– Пойдем в дом, – сказала она. – Там поговорим.
В доме у Веры я была впервые, но совсем не удивилась тому, насколько все было чисто и аккуратно. Маленькие темные сени вели в просторную кухню, в которую открывались двери еще двух комнат. Большую часть кухни занимала покрашенная идеально-белой краской печь, вдоль которой под самым потолком на веревке висели пучки засушенных трав и цветов. Возле печи стояла длинная лавка, у окна примостился стол, накрытый вышитой скатертью. В буфете рядом аккуратными стопками стояла посуда, в углу напротив печи примостился даже маленький кухонный уголок. Газовой плиты я нигде не увидела, хотя точно знала, что у большинства жителей деревни она есть: Востровка не была газифицирована, но каждый, кто хотел, покупал себе газ в баллонах. Очевидно, Вера предпочитала готовить в печи.
На выкрашенном темно-коричневой краской деревянном полу не было ни песчинки, поэтому я не допускала и мысли пройти к столу, куда меня позвала Вера, в обуви. Пол оказался очень теплым, будто с подогревом, хотя солнце давно спряталось за лес и уже не могло нагреть его. Ступать на половицы босыми ногами оказалось внезапно очень приятно.
Вера заварила мне большую кружку чая, кидая туда сушеные листья из нескольких банок. Вспомнились слова фельдшера Петровича, предупреждавшего меня о том, что Вера может намеренно подмешивать в еду и напитки что-то галлюциногенное, но я отмахнулась от этих мыслей. Сейчас они мне казались намного бредовее Волколаков и Багников.
– Я и сама знаю не так много, как хотелось бы, – призналась Вера, садясь напротив меня. – Может, больше других в деревне, но не все. Агата была женщиной скрытной. Полагаю, это черта всех Вышинских. Порой встречала ее на болоте еще до того, как стала работать у нее. Мне кажется, она и позвала меня к себе потому, что знала: я тоже странная, как говорят о нас в соседних деревнях. Моя бабка была известной повитухой, ее звали на самые тяжелые роды во все окрестные деревни. Травы тоже знала, молитвами испуг заговаривала. Мамка моя дара не получила, не зря говорят, что он через поколение передается. А меня бабушка обучила. Вот мы как-то с Агатой на болоте столкнулись, она и спросила, достался ли мне бабкин дар? Мне к тому времени уже за двадцать было, Кирилл у меня маленький. Муж мой погиб, когда я еще беременной была, мамка слегла к тому времени, я одна на себе все тянула. Агата и позвала меня к себе. Обещала платить хорошо, не обманула. Мне хватало денег на то, чтобы и за дрова платить, и за сено. За деньги, Эмилия, наши люди всегда помогут. У Агаты одна просьба была: молчать обо всем, что увижу. И я молчала, работала честно.
– Что же вы такое видели? – тихо спросила я.
– Разное. С нечистью нашей она общалась, будто с людьми. Порой им помогала, порой они ей. Вот вы думали, как она усадьбу свою сохранила, когда все отбирали? Они помогли. Подробностей она не рассказывала, упомянула только однажды, что помогли ей быстро спрятать все богатство, деньги, украшения, картины, когда за ними пришли. Во время войны немцев отсюда отваживали. Лесун ведь легко запутать человека может, Багник в болото затянуть. Слышала я еще от своей бабки, что много фашистов тут полегло. Хотели усадьбу в своей штаб превратить, потом просто разграбить, да ни один сюда не дошел. Ни до усадьбы, ни до Востровки. Поверишь: в Степаново хаты жгли, людей убивали, соседнюю Березовку до тла выжгли, а в нашу Востровку ни один так и не зашел. Агату за то и уважали, что всех нас она защищала и от нечисти, и от злых людей, выходит.
– Почему ты мне раньше не рассказала?
– А ты бы поверила? – Вера усмехнулась, глядя на меня поверх своей кружки.
Не поверила бы. Сразу, в первый же день, точно не поверила бы. Пока сама не увидела бы Воструху, пока Багник не помог бы мне вылезти из болота, пока Ламец не покалечил бы несчастного в моем парке. Много чего пока. Не поверила бы. Да даже после того, как нашла в парке покалеченного охотника, все равно до конца не верила. А теперь вот вдруг верю. И даже, кажется, догадываюсь, что имела в виду Галя.
– Ты… хочешь сказать, что я – новая Хранительница?
И только сейчас поняла, что мы незаметно перешли на ты.
– Да. По крайней мере, так мне говорила Агата. Хранительницами в вашем роду становятся первые рожденные девочки. До тридцати лет они живут обычной жизнью, а после начинают слышать и видеть нечисть, могут занять место Хранительницы. Агату ее бабка обучала, а тебя вот она не дождалась, не смогла. Придется тебе самой постигать науку. И нечисть, похоже, чувствует твою слабость, видишь, как распоясалась быстро. Раньше они себе такого не позволяли. Агата говорила, ее бабка умерла задолго до ее тридцатилетия, и лишь в конце совсем худо стало, а до того несколько лет нечисть боялась, ничего, что новая Хранительница была еще слаба, что не могла их видеть.
Я вспомнила договор, который дал мне подписать пан Брынза. Он ведь сказал, что это дополнительный договор о том, что я должна нести ответственность за всю округу, что-то в этом роде. И вдруг мне стали понятны и красные чернила, и мельком увиденный хвост адвоката. Вера как-то упоминала, что нечисть можно увидеть мельком, если не смотреть прямо. И ведь именно после того, как я подписала договор, все и началось.
– Вера… – осторожно начала я, еще додумывая свою мысль. – Адвокат Агаты… Он ведь?.. – Я посмотрела на нее, и она кивнула. – Кто он? Дьявол?
Вера рассмеялась.
– Нет же. Это был Пан. Что-то вроде черта, некоторая его разновидность. Он может принимать человеческое обличье, но всегда носит плащ и шляпу, скрывающие рога и хвост. Я бы сама ни за что не догадалась, Агата как-то сказала.
Пан… Что ж, теперь даже понятно, почему пан Брынза. Парень-то даже не скрывался, это я не знала, куда смотреть.
– Через него Хранительницы заключают договор с нечистью, – пояснила Вера.
– Значит, я его уже заключила?
– Боюсь, у тебя не было выбора.
– И что теперь? Как мне… восстановить равновесие?
– Нужно учиться. Ты же видела кабинет Агаты в подвале. Там много книг, много ее записей. Я никогда в них не копалась, даже после ее смерти, даже из любопытства. Но знаю, что там ты найдешь все, что тебе понадобится. Лучше бы, конечно, прежняя Хранительница тебя подготовила, но что уж теперь?
Я вспомнила тяжелые книги, написанные непонятными мне буквами.
– А ты умеешь читать беларусскую латинку? – со страхом уточнила у Веры.
Она мягко улыбнулась, давая понять, что не оставит меня одну наедине с новой ролью.
– Я помогу, – заверила она. – Буду читать и переводить при необходимости. Может, что-то подскажу. Ты научишься, Эмилия, не переживай.
Я не переживала. Должно быть, пока просто не осознала всего, что на меня свалилось. Позже, когда будет время подумать, я непременно испугаюсь. И даже рассмеюсь, решив, что не верю в подобный бред. А потом поверю и расстроюсь, что моя жизнь не будет прежней. Затем обрадуюсь, что в ней появился новый смысл. Книги ведь можно писать и здесь, в темной полесской глуши, не так ли?
Все это наверняка будет потом. Пока же мне не терпелось добраться до кабинета Агаты и взглянуть на него глазами новой Хранительницы.
Глава 14
Как я и полагала, уже через пару часов все, сказанное Верой, стало казаться мне дурной шуткой. Ну какая, к черту, из меня Хранительница? Я родилась и выросла в Москве, немного приду в себя и снова туда вернусь. Мне нужны большие магазины, шумные торговые центры, пробки и загазованный воздух. Круглосуточная доставка еды и вызов врача на дом в любое время суток. Я не могу и не хочу жить на болоте. Я не Шрек, извините!
Тоненький голосок внутри шептал, что мне нравится на болоте, что за две недели, проведенные здесь, я набралась больше сил, чем за месяц на Бали, куда мы однажды ездили с Вадимом после провала одной из книг и моей депрессии из-за этого. Голосок утверждал: все, что сказала Вера, правда. Я ведь сама находила этому подтверждения. Но я не слушала его. По крайней мере, сейчас. Мне нужно время.
Прокрутившись в кровати до часу ночи, я отбросила в сторону одеяло и опустила ноги на пол. Стоит признать, что этой ночью мне не уснуть. В моменты сильного волнения я всегда мучилась бессонницей, порой меня не брали даже снотворные препараты. После того, как мой брак рухнул, я не спала целую неделю, а когда наконец организм сдался, проспала двое суток. Но еще месяц после этого спала урывками, и почти никогда – ночью. А сейчас тоже было из-за чего волноваться, ведь мне предстояло решить, хочу ли я так круто изменить жизнь или нет.
Все тот же голосок внутри твердил, что у меня нет выбора, что я ничего не решаю, но я по-прежнему его не слушала. Набросила на пижаму длинный, до самого пола, кардиган и спустилась вниз. В гостиной было прохладно, вечером я не стала топить камин, а отсутствующее солнце не прогрело большое помещение за день. Зябко ежась, подошла к стеклянной двери, спряталась за шторой, отгородив себя ею от внешнего мира, как в первый вечер. Только если тогда мне казалось, что я будто застряла между миров, то теперь вдруг почувствовала: мой мир там, за тонким стеклом. Мир незнакомый, даже страшный, но такой притягательный. Мир, который знает, кто я, который готов принять меня и, если я буду достаточно сильной, покориться мне, принять мои правила.
Медленно, все еще давая себе время передумать, я протянула руку к ручке двери и открыла ее. В лицо мне дунул легкий ветерок, принес аромат свежего ночного леса, нежных цветов и застойной болотной воды. Я вдохнула полной грудью, сделала шаг вперед. Незнакомый мир принял меня в свои объятия, коснулся тонкими пальцами щеки, пошевелил волосы. Уютной теплотой укрыл босые ноги, скинул кардиган, обещая, что я не замерзну. Как под гипнозом я спускалась с террасы в сад, будто входила в теплую воду. Темнота вокруг меня зашевелилась, принимая различные образы, в которых я узнавала тех, кто ждал меня по эту сторону.
Высокий мощный Лесун, поросший мхом, как старое дерево, смотрел из-под кустистых бровей внимательно, осторожно протягивал ко мне руки-ветки, будто желая потрогать. Толстый неповоротливый Багник моргал жабьими глазами навыкате и ухмылялся, словно давая понять, что знает меня лучше остальных, что уже касался, подглядывал за мной в ванной. Любопытные Гаёвки-сестрицы осторожно подошли ближе, окружили, сплели руки в хороводе. Запели тонко-тонко, и хоть я не понимала слов, но чувствовала, что это приветственная песня. Когда они закончили и расступились, я увидела перед собой настоящую сказку.