– Не стошнит, Эмилия Аркадьевна?
Я замотала головой, давая понять, что в порядке. В порядке, конечно, не была, но точно знала, что не стошнит. Место преступления я не испорчу. Пожалуй, стоит как-то тренировать себя, а то произвожу впечатление слишком нежной барышни. Впрочем, привыкать к таким видам не особенно хотелось. Кто бы ни убил Настасью Андреевну, это был точно не Ламец.
– Кто ее так? – проглотив комок в горле, спросила я.
– Скорее всего, дикое животное, – ответил участковый.
– Воўк гэта, – уверенно заявил дед Кастусь.
– Вы не охотник, Константин Иванович, – строго напомнил староста. – Не можете знать наверняка.
– Каб ня ведаў, то не казаў бы, – покачал головой дед Кастусь. – Я, можа, і не паляўнічы, а бацька мой быў. І мяне ў лес браў, і расказаваў усякае. Воўк гэта. Той самы, што й раней тут лютаваў.
Холодок, продолжавший бегать вдоль позвоночника, превратился в настоящий арктический мороз. Я перевела вопросительный взгляд с деда Кастуся на Прохорова, но староста лишь закатил глаза.
– Не верьте всему, что слышите, Эмилия Аркадьевна, – посоветовал он. – В деревне любят рассказывать сказки.
– Якое дрэва, такі і клін, які бацька, такі сын! – Дед Кастусь с чувством сплюнул себе под ноги. – Твой дзед таксама ні ў Бога, ні ў чорта, і як скончыў?
– И вовсе не сказки это, – поддержал деда Кастуся один из мужиков, стоявших в оцеплении. – Мне батька мой тоже рассказывал. Он тогда сам еще ребенком был, но помнил, как тщательно бабы закрывали дома на ночь, а волки все равно умудрялись то скотину таскать, то заблукавшего путника. Мужики облавы устраивали на них, да все пусто, не могли поймать. Твой дед, Гришка, тогда сам чуть не помер, знаешь ведь.
– Даже если и не сказки, то совершенно точно это не те волки, – уже не так уверенно, но все еще упрямо заявил староста. – Волки не живут сто лет.
Интересно, а Волколаки живут?
Господи, Эмилия, о чем ты думаешь!
Тем не менее, история произвела на меня впечатление. Но расспрашивать подробнее местных я пока не стала. Займусь этим позже, когда Прохорова не будет рядом. Уже понятно, что он не даст никому уйти в дебри воспоминаний, так что лучше мне поговорить с деревенскими без него. Может быть, они расскажут что-то новенькое, что не знал Антон Павлович.
Несмотря на то, что я владела усадьбой всего-ничего, местные уже считали меня преемницей Агаты и ждали определенных действий. Наверное, потому и к телу Настасьи Андреевны пустили. Мне пришлось дожидаться милиции и коронеров из города, присутствовать при всех оперативных действиях, заверять, что деньги на похороны одинокой женщины будут. Но я не была против. Ведь таким образом я собирала информацию из первых уст, узнавая все сразу. Так и выяснила, что Настастья Андреевна умерла, очевидно, около двух-трех часов ночи. Ее дом был последним, дальше только кладбище, кукурзное поле и лес с нашей усадьбой. Предпоследняя хата пустовала, поэтому даже если она и кричала и звала на помощь, то никто не услышал. Волк, очевидно, не поджидал ее специально, просто оказался рядом и напал. Охотник, вызванный из Степаново, сделал такие выводы по следам. А нашла несчастную женщину соседка баба Марта, когда принесла ей молока. Настасья Андреевна не держала корову, поэтому покупала молоко по соседям. Утром она не пришла, но никто из соседей не заволновался. Каждый думал, что она ходила к другому. Когда же пожилая женщина не пришла и к автолавке, приезжающей в Востровку трижды в неделю, соседки заволновались, баба Марта пошла проверить. Ее вопль услышали другие женщины, прибежали на помощь.
Во дворе Настасьи Андреевны провозились до самого вечера. Солце уже коснулось нижним краем верхушек деревьев, когда тело погибшей наконец увезли, а милиция закончила опрашивать местных и тоже уехала в город. Деревенские не расходились. Продолжали стоять на дороге напротив осиротевшего дома, обсуждая произошедшее. Я тоже не торопилась в усадьбу, хоть и подозревала, что Юлька там с ума сходит от волнения. Сейчас мне хотелось послушать, о чем говорят соседи. Вспомнили они снова и волков, лютовавших тут больше ста лет назад, но никаких новых сведений я не узнала. Все жители деревни были слишком молоды, чтобы помнить те события, опирались лишь на рассказы родителей, которые тогда еще тоже были детьми. А человеческая память, как и говорил Антон Павлович, несовершенна. Волколаков никто из них не вспоминал, все сходились лишь на том, что это был обычный волк. Может быть, старый или больной, отбившийся от стаи и зашедший в деревню подкрепиться.
Затем кто-то вдруг вспомнил, что кого-то в лесу подкармливала Вера. Никто не знал, кого именно, но предположения о волке прозвучали. В толпе появились воинственные настроения. Собрались несколько крепких мужиков и женщин, решили идти в Вере на разговор. Я, конечно же, отправилась следом. Во-первых, с моего согласия Вера кормила волка, а во-вторых, я не хотела допустить кровопролития, а оно, судя по всему, могло случиться. И как ни странно, виноваты в этом были бы женщины. Именно от них исходило больше всего агрессии, они могли подначить мужчин к чему-нибудь плохому. Я надеялась, что, раз уж все тут считают меня преемницей Агаты, мое слово будет иметь вес. А даже если нет, разберусь.
Вера была во дворе одна. Наверное, вернулась домой к вечернему уходу за скотиной, а Кирилл остался в усадьбе с Юлькой. Я просила его не оставлять ее одну, когда я отлучаюсь, а он и не против был побыть с ней наедине, без меня. Что ж, так даже лучше. Кирилл казался мне парнем скромным, но я была уверена, что за мать он заступится при необходимости. И кто знает, каких дел может натворить молодая горячая кровь. Нет уж, лучше я сама.
– Это ты, Верка, виновата! – издалека закричала самая голосистая женщина. – Ты волка привадила!
– Тихо, Галя! – шикнул на нее один из мужчин. – Дай разобраться.
Но Галю было не так-то просто заткнуть.
– Машка видела, как она объедки в лес носит. Кому, спрашивается? Уж не Лесуну, он такое не ест, сами знаете!
– Мне Ленка Седова говорила, что сама видела, как волк те объедки ел, – поддержала ее товарка.
Вера не стала ничего отрицать.
– Да, я его кормлю, – спокойно сказала она, но я видела страх в ее глазах. Должно быть, она лучше знала своих соседей, может, даже видела однажды, к чему приводят такие разборки. Я поймала ее взгляд и тихонько кивнула, давая понять, что одну ее не оставлю. Жаль, не додумалась перегнать сюда машину, чтобы при необходимости мы могли быстро укрыться в ней. – Но я уверена, что Настасью не он загрыз. Он бы не стал.
– Конечно, не стал он! А кто тогда? – не сдавалась воинственная Галя.
– По словам участкового и Пашки-охотника из Степаново, волк это, – намного спокойнее заметил один из мужчин.
– Но не мой! – настаивала Вера. – Мой потому и ест объедки, как пес дворовый, потому что не может по какой-то причине охотится. Он даже зверя убить не может, куда ему человека загрызть?
Я вспомнила оторванную заячью голову на болоте. Судя по всему, вполне себе может волк охотиться на зверей. Просто по какой-то причине предпочитает столоваться у Веры, но когда надо, за себя постоит и с голоду не умрет.
– В наших лесах лет сто как волков не бывало, сама знаешь! – крикнула вторая женщина. – Не ходят они на болото, не дурные. Один от стаи отбился, вот и пришел сюда, второй бы не сунулся. Значит, твой!
Ага, сами же вспоминали, что сто лет назад их тут несколько было, а теперь один.
Галя снова громогласно поддержала подругу, да и мужики заволновались. Я поняла, что пора вмешиваться.
– Так, соседи, давайте-ка все успокоимся! – сказала громко, выходя вперед и становясь между сельчанами и Верой. – Следствие еще не закончено, дайте милиции разобраться. Я со своей стороны обещаю, что не оставлю это дело просто так. Анастасию Андреевну похороним, как полагается, я все оплачу. Охотников подрядим, если волк будет заходить в деревню, проблему решим.
– Решит она, – чуть тише фыркнула Галя. – Когда еще кого-то сожрут? Смотри, как бы не сестра это твоя была.
Я почувствовала, как краска стремительно заливает лицо. Когда кто-то даже мысленно, даже в предположениях своих обижал Юльку, во мне поднималась такая сильная волна гнева, что с трудом удавалось сдерживаться.
– Я повторяю, – как можно холоднее произнесла я. – Проблему мы решим. Расходитесь по домам, скоро стемнеет. Будет правильно, если пока все мы будем соблюдать осторожность.
– Эмилия Аркадьевна права, – сказал низкий бородатый мужичок по имени Павел. – Расходитесь, бабы, пока беды не случилось.
– Уже случилась, – проворчала все та же неугомонная Галя. – А Эмилия пусть лучше науку свою познает, раз Агата научить не успела. А то то Ламец на Гену Молчалина нападет, то волк Настасью загрызет. Полгода всего прошло, аони уже разошлись. Что дальше будет?
Галя бросила на меня презрительный взгляд, развернулась и отправилась вглубь деревни, где находился ее дом. За ней потянулись и остальные сельчане. Я не стала никого останавливать, ни о чем расспрашивать. Просто не готова была сейчас, да и со мной оставалась Вера, наверняка все узнать я смогу у нее.
– О чем говорила Галина? – спросила я, когда соседи скрылись за поворотом, а мы с Верой так и остались стоять во дворе ее дома.
Вера вздохнула. Я подумала на мгновение, что не захочет ничего рассказывать, но она вдруг начала:
– Я ведь рассказывала вам, что Агата была Хранительницей, а после ее смерти равновесие оказалось нарушено. Нечисть чувствует теперь нашу слабость.
Я повернулась к Вере, всмотрелась в ее лицо. В сгущающихся сумерках моя помощница казалась старше, чем была на самом деле, морщинки разбежались к вискам от прищуренных глаз, губы сжались в тонкую, решительную полоску. Да, она казалась старше, но при этом будто сильнее, увереннее.
– Я помню. Но почему Галина сказала, что мне нужно познавать науку, раз Агата не научила. При чем тут я?
Вера несколько долгих секунд разглядывала мое лицо в сгущающихся сумерках, а затем кивком указала на дверь.