее края из-под тяжелого матраса! Голова болела и кружилась. Похоже, мне придется порыться в Юлькиных запасах обезболивающего. Я знала свою головную боль: если с утра проснулась с нею, то спасет только таблетка.
В доме было тихо. Юлька мирно спала, а Вера и Кирилл еще не пришли. Обычно они приходили часам к восьми, управившись с хозяйством дома, часы же показывали лишь начало седьмого. Сварив себе кофе, я вышла на террасу. Роса на траве еще не высохла, и мне вдруг захотелось пройтись по ней босыми ногами. Так сильно, до щекотки в ступнях, что я не могла сопротивляться. Скинула легкие туфли, в которых ходила дома, и спустилась вниз. Камни на дорожке были еще прохладными после ночи, приятно охлаждали разгоряченную кожу. Трава оказалась такой мягкой, словно я ступила в облако.
Это не было видением в полном смысле слова. Я чувствовала, что по-прежнему здесь, в своей реальности, но в то же время ощущала, что теперь я не совсем я. Я была будто бы Эмилией и Леоной одновременно. Холодная роса падала на мои ноги, но я знала, что и Леона точно так же летними утрами порой выходила в сад, пока весь дом еще спал. Я шла по траве, но знала, что за такие вещи ее не поощряли, считая недостойной благородной девушки привычкой. Поэтому она старалась делать это тогда, когда никто не видит.
Я дошла до розового куста, возле которого ночью видела волка, и остановилась. На земле, взрыхленной Кириллом, остались следы волчьих лап. Не то чтобы я забыла о том, что видела, но с утра все подернулось дымкой, не вызывало таких ярких эмоций, и вот сейчас, увидев следы, я поняла, насколько это было реально и… опасно. Стало неуютно. Секунду назад прохладная трава была приятна, сейчас же оплетала ноги будто болотная тина, колола острыми шипами.
Я поспешила вернуться на террасу, сунула ноги в туфли. Поставила чашку с недопитым кофе на столик, снова спустилась. Утро уже не казалось таким томным и блаженным, подул прохладный ветерок, и я обхватила себя руками, согревая. Обошла дом вокруг, тщательно разглядывая следы там, где земля была взрыхлена для клумб. Волк несколькими часами ранее тоже не ограничился садом, бродил вдоль главного здания Большого дома под окнами наших с Юлькой комнат. И если моя была наверху, до нее он не мог дотянуться, то перед Юлькиными окнами топтался долго. Вся земля была в его следах, комки грязи я разглядела даже на стене, словно он становился на задние лапы, опирался на нее передними и… что? Заглядывал к Юльке в окно? Я уже почти привыкла к тому, что по ночам по двору у нас кто-то ходил, но то были следы человеческих ног, и они пугали не так сильно. Конечно, должно бы наоборот, ведь волк не зайдет в дом, если запирать двери, а человеческое существо способно на хитрость и смекалку, но к людям я уже привыкла, поэтому волк пугал сильнее. Теперь я буду намного тщательнее следить за тем, чтобы все окна и двери на ночь были заперты. Привет, паранойя, давно не виделись.
Подхватив чашку с остатками давно остывшего кофе, я повернулась, чтобы войти в дом, и вдруг услышала за спиной шорох. Кто-то шел по каменной дорожке, тяжело переставляя ноги. Мелкие камешки не вылетали из-под обуви, а разъезжались в стороны. Я знала этот звук, потому что одной из моих дурацких привычек во время неспешных прогулок было как раз шаркать ногами.
Звук был пока далеко, поэтому я не стала тратить время и оборачиваться медленно. Повернулась быстро, в уме уже продумывая варианты, что стану делать, если сейчас на меня кто-то бросится. До двери в дом было еще далеко, убежать не успею, придется бросаться в сторону. Возможно, смогу дотянуться до стула и ударить нападающего.
На меня никто не бросился. Сфокусированная на ближайшем расстоянии, я не сразу увидела фигуру на границе заросшей части парка. И только убедившись, что прямо сейчас мне ничего не грозит, разглядела. Это определенно был человек. Грязный, мокрый, оборванный, он походил на бродягу или же того, кто, как и я когда-то, чудом выбрался из болота.
– Помогите… – донеслось до меня.
Бросив на стол чашку и краем сознания отметив, что она не удержалась и упала на террасу, разлетевшись на мелкие осколки, я сбежала с террасы и бросилась к несчастному. Думала, что он просто выбился из сил, сражаясь с болотной топью, но очень скоро поняла, что жестоко ошиблась. Чем ближе я подбегала, тем яснее видела, что человек перепачкан не только тиной, но и кровью. И крови больше, намного больше. Лицо его было черным не от грязи, а от запекшейся крови, и одежда вся пропитана ею, и волосы слиплись от нее.
Словно убедившись, что привлек внимание и дальше ему помогут, человек потерял сознание и упал к моим ногам как раз в тот момент, когда я подбежала к нему. Я торопливо опустилась на колени, перевернула его на спину. Лицо было мне незнакомо, должно быть, он не из Востровки. Возможно, из Степаново или какого-то из соседних сел. Судя по высоким сапогам и немаркой одежде, охотник.
Я наклонилась к нему, убедилась, что он дышит. Поверхностно и часто, но дышит. Пульс тоже показался мне слишком частым, слишком слабым. Даже моих минимальных знаний хватало на то, чтобы понять, что помощь требуется очень срочно. Я вытащила из кармана мобильник, но увы, связи не было. В этом месте никогда не было связи, мне нужно вернуться в дом и подняться на второй этаж, там телефон ловил лучше всего, но было так страшно оставлять пострадавшего. Казалось, как только я уйду, он умрет. Но правда состояла в том, что он умрет, если я срочно не вызову скорую!
Я подскочила на ноги и тут же увидела движение в гостиной. Вера и Кирилл зашли через главный вход, поэтому я их не увидела.
– Вера! – закричала я. – Вера!
Помощница появилась на террасе быстро, должно быть, я кричала слишком громко и испуганно. Я замахала ей руками, и она поняла, что мне нужна помощь. А может, разглядела человека у моих ног.
Следом за ней на улице показался и Кирилл. Вдвоем они бросились ко мне.
– Он пришел из леса, – только и сказала я прежде, чем Вера присела возле мужчины.
В отличие от меня, действовала она быстро и даже, я бы сказала, профессионально. Расстегнула рубашку мужчины, и мы все увидели синее тело, будто кто-то бил несчастного чем-то тяжелым. Только сейчас я обратила внимание на неестественно лежащие руки, словно у сломанной куклы. Когда Кирилл стащил с него сапоги, увидели мы и торчащий обломок кости из правой голени. Как только он мог передвигаться на своих ногах, если они сломаны? Я слышала, что люди в травматическом шоке способны на такое, но видела впервые.
Меня замутило.
– Кто его так? – только и смогла выдавить я.
Вера глянула на меня, но не ответила, повернулась к сыну.
– Беги за помощью.
Я оторвала взгляд от обломка кости и торопливо протянула Кириллу телефон.
– В моей спальне у окна тянет.
Парень взял трубку и, не задавая лишних вопросов, побежал к дому. Вера же, убедившись, что сын больше не смотрит на нас, вытащила из кармана маленький мешочек, пальцами достала из него щепотку каких-то трав и, оттянув другой рукой нижнюю губу мужчины, насыпала эти травы ему в рот.
– Что это? – спросила я.
– Обезболивающее. Сильное. Как наркотик. Ему сейчас очень больно, а от боли люди умирают.
Я кивнула. Захотелось спросить, почему она вытащила мешочек только после того, как Кирилл ушел, но не стала. Сама ведь недавно думала, что мы зря не контролируем Юльку с ее таблетками, ведь когда у тебя постоянно что-то болит, так трудно не переборщить с обезболивающим, а пару раз переборщив, можно не заметить, как привык. Может быть, Вера руководствуется тем же. Кирилл работает физически, наверняка бывали и травмы, и простая усталость. А зная, что у матери есть сильные лекарства, мог и пожелать ими воспользоваться.
– Кто мог с ним такое сделать? – я снова повернулась к пострадавшему. – У него же сломана куча костей.